Золотой характер - Виктор Ефимович Ардов

Он привык, что люди обижались, спорили с ним. А тут, что он ни говорил, все, видимо, доставляло удовольствие хозяевам. Он все-таки вяло похвалил Исаака Эмпедокловича и заявил, что уход этого достойного человека — тяжелая потеря.

— А, между прочим, все поговаривают, что нелады у вас дома.

— Да вы разве не слышали, мы вчера в загс ходили и отрасписались.

— Ну, это вы зря… Я привык правду-матку, извините… Вы такая пара…

И он долго расхваливал друг другу супругов, млеющих от удовольствия.

Видя, что ничто не действует, гость пустил свое последнее и верное испытанное средство.

— А что вы это как похудали? Кожа да кости прямо…

— Миленький, правда? — заликовал хозяин. — Вот спасибо-то. Доктор-то ведь у меня ожирение нашел. Немедленно худейте, говорит. Вот я и стараюсь. Значит, похудел? Ура!

Душескреб помолчал и, не допив чай, распрощался. Он был подавлен и смят. В дверях он по привычке опять что-то сказал насчет запоров и воров.

— А то там внизу какой-то тип ходит…

— Это караульщик, — сказала хозяйка.

Душескреб хлопнул дверью. Торжествующие супруги, захваленные и счастливые, осмотрели свою квартирку, такую расхваленную и уютную, и, как полагается в хорошем конце рассказа, поцеловались.

Рисунок Кукрыниксы

ШЕПТУН

Н. Катков

ЮМОРЕСКИ

1. Затмение

Матрена Индюшкина, маленькая худая женщина с колючим носиком и узкими острыми губами, увидела большую очередь и рысцой перебежала улицу, спеша к магазину.

— Чего привезли-то, милай? — спросила она у долговязого курносого парня в очках, стоявшего недалеко от двери, которую, судя по времени и устанавливавшемуся порядку в очереди, вот-вот должны были открыть.

— Трикотаж! — громко ответил парень и засмеялся, поглядев и на передних и на задних в очереди.

Некоторые подхватили его смех, другие заулыбались, разглядывая Матрену. Она тоже посмеялась:

— Люблю веселых! — И снова спросила у очкастого: — А чего из трикотажа, не знаешь?

— Все есть, заграничный!

Индюшкина заволновалась и знаком попросила парня наклониться.

— Пустишь впереди себя? — зашептала она ему в ухо. — Скажи: стояла, мол. А?

— Вставай, ладно.

— Я, граждане, занимала! — сказала Матрена, влезая в очередь. — Не подумайте…

Протестовать никто не стал.

Индюшкина слегка толкнула очкастого локтем:

— Чего купить-то хочешь?

— Я? — парень в очках снова засмеялся. — Мне много не надо!

Матрена серьезно посмотрела на него, задрав колючий носик, и мигнула. Парень склонился.

— Всего бери, — зашептала она. — Денег дам.

— Или торгуешь? — спросил парень.

Матрена нахмурилась.

— А самой, что ли, не надо? Эх, сколько надо-то!

— Вот и приходится, да? — Очкастый вытянул из-за отворота пальто клочок рубашки.

Индюшкина с подозрением покосилась на него, но, поймав смеющийся взгляд, успокоилась, весело сказала:

— А хоть бы и так. Тебе-то что? Ты мне не переплачивал. Ну, возьмешь?

— Ладно. Когда дойдем.

Матрена незаметно напирала на стоявшего впереди человека в сером клетчатом пальто, как будто очередь уже пускали, а он не спешил двигаться. Человек наконец почувствовал напор и обернулся. У него было узкое носатое лицо и маленькие черные глаза.

— Вперед хотите? — спросил он без улыбки.

— Я ничего. Жмут, — смущенно объяснила Матрена.

— А я говорю: вперед хотите?

Индюшкина поняла и обрадовалась:

— Ой, какие культурные люди! А как другие посмотрят?

Ей ответили:

— Становитесь.

— Одну можно. Ничего!

— Коне-е-чно.

