Свето-Тень - Карина Вран

Прав был Флинер, не надо было этого делать… Желтоглазый маг всегда знал больше, чем говорил, и еще больше — предвидел. Только смысл сожалеть о содеянном?

Сгоревшие в костре дрова не распустят листьев по весне.

Заманить меня сюда было задачкой для школьника. Да что там, двоечник из пятого класса решил бы ее без труда.

Мне лишь пообещали срочную и тайную встречу с Императором, и я сама шагнула в капкан. Когда же обернулась, чтобы спросить стройного офицера о времени прибытия Сэра Брендона, его — блондинистого офицера — со мной уже не было.

Ловушка захлопнулась.

У жирафа появилась компания.

Под его длинными тощими конечностями примостились две упитанные улитки, на мой непритязательный вкус, выполненные поискуснее жирафа. Голову одной из улиток увенчал внушительных размеров цилиндр, почти упирающийся жирафу в живот.

— Как ты находишь мою картину?

Его появление совпадает с порывом ледяного ветра.

— Конечно, я не ценитель, — стараясь не слишком явно стучать зубами, отвечаю я. — Но, несомненно, она нестандартна. Концепция малость эксцентрична, мне кажется, но это скорее из-за узости моего кругозора. Никогда не была способна оценить перспективу.

Мы с призраком далеко ушли от начального стиля общения. И страха он мне уже не внушает.

Жуткий грохот за спиной заставляет мое тело прыгнуть вперед и растянуться на острых камнях.

Оглядываюсь. Линия края обрыва существенно изменилась. Наверное, прежний край нашел себе пристанище на дне ущелья.

— И верно, что меня бояться? — отмечает призрак, плотнее запахивая плащ.

Поднимаюсь, тщетно силясь испепелить его взглядом. Отряхиваю колени. Интересно, а, проснувшись, я найду у себя синяки?..

Сегодня здесь особо пакостная погода. Со всех сторон свищет пронизывающий ветрюга, он уже загнал весь туман с округи в ущелье. Я бы тоже с удовольствием спряталась куда угодно от его порывов… Верхушки скал скрывают неестественно низкие тучи. Издалека доносятся приглушенные раскаты грома. Молний не видно — либо гроза еще далеко от нас, либо их попросту нет.

Препаршивейшее местечко.

— Знаешь, собираясь спать, я поймала себя на мысли, меня озадачившей. Что, если мне приснится другой сон?

— Не переживай. Это могло бы случиться, будь он твоим. Но ведь ты снишься мне, а я лишь позволяю тебе наблюдать за своим сновидением.

— Мне все еще сложно принять на веру твои утверждения, но ты явно обладаешь большей свободой волеизъявления здесь.

Он машет рукой, словно отгоняя надоевшее насекомое.

— Не думай о пустяках. Подобные незначительности не должны отвлекать нас.

— От чего?

— От предначертанного, разумеется.

Конечно, для него этот довод весомее и категоричнее прочих. Остается надеяться, рано или поздно я начну лучше понимать его метафоры. Итак уже комплекс неполноценности развивается…

— Вот это советую прекратить.

— А читать мои мысли — так уж необходимо? Меня раздражает, когда ты начинаешь их комментировать.

Возмущение в голосе я даже не пытаюсь скрывать. Поскольку ему ведомы мои мысли, эмоции наверняка как открытая книга. Настольная.

— Я вижу нити прошлого, нынешнего и того, что может свершиться. В них я вплетаю нити того, что свершиться до?лжно. Для знания будущих действий мало слышать слова, потому я вынужден слушать и мысли.

Он невозмутим, как окрестные скалы. Крупица его спокойствия передается и мне. Остываю. В конце концов, призрак не лжет — это издержки его профессии.

— Тогда была бы признательна, если б ты удерживался от ответов на вопросы, не заданные вслух.

Что-то в его позе подсказывает мне, что мой требовательный тон был неуместен.

— Наша дискуссия беспредметна. Не следует впустую тратить драгоценное время.

Киваю. Даже если в его распоряжении — вечность, срок моей жизни ограничен. Тем более не весь его остаток я планирую провести в заточении. Есть у меня интуитивная уверенность, что стоит мне сбежать из плена серых стен, как сны с туманным ущельем и навязчивым демоном прекратятся.

— Сейчас твой рассудок настроен надлежащим образом.

Снова он отвечает на мои мысли, но я не обижаюсь. Могла бы и сама дойти до разумения: случись такой сон прежде, я мгновенно забыла бы о нем, как о любом легко улетучивающемся кошмаре.

Поток рассуждений прерывает новый раскат грома — на сей раз значительно ближе.

— В прошлый визит ты отметила, что тебя угнетает неведение о каких-то людях. Тебе важно знать о них?

