Железные паруса - Александр Бушков

Сословия Мер и Весов златокузнец Тиме Аркарад, дано в Равене числа сорок первого месяца Квинтилия года три тысячи пятьсот восьмидесятого Харумской Эры».

Ниже красовалась затейливая подпись со множеством завитушек и вензелей, служивших, надо полагать, исключительно для профессионального выпендрежа. А еще ниже протянулась одна-единственная строчка:

«Пробирное клеймо приложено 40 Квинтилия 80 X Э канцелярии советником…»

Подпись канцелярии советника совершенно неразборчива, далеко не такая манерная – должно быть, ему по роду службы приходилось оставлять ежедневно десятки автографов, и он заботился об экономии трудов, а не о излишней красивости.

– Примерно за четыре месяца до его убийства, – сказал Леверлин, видя, что Сварог дочитал и опустил руку с бумагой. – Ты вторую посмотри…

– Подождите, – сказал Сварог. – А ожерелье где?

Мара фыркнула:

– Право, на тебя не угодишь… Леший его ведает, где оно там запропастилось… По крайней мере, в витрине его не было, там лежал только перстень. Ты и в самом деле посмотри вторую бумагу, она еще любопытнее…

Сварог схватил второй свиток, развернул с треском.

«Сим удостоверяю, что означенное кольцо, золотое с костяным украшением в виде черепа, а также принадлежащий к нему документ, свидетельствующий о месте его изготовления, законным образом приобретен в моей лавке, с дозволения инстанции, существующей на улице Искусников, двадцать пять, гиперборейским подданным ревереном Гонзаком, путешествующим ради собственного удовольствия. Поскольку третьими лицами имущественных прав на данное кольцо по выставлении его для продажи в моей лавке не предъявлялось, после уплаты суммы в пятьсот денариев означенные раритеты переходят в полную и безраздельную собственность означенного реверена Гонзака.

Числа четвертого Атума месяца три тысячи шестьсот семьдесят девятого года Харумской Эры.

Серебряной гильдии купец Фурберо, Латерана».

– Вот такие дела, – сказал Леверлин. – Гонзак это колечко приобрел буквально за месяц до исчезновения. Знаешь, что самое примечательное? То, что записей только две. Всего две. Законными владельцами перстня были Асверус и Гонзак – все остальные, в том числе, не исключено, означенный Фурберо, вступили во владение не самым честным путем. Уж горротский-то скопидом, безусловно, приобрел перстень предосудительным образом – на его имя записи нет… Ты хоть понимаешь, что это такое? Дело даже не в том, что отыскалось наконец-то легендарное кольцо Асверуса… Впервые всплыл неизвестный науке раритет, принадлежавший Гонзаку…

– Значит, Гонзак интересовался Асверусом?

– Гонзак многим интересовался…

– Любопытно, где же все-таки ожерелье? – повторил Сварог.

– Хочешь гипотезу? – сказал Леверлин. – В жизни Асверуса была некогда одна крайне загадочная женщина, по времени получается – его последняя женщина, последняя любовь. Стихотворений двадцать ей посвящено. Кто она и откуда, неизвестно до сих пор. Сам Асверус ее именовал то Синеглазое Чудо, то Синеглазое Горе. Учитывая время, когда украшения были изготовлены, учитывая, что ожерелье, несомненно, женское, гипотеза сама собой напрашивается.

– Однако… – сказал Сварог. – Дарить любимой ожерелье с черепами… Они же самые настоящие, пусть и крохотные…

– Да ничего удивительного. Вполне во вкусе тогдашнего времени и тогдашнего периода в искусстве, именовавшегося «кладбищенским балерио». Украшения с черепами и скелетами, мебель в виде усыпальниц, и так далее… На эту тему написаны целые тома, попроси историков искусства, чтобы…

– А начхать мне на историков искусства, если откровенно, – сказал Сварог задумчиво, не отрывая взгляда от кольца. – Балерио-барокко-рококо… Меня вот это в первую очередь интересует, – он осторожно потрогал ногтем мизинца крохотную пустую глазницу. – Откуда их Асверус взял, сразу пять? Это ведь не гробокопательство какое-нибудь, а? Там, где эти хоронят своих мертвецов, вряд ли ступала человеческая нога…

– Ну, тут уж с нас взятки гладки, и спроса никакого, – сказала Мара. – Что увидели, то и привезли. Между прочим, исключительно моя заслуга – пока мэтр, млея от восторга, копался в книгах, я решила осмотреть витрины, и, в самом дальнем углу… Мэтр так и прошел бы мимо, ручаться можно. Молодец я, как по-твоему?

– Спасу нет, – сказал Сварог.

Мара подошла к нему, ухватила за руку и, многозначительно улыбаясь, сказала:

– Тогда пойдем, если у тебя неотложных государственных дел нет.

Сварог оглянулся – мэтр, не видя и не слыша ничего вокруг, созерцал книжное великолепие, не представляя, с чего начать на этой оргии духа, Леверлин уже с головой погрузился в какой-то фолиант, – схватил ее за талию и увлек в коридор. Пройдя немного, ногой распахнул дверь очередной гостиной – эта была выдержана в светло-зеленых тонах – втолкнул внутрь Мару, чувствуя горячие толчки крови в висках. Что-то до сих пор было зажато в ладони – перстень Асверуса, конечно. Сварог мимоходом надел его на средний палец, почти впору пришлось. Мара закинула ему руки на шею, прижалась всем телом, промурлыкала на ухо:

– Бьюсь об заклад, ты все это время только и делал, что валял придворных шлюх…

– Поклеп, – сказал он счастливо улыбаясь.

– А докажи.

Широкая мягчайшая кушетка обнаружилась совсем рядом, и Сварог, не теряя времени, уложил туда вновь обретенное рыжее сокровище – а ведь в глубине души увидеть не чаял – и ее платье в мгновение ока полетело на пол…

А сам он успел лишь расстегнуть три верхних пуговицы камзола. Мара, приподнявшись на локте, недовольно уставилась на что-то за его спиной, и Сварог, обернувшись, увидел просунувшуюся в приоткрытую дверь бульдожью физиономию Интагара. Сердито набросил на безмятежно лежавшую Мару легкое покрывало, подошел к двери, четко ставя подошвы, словно гвозди вбивал, и, уставясь на министра полиции, крайне неприязненно процедил:

– Послушайте, есть же пределы…

– Ваше величество, – сказал Интагар преспокойно. – Извольте выйти в коридор или позвольте мне зайти…

Что-то у него было в глазах такое – незнакомое, тревожное. Не колеблясь, Сварог за локоть вытянул его в селадоновую гостиную – вот именно, Селадоновая! – захлопнул дверь. Спросил уже спокойно:

– Что-то случилось?

– Как сказать… Мы только что взяли этого самого кабинет-камергера. Взяли и его хозяина, отдававшего ему приказы и платившего деньги – маркиз Уго из Министерства иностранных дел…

– Ну, ничего удивительного, – сказал Сварог. – Я прекрасно знаю, что более всего у меня недоброжелателей и врагов как раз в Министерстве иностранных дел – они в свете последних событий потеряли прежнее значение, скоро я их вообще разгоню за ненадобностью. Не могу же я при их посредстве с самим собой сноситься? Глупости… В общем, могли бы и подождать…