Черное озеро (СИ) - К. Разумовская

— Вот Хастах обрадуется. — невесело хихикает Катунь. — Пнул, придушил, два леща отвесил… Может ему по плечо сразу рубанём?

Катунь близок с Хастахом и меня ничуть не удивляет сомнение в методах Амура. Даже если все понимают, что они работают безотказно.

— Если он не будет следовать приказам, то лучше начать и закончить с головы.

Девка шмыгает носом. Разумовский вспоминает о её существовании и обращается к ней:

— Пока ты верна нам, я убью каждого, кто может быть опасен для тебя, но если ты предашь меня, то я собственноручно тебя уничтожу. Поняла, Несса?

Девчонка кивает, поджимая губы.

— Первое. Я — Инесса. Второе. Если ты хочешь, чтобы я продолжала тебя лапать, то прошу перевести меня из ранга «низкосортных эскортниц» в «пятизвездочную».

Катунь привлекает внимание к себе, кашляя в кулак.

— Инесса, если уж ты с нами, то не переживай об этом. Будет тебе и пять, и десять звезд, что бы это ни значило. Амур много хмурится, лает, но не кусает.

— Он отгрызает головы. — бурчит Разумовский поднимаясь. Повторяю за ним. Голова кружится. Ощупываю пальцами лицо, так и не касаясь ноющего носа. Амур прикрывает глаза и его лицо расслабляется. Шрамы перестают топорщиться, но всё также привлекают внимание. Разумовский убирает чёлку со лба и пока он зачёсывает волосы пальцами, отмечаю красные следы от ногтей Инессы, исчезающие за воротником рубашки. Таким я видела его ночами после изнуряющих вечеров при дворе. После всех тех женщин, что он радовал своим присутствием по вечерам.

Мне лишь оставалось тешить себя тем, что остаток ночи он всегда проводил со мной.

— У тебя есть шанс, который выпадает лишь раз в жизни, Инесса. Сейчас ты — обычная воровка средней руки, но что мешает тебе стать легендой?

Амур играет на гордости, переполняющей коротышку. Девка задумывается, озадаченно оглядывая присутствующих.

— Третье. Вы ответите на все мои вопросы под диктовку. Мне нужен блокнот и ручка.

— Блокнот?

— Скетчбук, альбом, тетрадь, рулон туалетной бумаги. Мне плевать. Напишу по всей этой бредятине книгу. Четвертое. Ты отправишь меня домой. И вообще, а я могу отказаться?

Ответом служит тишина. Конечно, она не может. Амуру нужен тот, кто может взламывать замки, но зачем…?

Догадка обрушивается как снег на голову.

Нет. Нет!

— Кто ещё знает? — обреченно вопрошаю я. Взгляд теряет фокус и перед лицом маячат пятна.

— Все. — Амур беспечно пожимает плечами. Инесса пихает его ногой, и мой мужчина лениво оборачивается, расстегивая манжеты на рубахе. Жилетка подчеркивает крепкое тело охотника.

— Так что украсть и откуда?

Чувствую биение сердца где-то в горле, когда возлюбленный заговорщицки скалится, отвечая на вопрос девчонки. Холодный взгляд заставляет моё тело покрыться мурашками.

— Каким местом ты вообще слушала меня в темнице? Мы заберём то, что носит гордое название — Сердце Туманной Башни.

***

Разумовский всегда был охотником. Поэтому битый час он не сводит заинтересованного взгляда со своей новой игрушки, задаёт ей вопросы и стойко терпит капризы. Во всяком случае, эта мысль — моё единственное утешение.

Если мои подсчеты верны, то вот уж четвертый час подряд мы проводим вчетвером. Доводы Нахимова и Амура о том, как важно, чтобы Инесса раскрыла все карты проходят мимо её ушей, унизанных сережками всех возможных форм и размеров. Вместо ответов, что могли бы нам помочь, на нас без остановки сыплются вопросы.

Катунь любезно поделился со мной горючкой. Болтая мутную жижу в глубокой тарелке (станов оказалось три и мне, конечно же, не хватило), я всё никак не могла сложить мозаику в голове.

Почему она? Что в ней особенного? Внешне она ни капли не похожа на любую другую из любовниц моего жениха. Она не стройна, как молодая березка, её ручонки лишены всякой грации, а лицо настолько наглое, что так и просит ещё одной затрещины.

— То есть, вы поклоняетесь Богине Смерти и её друзьям-Грехам?

— Гневу, Гордыне, Алчности, Похоти, Зависти, Чревоугодию и Унынию. И они ей не друзья. Они — Старые и истинные боги.

— По Данте, да?

— Деркул. — поправляю невежду, называя имя одного из первых пророков. Он был единственным, кто знал Костяную Послушницу лично и водил с ней некоторое подобие дружбы.

— Прелесть. — с сарказмом бурчит девка, размахивая пером. Инесса измазала в чернилах все пальцы и стол, но продолжает царапать бумагу. Стивер проводил одну из своих тетрадей в кожаном переплёте грустным взглядом, но не посмел возразить Разумовскому.

Что-то мне подсказывает, что Инесса не собирается писать книгу, а делает заметки просто чтобы не сойти с ума.

— А почему они все…негативные?

— О, не я один это заметил. — пыхтит Катунь и толкает Амура в плечо. Тот не разделяет энтузиазм друга и зевает.

В ней должно быть есть что-то, чего он не приметил в других. Иначе зачем она здесь? Амур никогда не ошибался в людях. Никогда, за исключением меня. Девка точно ненормальная и он это знает. Если же нет, то я открою ему глаза.

— Боги не должны быть хорошими.

— Теперь понятно почему я оказалась в такой дыре.

Катунь сочувствующе кивает и подливает в стакан воровки ещё горючки.

— Боги должны быть справедливыми. — неожиданно для меня к разговору подключается Амур. Он никогда не одобрял веру и всё то, что было мне близко. — Но их нет, поэтому и справедливость можно восстановить лишь взяв всё в свои руки.

Я не согласна с ним. Категорически. Говорю, аккуратно подбирая слова:

— На нашу долю выпадают лишь те испытания, которые нам под силу пройти.

— Скажи это солдатам, гниющим в земле и тем, кто развязывает войны, чтобы набить карманы.

Вот мы и вернулись к точке отсчета — моей роковой ошибке. Презрение в его глазах лишний раз напоминает о той ночи. Как будто я сама не знаю, что наделала… Амуру не нужно произносить упрёки и обвинения вслух. Я знаю, что он жаждет справедливости для меня. Кровавой и жестокой.

— Я могу тебя процитировать? — воодушевленно уточняет Инесса.

— Да, если расскажешь, как ты смогла выйти из Чернограда.

Разумовский разглядывает потолок, сложив руки за головой. Пара пуговиц на рубахе расстёгнуты. Отогнувшийся воротник обнажает часть шеи справа. Шрам, уродливый и узловатый, как корень, появляется под челюстью и исчезает под тканью цвета топлёного молока. Инесса бегло оглядывает моего жениха и откладывает перо.

— С чего ты взял, что я была там?

Амур вздыхает и огонёк в масляном фонаре вздрагивает. Катунь, изрядно набравшийся, качается на табуретке. Слишком маленькой для такого здоровяка, как он.

— Ты говоришь, что неделю добиралась на повозке с семейной