Голос крови - Елена Арсеньева

Это же кошмар – такое узнать, понять…

– Наташ, а почему ты больше не спрашиваешь, где я этот мобильник нашла? – говорит Ася осторожно, но Наталья не успевает и слова сказать: дверь открывается, и на пороге появляется высоченный мужик.

У него очень широкие плечи и маленькая голова, которая довольно-таки карикатурно смотрится в фуражке с кокардой. Но засмеяться над ним сможет только самоубийца. Ведь он в полицейской форме, он дик и грозен, он весь как какая-то там гроза, движенья его быстры, взор его ужасен… И этот свой ужасный взор он вперяет в Асю и говорит тяжелым, непреклонным голосом:

– Гражданка Снегирева? Сержант Молотов, отдел особых поручений при городском управлении внутренних дел. Вот удостоверение.

Светлана тогда совершенно потеряла голову! Бросилась со всех ног на работу к сыну. Олег очень берег свое чиновное реноме, в присутствии держался важно, однако, увидев в дверях почти плачущую мать, побледнел, выскочил из-за стола, схватил ее за руки:

– Мамочка, что случилось?!

Увидев его светлые, по-настоящему родные (уж в том, что это ее собственный сын, Светлана не могла сомневаться!) глаза, она ухитрилась справиться с собой и не обрушила на сына свои страшные подозрения, а осторожно спросила:

– Олег, скажи, ты у Алины был первым мужчиной?

Да, ничего себе, осторожный вопрос! Она ожидала, что сын взорвется, накричит на нее, но он только побледнел и спросил:

– Кто тебе сказал?

Светлана почувствовала, что сердце падает… Так он все знал?! Олег все знал?! Но он так любит Мишку…

Она смятенно покачала головой, не в силах ответить.

Кто сказал? Никто. Она просто сложила два и два…

– Папа Слава проболтался, да? – горестно шепнул Олег. – Он знал, но клялся тебе ничего не говорить.

– Не говорить?! – воскликнула она. – Почему?!

– Да ведь ты и так переживала тогда… ну, что Геннадий из-за Алинки голову потерял, – с жалостью сказал сын. – Она тоже, конечно, немножко закружилась. Глупая девчонка была, а он – взрослый мужчина, красивый, умный, да еще и театральный режиссер… В общем, один раз у них все и случилось. Может быть, и продолжалось бы, да он умер. Она мне призналась, когда мы… когда у нас все началось. Понимаешь? Но ты не думай, Мишка мой ребенок, он никак не может быть сыном Геннадия, ведь тот умер за несколько лет до этого!

«Мишка мой ребенок…»

Такая непоколебимая вера и такая преданная любовь! И такая глупость, такая слепота!.. Олег ничего в самом деле не видит или просто не хочет видеть? Или вообще не знает, что в жизни Алины был Федотов? И что Светлана ему сейчас скажет об этом?

А что она скажет?..

Что за год до их с Алиной свадьбы видела ее рядом с художником-дальтоником? Ну и что? Там другие люди были – тоже рядом. Они были в одной компании… И вдобавок у Алины отец был дальтоник…

Почему она сразу подумала самое плохое? Да потому что ненавидит Алину до сих пор и ей захотелось подумать о ней плохо.

Но только не подумала в это мгновение ни о сыне, ни о внуке.

Светлана опустила голову:

– Извини, я пойду, зря я прибежала…

– Ма, ты не любишь Алинку, я знаю, – тихо сказал Олег. – С ней бывает ужасно трудно, это все понятно, мы иногда ссоримся, ну как без этого, но я ее всю жизнь любил, с первого взгляда полюбил и до последнего взгляда буду любить, а Мишка – наш сын. Ма, ты же его любишь…

Светлана только и могла, что кивнула.

Конечно, она любила Мишку. Очень любила! И с удовольствием позволила себе самой убедить саму себя в том, что все в порядке, что Олег совершенно прав и беспокоиться совершенно не о чем.

Потом прошло еще какое-то время, и вот она получила письмо от Константина Климова.

Ася незряче таращится на удостоверение Молотова, но думает почему-то не о загадочном отделе особых поручений, о каком в жизни не слыхала, а о говорящих фамилиях в пьесах Островского. Свирепый Лютов, ужасная Кабаниха, веселый Кудряш, грубый Кнуров, бесцветный Карандышев… Грозный, как молот Тора, Молотов в этой компании очень бы ко двору пришелся.

– Я Снегирева, да, – дрожащими губами выговаривает Ася.

Наталья смотрит на нее с мстительным, злорадным выражением и только что не подпрыгивает от радости.

– Вы должны поехать со мной, – говорит Асе Молотов.

Местоимение «вы», такое ощущение, он долго зубрил, прежде чем научился употреблять его не только как обозначение множественного числа.