— Вот спасибо! А то дите у меня дома ждет, — соврала Матрена.

Она поглядела на парня в очках и многозначительно спросила:

— Ладно?

Парень засмеялся.

— Раз обещал — сделаю!

Матрена пошла к двери.

Через несколько минут магазин открыли, и Индюшкина первой ринулась к прилавку, не замечая ничего, кроме продавщицы в белой вязаной кофточке.

— Фамилия? — спросила продавщица, держа наготове бланк.

— Это зачем еще? — грубо сказала Матрена, неприязненно глядя на полные крашеные губы продавщицы. — Трикотаж давай!

Девушка за прилавком взвела брови:

— Какой трикотаж?

В магазине грянул смех.

Красная, растерянная Матрена только теперь заметила, что все полки забиты книгами. Она взвизгнула и шарахнулась к двери.

Когда смех немного улегся, человек в клетчатом пальто, хранивший все время серьезность, сказал курносому парню, протиравшему очки:

— Петр, может, зря подшутили?

— Ничего не зря! — ответил парень. — Это же спекулянтка, я хорошо ее знаю.

А Матрена, выскочив из двери, прочитала на вывеске: «Подписные издания».

Магазин «Трикотаж» был рядом и, как всегда, никто не ломился в него.

2. Объяснение в любви

Андрей Ильич Миронов, пожилой человек с блестящими рожками залысин, сидел за столом рядом с Ией Петровной, молодой женщиной, у которой красиво сияли золотистые глаза. Эти глаза и сгубили Миронова, едва он выпил третью рюмку. Жена его уехала отдыхать к матери, и он, почувствовав себя одиноким, вдруг принялся настойчиво предлагать молодой соседке то сыр, то конфеты, то капусту, которую, как выяснилось, Ия Петровна очень любила. Миронов тут же сообщил ей, что в Древнем Риме капусту потребляли в сыром виде и считали, что она повышает бодрость духа. Затем Андрей Ильич пошутил:

— Между прочим, существует гипотеза: у людей, любящих капусту, отдаленными предками были зайцы.

Ия Петровна звонко рассмеялась. Миронова это окончательно сразило.

— У вас чудный смех, — сказал он, и ему стало грустно, ибо он влюбился и, подобно всем влюбленным, жаждал ответного чувства.

Когда гости начали расходиться, Миронов присоединился к ним, так как тоже был гостем, и навязался Ие Петровне в провожатые. Судя по всему, молодая женщина не догадывалась о его чувствах или делала вид, что ничего не понимает.

Миронов был мрачен и поэтому заговорил о непрочности человеческого бытия.

— Вы слышали о взрывах на солнце? — спросил он.

Ия Петровна изобразила на своем прелестном лице удивление, хотя читала о солнечных взрывах: отвлеченный разговор ее устраивал.

— Об этом писали газеты, и журналы, — сенсационно продолжал Миронов. — На солнце произошло два колоссальных взрыва. Ничего похожего до сих пор не наблюдалось. — Миронов говорил таким уверенным тоном, словно был ровесником солнца или постарше его лет на десять. — Еще один-два подобных взрыва, и светило погаснет. Человечество, со всеми его стремлениями, муками, радостями и, я бы сказал, колебаниями, погибнет. — После слова «колебаниями» Миронов устремил многозначительный взгляд на Ию Петровну.

— Но люди, вероятно, придумают какое-нибудь другое солнце! — возразила она, не замечая его красноречивого взгляда. — Ведь теперь есть атомная энергия.

— Ничего не придумают! — решительно отрубил Миронов. — Человечество беспомощно перед космическими катастрофами, поверьте мне.

— Значит, мы погибнем?

— Неизбежно! Мне жаль вас, Ия Петровна. Вы молодая, красивая. У вас чудесное имя: Ия! Оно звучит, как тонкая музыка…

— Ия — сокращенно, а полное имя — Продукция.

— Пусть Продукция, — сказал Миронов после некоторого замешательства. — Вам пойдет любое имя. Вы нравитесь мне!