Голос крови - Елена Арсеньева

– Вообще, – сказал доктор, – некоторые специалисты считают, что широкая распространенность дальтонизма может означать, что в прошлом он давал носителям этого гена эволюционные преимущества. Например, они могли лучше других искать пищу в сухой траве и листьях.

– Это утешает, – усмехнулась Светлана. – Причем весьма. Все, Мишаня, теперь за грибами будем ездить только на пару!

Конечно, обнаружить некую ненормальность у собственного внука было не слишком-то приятно. Тем более у художественно одаренного. А вдруг Мишка захочет стать художником? Ну что ж, посвятит себя графике! Точность рисунка у него необыкновенная!

Да почему только графике? Ван Гог тоже был дальтоником, а ведь писал красками, да как! Гений!

Гений… гений… дальтоник…

Что-то цеплялось за эти слова, но что?..

Ася снова переоделась в Машины подарки, вышла из кабинета, перебежала улицу и уже готова была взойти на крыльцо магазина, как вдруг увидела стоящее рядом такси с зеленым огоньком.

И ее словно толкает что-то!

– Свободны? – наклонилась к окошку Ася – совершенно неожиданно для себя.

Таксист кивнул, распахнул дверцу:

– Куда едем?

Ася прыгнула в машину, мгновенно ужаснувшись тому, что делает, – но все же ответила дрожащим голосом:

– Мне на Крутой съезд и обратно, только быстро.

– Четыреста рублей, – не моргнув глазом, заявил таксист. – Если быстро, то четыреста.

– А если медленно? – с тревогой спросила Ася, вспомнив содержимое своего кошелька.

– Тоже четыреста! – воскликнул таксист, явно довольный своим остроумием.

Ася через силу улыбнулась, в то же время с тоской представив, какую брешь пробьет эта несусветная сумма в ее бюджете.

Но охота пуще неволи… Она должна узнать о судьбе Гру… в смысле, о судьбе раненых. Хоть попытку такую сделать!

Одно хорошо – на Крутом съезде они оказались не просто быстро, а очень быстро. Заехали сверху, с улицы Добролюбова, осторожно спустились…

– Вон там остановите, вон, дом рядом с обгоревшими развалинами, – показывает Ася.

– Вы туда пойдете – такая?! – стонет таксист, разглядывая и кофтец, и шкуру, и штаны, и сапоги на каблуках, заметьте, в восемь с половиной сантиметров. Ася понимает, что его стон – это комплимент. – Да чтобы туда зайти, костюм противохимической защиты нужен!

Да, днем дом Бусыгина кажется еще ужасней, чем под милосердным покровом темноты!

Как вообще можно допустить, чтобы люди тут жили? И разве виноват Бусыгин, что он пошел по скользкой дорожке? Поживи-ка в таком доме – не пойдешь, а просто бегом побежишь!

Ася оглядывается. Ей ужасно хочется заглянуть за белые ящики, где она ночью исполняла роль фронтовой медсестры, но под сочувственным, неотрывным взглядом водителя это невозможно, поэтому она только спускается на несколько шагов по улице и разглядывает место, где вчера валялась в крови и грязи. К ее изумлению, грязное месиво имеет острый зеленый цвет, а вовсе не темно-красный, как следовало бы. Можно подумать, тут вчера были подстрелены не люди, а камбоджийские лягушки. У этих лягушек зеленая кровь из-за пигмента биливердина. Вообще говоря, он образуется в печени, в том числе – в печени человека, – как промежуточный продукт распада гемоглобина, и именно он придает зеленый цвет нашей желчи. Однако у камбоджийской лягушки, в отличие от людей, он не выводится с желчью через кишечник, а поступает обратно в кровь. И делает ее зеленой. Нечто подобное происходит с многими беспозвоночными, у которых функцию переноса кислорода осуществляет не гемоглобин, как у людей, а ионы разных металлов. Например, кровь многих моллюсков, членистоногих и некоторых других животных содержит гемоцианин – пигмент с ионом меди. Именно поэтому кровь у них аристократическая – даже не голубая, а синяя! Или синевато-зеленая.

Впрочем, есть и люди, обладающие зеленой кровью. Кровь человека принимает этот цвет, когда в ней возникает переизбыток соединений серы, например, после злоупотребления некоторыми лекарствами. Порошок серы глубокой очистки прописывают при многих заболеваниях кишечника, для укрепления иммунитета и так далее. Сера легко связывается с гемоглобином. Получившееся соединение называется сульфогемоглобин – он-то и придает крови темно-зеленый цвет.

Впрочем, и сера тут совершенно ни при чем. Ася ощущает острый запах краски и видит на обочине помятую жестянку. Видимо, кто-то из обитателей Крутого съезда затеял ремонт – да и обронил банку с краской.

А может быть, нарочно залили потеки крови? Наверное, Федотов ее много потерял… Вот и залили, чтобы не привлекать внимания.

