Сибирский Робинзон - Андрей Черетаев

Я вспомнил, как впервые встретился с ней взглядом. Она улыбнулась и сказала: «Привет!» Её подруги замолчали и повернулись в мою сторону. Одна засмеялась, другая весьма серьёзным взглядом оценивала меня, как если бы я был статуэткой в антикварном магазине.

От неожиданности и удивления я растерялся, что, впрочем, для меня характерно.

— Привет! — негромко, как будто стесняясь, ответил я, но почти сразу же громко и уверенно добавил. — Какая весёлая у вас компания!

— И очень красивая! — влез в разговор Макинтош. Вот что значит настоящий друг, решил поддержать товарища, так сказать, подставил плечо, мол: «Я с тобою, не робей!».

— И очень дружная, — добавила одна из подруг и засмеялась.

— Предлагаю подружиться столами и вместе посмеяться, — продолжил я завязавшийся разговор.

— Нет уж. У нас сегодня девичник, и мы не намерены разбавлять его мужским обществом, — категорично заявила третья подруга.

— Ну, хотя бы давайте просто познакомимся, — сказал я, словно утопающий, хватаясь за соломинку. — Редко удаётся встретить таких красивых и смешливых девушек…

— Ишь ты, какой хитрый! Сначала бы представил себя и друга, а уж потом спрашивал наши имена. Именно так знакомятся все порядочные мужчины! — объявила хрупкая, но, видать, самая умная из трех подруг.

— Ну и девицы пошли! На сивом мерине к ним не подъедешь. Всё у них по науке, всё по уму, — простонал Макинтош, театрально схватившись за голову, — всё не по-людски!

— Это Илья, по прозвищу Макинтош, — начал я, — мой школьный друг, философ.

— А это Саша, по прозвищу Бирюк, — перебил меня Илья, — мой школьный друг и начинающий финансист.

— Девушка с серьезным лицом, это Аня, она очень хороший дизайнер, — со своей стороны приступила к представлению хрупкая девушка. — А это Ева, начинающий адвокат. Если, мальчики, вам когда-нибудь прижмут хвосты, рекомендую обращаться к ней. Она разобьет любые оковы и отворит двери самого крепкого «обезьянника».

Её подруги рассмеялись, видимо польщенные столь положительными характеристиками. Хрупкая девушка укоризненно посмотрела на них, ожидая, когда смех иссякнет. Но, не дождавшись, сказала:

— Что же, придется самой, — и указала на себя маленьким пальчиком. — Вероника, будущая скандальная журналистка, ибо я учусь на журфаке, — при этом она забавно скопировала девицу из рекламного ролика, — правда, пока на первом курсе, — с безграничной тоской в глазах добавила она.

Я заметил, что Макинтош внимательно смотрит на нее. Ему нравились хрупкие и умные девушки, тем более что Вероника была не только стильно одетой девушкой с хорошим вкусом, но еще и ладно сложенной. Ее облик дополнялся коротко стриженными тёмно-красными волосами. Вероника, несомненно, была очень симпатичной девушкой, хотя немного смахивала на обезьянку, и про себя я прозвал её Мартышкой. Она ненамного проигрывала на фоне снежной королевы Евы, девушки со странными глазами и сногсшибательной точеной фигурой.

— Очень приятно, — я улыбнулся Еве. Вдруг за соседним столиком шумно захохотали, и мне пришлось очень громко, перекрикивая гам, спросить её: — Как вы относитесь к кино?

— Положительно…

Глава одиннадцатая

Я УЧУСЬ ГОТОВИТЬ И ШИТЬ

…Многозначительно молчу,

и дальше мы идём гулять…

— Юмор — это великая вещь. Человек без юмора всегда беден, даже будь он, как Крёз, богат златом и каменьями, — заявил Серафим. — Юмор — вот настоящее богатство, имея его, никогда не останешься ни без друзей, ни без сокровищ земных.

Покинув сад, мы пошли вперед. Я грыз яблоко, понимающе кивал головой, Серафим оттачивал свое ораторское мастерство.

— История показывает, что хорошая и вовремя сказанная шутка может жизнь спасти или, наоборот, жизнь сию загубить. И опять-таки, умно пошутить, значит, заработать уважение, прослыть остроумным человеком, а это кое-чего стоит, — продолжал ангел.

Посмотрев на туманнообразного попутчика-остряка, я подумал: «Сам-то небось загнал на костер немало шутников. Живя с таким типом в одном городе язык лучше не распускать, шкура целей будет. Попробуй неправильно пошути — вмиг «Святая» инквизиция лапы к тебе протянет. В лучшем случае палками отметелят; ежели совсем не повезёт, то отправят на костёр или виселицу, но прежде обуют в испанские сапоги».

Съев яблоко, я со всей силы запустил огрызок вперед. Пролетев метров десять, он упал прямо на дорогу.

— Хороший бросок, — оценил Серафим, — дай-ка я попробую.

Ангел, словно магнитом, притянул к себе яблоко. Удивительное зрелище, хотя я уже давно перестал удивляться способностям Серафима.

— Ха! Жучило, целое яблоко тяжелее огрызка, а значит, и полетит дальше, — протестуя, заявил я.

— Ты только не нервничай, это плохо влияет на пищеварение.

Втянув яблок, словно пылесосом, внутрь себя, Серафим через несколько мгновений выплюнул яблочный огрызок.

— Вот это да! — воскликнул я.

— Смотри и запоминай! — крикнул ангел.

Огрызок, с жутким свистом разрезал воздух и скрылся за горизонтом. Серафим удовлетворённо хихикнул, желая подчеркнуть своё превосходство надо мною. Я не собирался с ним соревноваться в метании огрызков, еще раз укорив себя, что так глупо попался на его трюк.

— Вот что, Саша, нужно развеселить нашего одинокого друга, — предложил мне Серафим, — так сказать, шуткой вселить в него надежду и подкрепить её хорошим настроением.

— Ты бы лучше помог ему выбраться из тайги, — с возмущением в голосе заявил я. — Спасателей навёл на него!

— Зря ты возмущаешься. Всё что могли, мы уже сделали. Я же не волшебник. Я работаю только с подручным материалом, в данном случае с обломками самолёта. Вызвать же спасателей мне не под силу. Как говорится, они вне зоны действия сети.

— Ну и что ты тогда предлагаешь? Повалить на него дерево?

— Этот олух забыл осмотреть женскую сумку, которую он нашел в самолёте еще в первый день. Она так до сих пор и валяется у него в туалете. Надо в неё что-нибудь подкинуть, что-нибудь эдакое, жизнеутверждающее…

— Точно! Подкинем ему бомбу! А?

— Хм, бомбу, говоришь, — с подозрительной задумчивостью произнес мой ангел-хранитель.

«Задумал что-то нехорошее, — подумал я. — Вот змей!»

По утрам природный зов будит всякого крепко спящего лучше любого будильника. Проснувшись, я поежился от холода. Огонь давно погас, но, к моему удовлетворению, «печка» была теплой, а угли еще не остыли. Бросив несколько веток и раздув костёр, я побежал на улицу.