— Верно, — соглашаюсь я. — Очень важно. Ты можешь мне о них рассказать?

— Зачем же? — он разводит руками. — Разве я не художник?

Меня разбудили сотни иголок, пронзающих левое плечо. Фырча от бешенства, я ругнулась — какая досада, прервать видение в столь важный момент!

Чем дальше, тем глубже овладевало мое убеждение, что сны мои являли собой не просто набор разнообразных, но малосодержательных красочных слайдов. Несомненно, в них крылось нечто большее…

Вдох-выдох. Постаралась вдыхать поглубже, чтобы успокоиться. Имелся шанс снова задремать, повернувшись на другой бок.

Вдох-выдох. Размереннее. Легче.

Нечто большее…

Он на месте. Стоит, облокотившись на глыбу с рисованной живностью. Мой внезапный уход ничуть его не смутил. Равно как и последующее возвращение.

— Отлично. Ты появилась здесь раньше, чем дождь, — заявляет призрак.

Не совсем понимаю, о чем речь, но отвечаю коротким кивком. Вымокнуть, пусть и не наяву, мне не улыбается.

Туманный демон обходит плиту с живописью, неуловимым взгляду движением достает уже виденное мной стило — заостренный камень.

— Не будем затягивать.

Четыре резких взмаха, и у картины появляется прямоугольная рамка.

— Постарайся выбрать быстро, времени у тебя крайне мало. Кого мне надлежит изобразить?

Совсем близко от нас вспыхивает ломанная фиолетовая молния.

Мне не нужно долго раздумывать. Мой ответ сливается с раскатом грома, тонет в нем.

Покачивается капюшон.

— Нет.

— Почему?! — кричу я, стараясь оказаться громче завывающего ветра, швыряющего мне в лицо горстями камушки и пыль.

— Видение Брендона может повлиять на исполнение предначертанного. Другое имя, скорее!

— Флинер.

Честное слово, понятия не имею, почему я назвала мага с кошачьими глазами. Но менять решение было поздно, призрак уже зачерпнул пригоршню тумана и швырнул в центр картины. Плиту заволокло дымкой, зоологические наброски потеряли резкость, а потом и вовсе расплылись. Осталась лишь рамка.

В рамке…

…Глянцево-розовое море лениво плещется о кобальтовый берег, распространяя мягкое сияние… Прозрачное, будто хрусталь, небо. Вдоль горизонта — дым. Волны отступают от берега, обнажая дно и глубокой синевы глыбу стекла (или льда?..) — внутри нее отчетливо виден контур сидящего в позе лотоса человека с приподнятой рукой. Глаза его закрыты, губы сжаты в тонкую линию. Жидкий розовый глянец смыкается над ним до того, как я успеваю додумать — жив ли заточенный в синеву маг?

Изображение мутнеет, из транса меня выводит резкий оклик призрака.

— Еще!

Фиолетовая вспышка. Грохот. Ана?.. Нет, она же не человек… В памяти всплывает та, что я называла сестрой.

— Арна!

…Позолота на лепном потолке дворца. Полотно в тяжелой золоченой раме с горным пейзажем. Бордовый диван на высоких ножках. На нем — светловолосая девушка с дымчато-серой пушистой кошкой на коленях. Рука Арны размеренно гладит мягкую шерстку, по щекам непрерывно текут слезы. Она не пытается их вытирать.

Рябь, легкое головокружение.

— Еще!

Пыль режет глаза. Пытаюсь проморгаться — не помогает. Сколько видений мне осталось?..

— Койт.

…Двор, мощеный черно-белой плиткой, весь устланный опавшими листьями: багряными, золотисто-желтыми, бурыми. Глубокий мраморный бассейн, заполненный бирюзовой водой, в которой плавают немногочисленные листья, сброшенные ветром, и как всегда великолепный, мускулистый Койт. К краю бассейна подходит рослая брюнетка с отличной фигурой, обтянутой белым закрытым купальником. Цвет ее кожи немного светлее, чем у Койта. Девушка опускается на корточки и что-то говорит — слов, увы, видение не передает — глядящему на нее мужчине. Он улыбается, но мне кажется, что глубокие синие глаза его глядят мимо девушки.

Еще миг я вижу в его взоре отблеск далеких звезд, а потом изображение рассыпается. Вместе с каменной плитой.

На ее месте нежным облаком опадает груда красно-розовых тонких лепестков георгины. Из отголосков памяти о прошлой жизни всплывает название цветка — Дочь Земли.

От ложа до охладителя семь шагов. Каждый раз, просыпаясь, но не открывая глаз, я загадывала желание: очутиться в другом месте. И каждый раз действительность рушила наивную фантазию. Каждое пробуждение: семь шагов до охладителя, восемь до сухого душа. От него четыре шага до каморки с определенного рода удобствами.