Три круга Достоевского - Юрий Кудрявцев

Есть у Достоевского и просто ошибочные суждения. Они, главным образом, не в художественном творчестве, а в иной части на­следия. Некоторая идеализация внешней и внутренней политики России, оценки конкретных общественных и государственных дея­телей, органов печати — все это трудно принять за истину. Не за­мечать этого не следует. Но в то же время нетрудно видеть, что это частности.

Правилом для Достоевского является глубокое, правдивое и не прагматистское проникновение в действительность. При этом До­стоевский не уклоняется от изображения теневых сторон конкретики России. Наоборот, их-то он прежде всего и выделяет, счи­тая, что долг писателя — сегодня, сейчас — сказать о своем вре­мени все то, что о нем думаешь. Сказать все для того, чтобы по­мочь что-то исправить.

Углубление в развороченный, близкий к крушению быт гово­рит о том, что художник живет бедами окружающих его людей. Он далек от лакировки действительности, погружается в стихию неспокойствия, проявляет свою неуснувшую, растревоженную со­весть.

Творчество Достоевского ориентировано на «злобу дня», дня, который им глубоко и широко познан. Писатель имеет свой взгляд на жизнь и умеет его выразить в образной и понятийной форме.

Все это говорит о самостоятельном, не подчиненном прагма­тизму миросозерцании писателя, которое в основах своих было не­изменным во все периоды жизни его носителя. Никакой смены миросозерцания у Достоевского не было.

Благодаря наличию такого миросозерцания и были созданы произведения писателя, сюжетика которых и помогает выявить са­мо миросозерцание.

Тяжело живет человек, и как он такую жизнь терпит. Это, главное, что можно вынести, прочитав произведения Достоевского по первому кругу.

КРУГ ВТОРОЙ

ВРЕМЕННОЕ

Все жили в сушь и впроголодь,

В борьбе ожесточась...

Можно увидеть в творчестве Достоевского лишь то, что было изложено выше. Но можно увидеть и нечто большее. Все зависит от взгляда. За событийным, за сюжетикой, за арифметикой жизни, имеющими значение лишь для людей того времени, прослеживает­ся временное, социальное, алгебра жизни, то, что имеет значение для весьма длительного времени. Ибо «Двойник» — это не только повесть о сошедшем с ума человеке, а «Братья Карамазовы» — не только «история одной семейки».

А потому возникает необходимость пройти по творчеству До­стоевского еще один раз — по второму кругу.

При этом надо иметь в виду, что некоторые произведения, в частности, «Роман в девяти письмах», «Чужая жена и муж под кроватью», перечитывать нет смысла. Их проблематика исчерпа­ла событийным. Не следует перечитывать и некоторые из внешне­политических статей писателя, имеющих однозначное, арифметическое содержание. Нет алгебраического смысла в стихотворениях писателя. При чтении по второму кругу не все значимо в «Днев­нике писателя». Но выпадает из этого произведения весьма незначительная часть.

По сути-то дела, «Дневник писателя» начинает свою жизнь в полной мере именно с чтения по второму кругу. Так же, как ста­тьи, письма, записные книжки и тетради. Есть и художественные произведения, которые начинаются с проблематики алгебраичес­кой. Такими я вижу «Зимние заметки...» и «Записки из подполья». Это скорее идеологические трактаты, чем чисто художественные произведения. Этим я не хочу, однако, усомниться в их художест­венности.

Проблематика второго круга выражена как прямо (статьи, за­метки, всякого рода авторские отступления, исповеди героев), так и через художественные образы. Через понятийное и образное. Причем некоторые образы начинают свою жизнь с прочтения их по второму кругу. Это носители идеи. Таковы подпольный пара­доксалист, Шатов, Кириллов. Они почти не имеют самостоятельно­го значения в круге первом. В то же время у Достоевского есть и какие-то проходные герои, значение которых полностью исчерпы­вается арифметикой.

При анализе творчества по второму кругу меня не будет интересовать вопрос о прототипах. Изображен ли Тургенев в образе Кармазинова или Грановский — в образе Степана Верховенского, — это важно было лишь для их современников. Это проблема первого круга.

Верно ли оценил писатель те или иные общественные явления и течения того времени, — в данном чтении тоже большой роли не играет.

Образы и идеи, возникнув, живут сами по себе, безотноситель­но к прототипам и конкретным течениям. И оценивать их, а также автора, надо безотносительно к конкретике.

Этот принцип и будет проведен в данной (а также и в следу­ющей) главе.

1. ДОСИБИРСКОЕ

Прежде всего — главные проблемы второго круга в каждом произведении.

«Бедные люди» — неустроенность общества, в котором добро­му и незлобивому живется хуже, чем злому. «Двойник» — вытес­нение честного ловким и обстановка, тому способствующая. Об­становка требует ловкого и хищного. «Хозяйка» — самоотчуждение интеллигента, отчуждение интеллигенции и народа. «Пол­зунков» — частная и служебная жизнь человека. «Слабое серд­це» — исполнители и работодатели, боязнь первых потерять рас­положение вторых. «Елка и свадьба» — социальная иерархия в мире взрослых и ее проекция на мир детей. «Белые ночи» — дей­ствительность и мечта, уход в мечту от дисгармоничной действи­тельности. «Неточка Незванова» — социальные условия и дети, «случайное семейство».

Естественно, что названные здесь проблемы — не единственные. В каждом произведении и в то же время не замкнуты в каком-то одном.

Неустроенность жизни людей — это один из основных выводов, вытекающих из творчества Достоевского, прочитанного по первому кругу. Одна из главных проблем второго круга — объясне­ние причин этой неустроенности.

Почему хорошим людям на земле плохо, почему гибнут мо­лодые, в расцвете сил люди? Может быть, они сами виноваты в своем положении. Бедные? Переписчики? Потому что развиты ме­нее других. Учились бы — оградили бы себя от многих невзгод. Я т. п.

Они учились. Но многие из них, как, например, Макар Девушкин, «даже и не на медные деньги» [1, 24]. Следовательно, про­слеживается зависимость их положения сегодняшнего от их обес­печенности вчера. А обеспеченность они не выбирали. Социаль­ное неравенство привело к разным уровням образования, воспи­тания и разделило людей на работодателей и исполнителей. Бед­ность порождает бедность, богатство — богатство.

К тому же работодатели, квартиродатели и прочие-датели не обязательно по уровню образования и воспитания выше исполни­телей. Обеспеченность материальная заменяет им духовную не­обеспеченность. Дает им возможность казаться духовно богаты­ми. Недаром в этом обществе сапоги нужны не столько по сво­ему прямому назначению, сколько «для поддержания чести и доб­рого имени» [1, 76]. Были бы сапоги, имя и честь обеспечены. Не случайно в этом обществе бедные более всего боятся показаться такими, как есть. «Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить как-то стыдно, здесь все народ достаточный, так и стыдно. Ради чужих и пьешь его, Варенька, для вида, для тона; а по мне все равно, я не прихотлив» [1, .17]. Это говорит Макар Девушкин.