Королевская кровь-12. Часть 1 - Ирина Владимировна Котова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я иду, — нервно сказала я, вставая, и тряхнула рукой. Как результат — прожженная скатерть, наше всеобщее изумление и деликатный вопрос свекрови:
— Милая, может, тебе успокоительных трав попить?
Нет, мой секрет был таков, что я не желала кому-то его озвучивать.
Шел пятый месяц войны, которая накрывала нас, как одеяло, набитое мокрым песком и пахнущее гарью. Человек привыкает ко всему — и мы привыкли. Люди в замке и герцогстве продолжали жить, радоваться и плакать, сближаться, рожать детей. Потому что жизнь невозможно остановить, пока ты жив.
И я тоже привыкла к войне — после отлета Люка охрана замка вместе с моими гвардейцами еще дважды отбивалась от нежити, которой становилось все больше, один раз недалеко от фортов заметили группу разведчиков на раньярах и мы по воздушной тревоге спускались в подвалы. Но стрекозы улетели и жизнь пошла своим чередом.
По-прежнему шел поток беженцев, и я следила за тем, как их принимают и размещают. Как-то незаметно мэры городов Дармоншира стали обращаться ко мне за решением насущных проблем, и теперь в госпитале я работала только на процедурах, ранним утром и вечером. Вся оставшаяся первая половина дня была занята делами герцогства, после обеда я по настоянию доктора Кастера отдыхала (на самом деле — разбирала в кабинете Люка корреспонденцию) и гуляла вокруг замка в сопровождении двадцатки охраны: ходить было необходимо, но нежить могла появиться в любой момент.
Шел пятый месяц моей беременности, и я уже чувствовала слабую, нежную, как крылом бабочки, щекотку изнутри — я и не сразу обратила внимание, занятая работой в госпитале, и только когда она стала повторяться после выпитого молока с медом или дисциплинированно съеденной моркови, я поняла, что детям надоело все время спать.
Я одновременно была словно отрешена от мира, невероятно спокойна и легка, потому что даже следов токсикоза не осталось и я чувствовала нереальный прилив сил. И в то же время меня штормило от умиления, совершенно несвойственного мне, до страха — какая судьба ждет детей? Что ждет мир и всех нас? В каком мире им предстоит родиться и родятся ли они вообще?
Мне очень не хватало Люка, чтобы он выслушал все мои страхи и сказал: «Я одержу победу и никто не будет больше угрожать ни тебе, ни детям. Я буду с тобой всегда и больше не умру. Ты легко родишь, потому что вокруг тебя миллион специалистов, виталистов, драконов. Если понадобится, я слетаю на Маль-Серену, похищу царицу Иппоталию и привезу помогать тебе в родах. А теперь просто поплачь».
Но Люка не было — мы лишь изредка получали радиограммы от него, и я говорила эти слова себе сама, и плакала, и смеялась от своей глупого желания, чтобы кто-то пообещал мне, что все будет хорошо. Потому как я прекрасно понимала, что история может повернуться как угодно, мой муж может проиграть, и тогда завтра в замок снова придут враги, и куда бы я ни сбежала — рано или поздно они могут достать и там.
Но я и все вокруг продолжали делать свою работу. Пусть мы могли проиграть, но если не верить в победу и не вкладывать в нее все, что ты можешь на своем месте, то точно проиграешь.
Я говорила со свекровью, которая после воскрешения Люка твердо была уверена в том, что больше ничего плохого случиться не может, и не хотела ее разубеждать. Мы должны были демонстрировать уверенность, даже если разум говорил, что ничего еще не решено.
Я звонила Кате, которая рассыпала свою крупу на будущее — и раз за разом говорила мне, что там не видно ничего, только хаос и огонь.
— И я не знаю, что это означает, Марина, — поясняла она, — что наш мир будет в хаосе или огне, или что впереди неопределенность?
Я требовала от Леймина сводки с фронта, я жадно ловила новости из Рудлога и других стран: так, я знала, что в Йеллоувине первого мая открылся портал, и в битве погиб император Хань Ши, а битва идет до сих пор, что Мартин в составе сводной блакорийско-рудложско-бермонтской армии наступает на Блакорию, что в Рудлоге враг подбирается к Центру, но ситуация разворачивается не в его пользу и иные городки переходят из рук в руки, а инициация Таммингтона прошла удачно, и мой муж уже вернулся в армию, успев поучаствовать в спасении драконов из рушащегося Драконьего пика (я только-только три дня назад отправляла туда вместе с драконами Вейна, услышавшими Зов Нории, вещи и пропитание).
А еще я заметила, что мой внутренний голос почти замолчал.
«Это потому, что ты наконец-то пришла к миру с самой собой», — тут же отзывался он, и я улыбалась.
Я действительно больше не ощущала себя неправильной сестрой, которую очень любят, но которая постоянно в чем-то виновата. Я была Мариной, герцогиней Дармоншир, медсестрой, сестрой, невесткой, женой, будущей матерью, которая ни от кого не зависела, никому не подчинялась и ни перед кем не должна была держать ответ, кроме своей совести.
Со мной продолжали твориться странные вещи. Иногда я видела в сумерках в зеркалах змеиные тени.
— Почему вы приглядываете за мной? — спрашивала я с любопытством, но они только загадочно шипели и качали хвостами.
Мне не хотелось складывать два и два: вопрос Люка, не желаю ли я становиться королевой, и интерес змей-хранительниц Луциуса, но мысль, уже оформившись, меня не покидала. Поэтому я искренне желала Таммингтону удачи. Большой, всегосударственной удачи.
Иногда, когда я засыпала, мне казалось, что я парю над кроватью, но спалось мне так сладко, что меня ничуть это не пугало.
А еще я продолжала летать во сне. И это и стало моим секретом. Первый раз это случилось, когда я сходила с ума после смерти Люка и мне снилось, что я птицей летала к нему, обнимала его. Потом оказалось, что это не было сном. И что способность неосознанно оборачиваться птицей осталась со мной.
Люк улетел двенадцать дней назад и ночь после этого я спала тревожно, ворочаясь, просыпаясь, думая о том, что нам предстоит. А на следующую ночь от бессоницы не осталось не