– Прямо сейчас.

– Но работа… – робко заикается Ася.

Молотов пренебрежительно оглядывает пустой холл:

– Работы невпроворот, это точно! – Он издевательски хихикает – тоже жутким басом, словно по наковальне пробухал. – И все же надо ехать. Я вам замену привез из вашей главной лаборатории. Все предусмотрено!

И входит какая-то перепуганная пигалица, вроде бы Ася ее мельком видела в основном офисе, она помощницей помощницы чьей-то помощницы работает, по слухам, ужасная тупица, но авось продержится на приеме пару часов…

А с чего Ася взяла, что это продлится только пару часов, а не несколько суток… на сколько там можно задерживать подозреваемого без предъявления обвинения?! Она не знает, хотя такие вещи надо бы знать, ибо от сумы да от тюрьмы… или вот еще, как говорил кто-то в каком-то фильме, что ли: «Если вы еще на свободе, это не ваша заслуга, а наша недоработка!»

– Я надолго уеду? – испуганно спрашивает она.

– До выяснения обстоятельств, – туманно отвечает Молотов.

Наталья смотрит на них странно расширенными глазами. И вдруг Асе снова становится так жалко ее – ну просто сил нет! Наталье предстоит узнать, что для любимого мужчины она значила бесконечно мало… Ну что ж, пусть это кошмарное открытие она сделает без Асиной помощи. И, можно не сомневаться, она поспешит это сделать!

Ася кладет телефон Федотова в стол. Глаза Натальи прикованы к ее рукам, и Ася словно слышит ее мысли.

Наталья уверена, что Ася испугалась. Что пытается скрыть краденое от полицейского!

Сейчас она ка-ак ляпнет, что это телефон не Асин, а другого человека, – и тогда пойдет одно за другое цепляться, и этого будет уже не остановить, Ася тогда ничем не сможет ей помочь…

Но Натальино лицо вдруг принимает совершенно равнодушное выражение, и она говорит холодно:

– Ладно, иди, Снегирева. Выясняй свои обстоятельства. Нам бы только день простоять да ночь продержаться. Авось не сдадим рубежи.

И обращается к какой-то женщине, которая только что вошла, но испуганно попятилась при виде человека в форме:

– Ничего, проходите, у нас все в порядке, это наш клиент, у полицейских тоже есть кровь!

– И сердце, – вдруг добавляет Молотов своим громовым голосом, пристально глядя на Наталью. – И сердце у них тоже есть, уважаемая… – Он сильно наклоняется к бейджику на ее груди: – Уважаемая Наталья Ивановна! Вы это запомните, ладно?

Наталья только глазами хлопает, а Молотов открывает дверь и пропускает вперед Асю, которая как раз закончила укомплектовывать на себе свою верхнюю одежду: кофтец, потом шкура. Чуть не перепутала.

Они выходят и садятся в простенький серый «Форд» без всяких опознавательных знаков. Ася облегченно переводит дух: вот стыдоба была бы, если бы пришлось садиться в патрульную машину!

Хотя что тут такого? Никто же не знает, почему она там сидит! На рецидивистку она вроде не очень похожа…

А между прочим, когда она была совсем девчонкой, она была влюблена в их соседа, шофера машины ГАИ, и тогда прокатиться в его машине ей казалось несбыточной мечтой…

Мечта так и осталась несбыточной, потому что парень женился и переехал куда-то, Ася его больше не видела.

И любовь прошла. Она даже имени его не помнит.

Сколько же ей тогда было лет? Наверное, девять? Она напрягает память, изо всех сил вспоминая, сколько лет ей было, как будто это имеет какое-то значение. Но слишком много острых мыслей носится в голове, даже кажется, они вот-вот начнут прокалывать голову насквозь, как мозги Страшилы мудрого…

Ася не замечает дороги – и вдруг обнаруживает, что автомобиль стоит, а Молотов с интересом на нее поглядывает.

– Я говорю, выходить будем? – спрашивает он как-то уж вообще оглушительно, и Ася понимает, что он все это уже говорил, может, не раз, но она не слышала.

– Конечно, будем.

Ася выбирается из машины и оглядывается. Кажется, это двор какой-то больницы. За оградой виден недалекий изгиб Волги, которая серебрится под неярким октябрьским солнцем. Вроде это больница Речного пароходства? Или она теперь как-то иначе называется? Ася никакой не знаток медицинских учреждений, кроме лаборатории «Ваш анализ», конечно, и очень этому рада.

Молотов открывает перед ней неприметную дверь, утопленную в стене, и они долго-долго поднимаются по узкой неудобной лестнице, потом входят еще в одну неприметную дверь, и Ася видит надпись на стене: «4-й этаж». Ну надо же! А такое впечатление, что на восьмой поднялись!