Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин

Пошли, пока хочется. А то ведь пожалеешь! — И она кокетливо скосила глаза на девочку.

— Так кто же там вместо меня, Хорек или Зыбуля? — наморщил лоб Альберт. — Нет, ты этого не позволишь… Потом, мадам, за развращение малолеток… по последнему закону наказывают даже несовершеннолетних содержательниц притонов.

— Дурак, а не лечишься.

— Короче. Если любишь — жди, если хочешь — жди меня. И я вернусь.

После занятий Альберт торопливо запихивал книги в рюкзак и не заметил, как к нему подошел пухлый здоровяк в джинсовке.

— Советую на будущее голосовые связки не напрягать, — сказал он с ухмылкой. — Не вовремя оборвутся.

Альберт хитрым взглядом пробежал по рыхловатому парню, как бы его оценивая.

— Да я давно забыл. Стоит ли обижаться.

— Разберемся…

Но Альберт уже бежал по лестнице вниз. Во дворе школы маячили две фигуры. Это были терпеливая Анка с подругой.

В вечерней школе, как и всюду среди молодежи, процветала фарцовка. Альберту это было непонятно и странно, но совершенно не странно для великовозрастных пацанов. Фарцевали всем — от кроссовок до порнографических журналов…

Раза два настойчиво предлагали Альберту «Плейбой»: ты посмотри, какие сексапильные красотки! Груди, бедра…

— Зачем они мне бумажные? Я люблю в свежей натуре, и не таких тощих кляч…

Торговец «порнухой», лоснящийся джинсовый здоровяк, оказался заядлым фарцовщиком. Он натащил в класс кучу импортных тряпок и орал истошным голосом, что, дай бог ему время, может завалить школу тряпками всей Европы…

Альберт был равнодушен. Но фарцовщик не был равнодушен к нему. Он без конца задирался и навязывался на драку. Альберт как мог избегал ссоры, да и приятели просили не связываться: не трожь его, пока не пахнет…

Но конфликт разрешился быстро. Джинсового здоровяка вытащили прямо из зала кинотеатра, где он был с девчонкой. Он страшно испугался, беспомощно лепеча какие-то оправдания. Зыбуля, битый хлопец, свое дело знал крепко. Парня раздели перед девчонкой до длинных семейных трусов, из которых торчали волосатые жирные ноги. Он трясся от страха и стучал, как в лихорадке, зубами. Тогда ему цинично приказали снять сатиновые трусы и показали девочке его неказистое, покрытое угрями тело со сморщенным прибором удовольствия.

Зыбуля злорадствовал:

— Пусть красотка взглянет, каков у нее голенький пупсик!

Насладившийся униженным парнем, Зыбуля радушно приказал:

— А теперь смывайся вместе с красоткой. Нет, вернись! Возьми ее под руку, если не хочешь иметь под лопаткой ножик.

Парень подобострастно исполнил команду Зыбули, взяв дрожащую девицу под руку.

У него ничего не забрали. Вернули все, вплоть до часов, и разрешили одеться.

Разве на прощанье Зыбуля весело подмигнул:

— Ты, пупсик, все понял. Так вот, смотри на него в школе ласково… А зыкнешь, мама плакать будет на могиле сыночка. И чтобы ни одной тряпки в школе. Это ведь учебное заведение — храм науки, пупсик! А будешь раздражать — пойдешь голым по главной улице.

Джинсовый «пупсик» отлично все понял. В школе он стал удивительным тихоней и лишь изредка затравленно посматривал на Альберта; и стоило Альберту только взглянуть в его сторону, как он тут же съеживался и покрывался потом, краснея заискивающим лицом.

23

У коррупции глубокие корни. Искони, от Рюрика до наших дней, богата была Русь взяточниками. О них писал Чернышевский. Двадцатый век не принес чего-то иного. Фигура Гришки Распутина стала символом эпохи расцвета коррупции…

В уголовном мире на взятки должностным лицам создавались особые фонды — на подкуп милиции, судов, прокуратуры и других должностных лиц. Фонды были неприкосновенны и ни на что больше не тратились — существовали жестокие законы, и за обман казначеи отвечали своим положением и головой.

Мазоня в этих вопросах разбирался неплохо — и, когда кооперативы заполонили рынки и улицы комиссионными палатками, он уже предвидел, что вес взятки будет расти быстрее, чем доллар на бирже.

Адвокат Якуб занимался райисполкомом. После того как Мазоней был создан кооператив «для откачки денежных знаков из карманов населения», он тем и занимался, что вынюхивал обстановку в должностных сферах…

Разрешения на коммерческую деятельность добились без труда — очкастый Якуб владел гипнотическим даром; уж он-то знал, как, не затрагивая совести, уломать начальство.

Покровителем был сам заместитель председателя райисполкома, и дело, конечно, у Мазони было на мази.

Но вскоре от райисполкома пошли придирки, и стало ясно, что трехзначная сумма, получаемая ежемесячно на лапу, покровителя не устраивала…

На экстренное совещание собрались у Мазони дома. Обсуждали без лишних эмоций и без спиртного, хотя Мишка Кошель однажды взорвался, когда Якуб простовато заметил, что должностные лица — народ бессовестный и не знают меры, когда «пахнет жареным».

Мазоня задал всего один вопрос: что будем делать?

Федор Скирда, немного поостыв, откашливался в ладонь, но по его припухшим лихорадочным глазам было видно, что он жаждет крови.

— Пусть утрется тем, что получил, падла!

Такого же мнения был и Мишка Кошель.

— Чего захотел! Я предлагаю сдать его прокурору.

Мазоня, удобно устроившись на диване, слюнявил сигарету. Он был уверен, что у чиновника сработала профессиональная жадность. А если так, то поблажек от него не жди даже по праздникам. С каждым разом потолок взятки будет расти.

Мазоня поежился и даже привстал с дивана. Ткнув сигаретой в пепельницу, он жестко сказал:

— Кошель прав. Этот горе-чиновник — дурак. Жадность фраера погубила. — И Мазоня засмеялся. — Займись этим, Якуб.

На прощанье выпили бочкового пива. Закусывали вареными с золотистым оттенком раками; их брали прямо из ведра, которое стояло здесь же, рядом с диваном.

Хоть и щупленький был Якуб, и очкарик, да голова у него на шее сидела крепко. Недаром его называли мозговым трестом Мазони. В этот же день он был у майора милиции Митрофанова.

Константин Константинович истово возмущался:

— Ах ты, крыса канцелярская, а ведь гонор какой у него — на козе не подъедешь.

И он вспомнил, как этот зам однажды его прорабатывал, грозя увольнением из органов. Ну что ж, долг платежом красен.

Митрофанов и подсказал насчет магнитофона: по новому закону записи считались доказательством. Теперь все беседы зама с Якубом должны записываться…

Якуб на приеме у зама был как никогда сговорчив. При первой же встрече он так умаслил покровителя, что тот повел себя, словно ворона из басни Крылова.

— У нас теперь есть доход, — извивался ужом Якуб. — Приличный. И мы хотели бы удвоить, а потом и утроить эту сумму. Вы такой человек в городе, ваша забота о предпринимательстве…

— Конечно, конечно… Это так. Сейчас мы должны создавать предпринимателя, только он способен возродить наше благосостояние. Вот и президент… Бизнесмен —