Оттенки страсти - Барбара Картленд

– Члены? – коротко поинтересовалась голова с набитым ртом, быстро дожевывая бутерброд.

– Один, и с ним еще гостья.

Голова скрылась в подземелье, а через некоторое время возникла снова и предъявила им книгу регистрации. Мона с любопытством уставилась на спутника. Интересно, под каким именем он собирается зарегистрировать ее здесь? «Мисс Сильвия Скарлетт», – вывел он недрогнувшей рукой и неразборчиво поставил рядом свои инициалы, явно забавляясь ее любопытством.

– Ну что, Сильвия? Вперед! – пригласил он, и перед ними вдруг широко распахнулась дверь, сокрытая в стене.

В огромном помещении с низкими потолками сразу же бросилось в глаза возвышение в самом дальнем конце комнаты. На этой импровизированной сцене восседали пианист, барабанщик, тромбонист и саксофонист. Возле самых дверей стояло два или три столика, все остальное пространство было заполнено танцующими парами. Впрочем, трудно было определить на глаз, пары ли то были или просто десятки отдельных людей с застывшим выражением на лицах, похожих на маски. Все эти люди скорее не танцевали, а ритмично изгибались и извивались в такт музыке, будто дрессированные звери в бродячем цирке, повинующиеся взмаху хлыста в руках дрессировщика.

– Где желаете сесть? – галантно поинтересовался у Моны ее кавалер.

– Где угодно! – неопределенно пожала она плечами. – По-моему, здесь не так уж много места.

Молодой человек усмехнулся и уверенно повел ее сквозь толпу. В стене рядом со сценой чернел небольшой проем. Они подошли к нему и увидели ступеньки. Преодолев несколько ступенек, Мона обнаружила, что стоит в неком подобии гостиной. Вдоль всех стен были расставлены низкие диваны, похожие на восточные оттоманки. Рядом примостились такие же низкие столики. В центре комнаты – фонтан довольно причудливой формы. Комната, освещаемая лишь настольными лампами и бра с темно-красными абажурами, утопала в красноватом полумраке, что создавало атмосферу настоящего интима и некой особой чувственности. Впечатление еще более усиливали многочисленные парочки, уединившиеся в разных углах гостиной и самозабвенно шепчущие что-то друг другу на ухо. Пожалуй, в такой обстановке не пристало находиться замужней респектабельной женщине, подумала Мона, начиная уже испытывать угрызения совести от своей безрассудной выходки.

– Давайте вернемся в танцзал, – предложила она молодому человеку. – Мне нравится смотреть на танцующие пары.

– О, доблесть может себе позволить быть осторожной! – шутливо отозвался тот, сразу поняв, что именно не понравилось его даме. – Главное – это чтобы осмотрительность плавно не перетекала в малодушие.

– При чем здесь малодушие? Просто я всегда помню о том, что прежде чем упасть, надобно соломки подостлать.

– Так забудьте хоть на время про эту соломку! Не бойтесь падать! – он со смехом увлек ее обратно в зал, и они устроились за небольшим столиком на двоих неподалеку от оркестра. Столик стоял в нише, напоминающей альков, но при ближайшем рассмотрении ниша оказалась обыкновенной трещиной в стене.

После нескольких темпераментных танцев, на которые Мона была вынуждена согласиться из-за боязни обидеть молодого человека, она взмолилась о пощаде и попросила передышки. Необыкновенная теснота на площадке и общая духота делали пребывание в этом помещении уже почти невыносимым.

– Лучше расскажите мне, кто все эти люди. Наверное, тут полно всяких знаменитостей, – проговорила она, разглядывая расфуфыренных дам и джентльменов в безукоризненной экипировке.

Ее спутник рассеянно кивнул в знак приветствия двум или трем знакомым и небрежно сказал:

– Так, ничего интересного! Обычная светская толпа. Всякие селебрити, которые уже поутру потеряют всю свою значимость и станут теми, кто они и есть на самом деле: ничтожествами.

– А мне, провинциалке, которая никого и ничего не знает, интересно все. Вот, к примеру, кто эта девушка в черном? Рядом с ней какой-то старик, довольно беспутного вида, по-моему.

– О, это Клара, дочь лорда Делтона. Прославилась тем, что сбежала из родительского дома с отцовским шофером. Не то, чтобы отец так уж горевал по этому поводу. Гораздо сильнее его огорчило то, что они удрали на его машине.

– Так этот пожилой джентльмен – шофер?

– Что вы! Господь с вами! Она бросила своего шофера, стоило им отъехать от родительского дома на сто миль. Это лорд Кавингтон. Ужасно неприятный тип! Жена у него – прелесть, но отказывается дать развод старому мерзавцу. Вот он в отместку и развлекается напропалую с молоденькими. А вот это известная манекенщица Флавита Патио. Лично мне она кажется весьма страшненькой.

– А мне она кажется олицетворением испорченности, – проронила Мона, разглядывая высокую темноволосую девушку, продефилировавшую в танце мимо них. Ее черные волосы были густо напомажены и прилизаны к головке, висячие серьги из яшмы были такими длинными, что почти касались обнаженных плеч. Густо подведенные черным карандашом глаза и ярко-пунцовый рот завершали общую картину порочности на грани разврата.

– Да нет же! Она просто невыносимо скучна, это правда. Наш законодатель мод Остирский нашел ее буквально в канаве, отмыл, так сказать, от грязи, отчистил, и вот вам, пожалуйста, новая звезда. Но она слишком глупа и слишком необразованна, чтобы ее кокни забавлял приличных людей. Словом, новой Элизы Дулиттл из нее не получилось. А потому кутюрье велел ей закрыть ротик на замок раз и навсегда. Он использует девушку исключительно в качестве модели на демонстрациях своих коллекций. Самое удивительное, что стоило ей замолчать, как она тут же превратилась в чрезвычайно модную штучку. Ее везде приглашают, народ восторгается ее красотой и загадочностью. Вот что значит уметь держать язык за зубами! Потрясающий результат!

– А вы, оказывается, самый настоящий злопыхатель, – рассмеялась Мона. – Вон действительно хорошенькая девушка! – добавила она, указав на одну из танцующих дам. – Кто это?

– Ой, не могу! – расхохотался молодой человек. – Дама будет чрезвычайно польщена, узнав, какого высокого вы о ней мнения! – проговорил он, все еще давясь приступом смеха. – Красотке недавно стукнуло шестьдесят девять. Это Пегги Мор.

– Не может быть! – искренне поразилась Мона.

– Еще как может! У нее же все личико изрезано пластическими хирургами. Кожа натянута так, что она, бедняжка, даже улыбнуться толком не может. Иначе вся ее красота треснет, как яичная скорлупа.

– Действительно, бедняжка! – сочувственно пробормотала Мона. – Вот что делает с людьми старость. Надеюсь, мне в ее возрасте не придет в голову колдовать над собственным лицом таким страшным образом.