Вдруг Ася замечает, что шофер не сводит с нее глаз, и они становятся все больше и больше. В самом деле, ее интерес к вонючему зеленому месиву выглядит довольно подозрительно!

– Я тут где-то телефон вчера обронила, – поясняет Ася. – Вот, смотрю, может, еще валяется…

Выражение лица шофера меняется. Теперь он оглядывает Асю с жалостью к ее наивности, но все же предлагает:

– А вы возьмите мой мобильник и наберите свой номер. Если ваш телефон где-то валяется, то он зазвонит, ну а если нет, значит…

– Значит, не валяется, – кивает Ася. – Спасибо, конечно, только, знаете, мой телефон вчера разрядился как раз перед тем, как я его потеряла. Так что он всяко не зазвонит.

Шофер только руками разводит, признавая свое поражение, а Ася поднимается на крылечко бусыгинского дома. Кирпич, который лежит на крыльце, она подсовывает под дверь, и в подъезде становится относительно светло. Наверное, кирпич для таких случаев нарочно и валяется! Телефона Асиного нет. На втором этаже его нет тоже, а еще никого нет в квартире Бусыгина. Ася колотит в ободранную дверь изо всех сил и руками, и ногами, вспоминая вчерашний опыт, но напрасно. Очень может быть, Анна Степановна отправилась к сыну. В больницу.

Вот бы знать, в какую! Небось и Груша там.

Стараясь убедить себя в том, что ею движет исключительно чистая, можно сказать, высокодуховная забота о пострадавших, Ася спускается на первый этаж и звонит (здесь звонок работает, вот чудо!) в одну из дверей. Довольно скоро отзывается слабый женский голос:

– Чего тебе?

– Я ищу вашу соседку, Анну Степановну Бусыгину, – поясняет Ася.

– Чего тебе? – снова спрашивает голос.

– Я ищу вашу соседку, Анну Степановну Бусыгину! – повторяет Ася погромче.

– Чего тебе, говорю?! – отзывается голос.

– Я ищу вашу соседку, Анну Степановну Бусыгину! – кричит Ася.

– Да чего орешь?! – обижается голос. – Я не глухая. Чего тебе от Аньки надо, спрашиваю?

– О господи, – Ася нервно смеется, – мне надо узнать, что с ее сыном… Он, кажется, в больнице…

– Чего тебе? – снова начинает голос, но теперь Ася соображает быстрее:

– Я из лаборатории «Ваш анализ», Алексей Бусыгин у нас кровь сдавал, должен был пойти к врачу, потому что у него очень плохие анализы, так вот мне надо узнать, обратился он в больницу или нет.

– Обратился, обратился, – слышится смешок из-за двери. – Да только не сам. Его подстрелили там, на съезде, почти что на углу. Вышел вечером прогуляться – а в него и жахнули! Но не до смерти убили, он успел Аньку позвать, она вместе с ним и поехала в больницу.

– А в какую, не знаете? – жадно спрашивает Ася.

– Дык в какую небось Лешку повезли, в такую и Анька поехала! – поясняет голос.

– В тюремную, само собой, – пискляво добавляет кто-то за Асиной спиной, и она резко оборачивается.

В первое мгновение у нее делается этакий ступор от растерянности – в коридоре никого. Впрочем, опустив глаза, Ася обнаруживает крошечного сутулого человечка, очень похожего на гнома из детских сказок, только очень неухоженного, заброшенного такого гнома. Одежда на нем, чудится, вынута из мусорного ящика, а умывали его в последний раз небось руки акушерки, которая принимала роды у его матери.

– Леха Бусыга – бандюган, каких свет не видел, – пищит человечек, глядя на Асю снизу вверх, как Гулливер на великаншу Глюмдальклич. – Знаешь, сколько менты за ним охотились, а взять не могли? Он свои дела так хитро обделывал, что не прицепишься. Головастый парнище! Хитер! А вчера повезло им, ментам-то. А Лехе вот не повезло. За ним еще такие же бандюганы охотились. Бывшие Лехины дружбаны. Видать, кто-то из его подельничков испугался, что он с ними завяжет и развяжет язык, ну и пальнул в него. Так что жив Леха или нет – не знаю. Коли мать не возвращается, может, и жив пока.

– А вот ты все врешь, Данилкин, – возражает женщина, которая так и не вышла из-за двери. – Не может Леха в тюремной больнице быть, небось Аньку туда не пропустили бы.

– А чего, может, пропустили бы! – поворачивается к двери «Гулливер» по фамилии Данилкин, и они с обладательницей задверного голоса принимаются спорить так пылко и бессмысленно, что Ася полагает за благо сбежать.

В общем-то, ничего нового она не узнала. А вот Груша… интересно, Груша-то кто?! Противник Павлика из другой группировки, которым нужен был живой Бусыга?