Эпоха последних слов - Дмитрий Тихонов

Погонщик запрокинул голову и засмеялся. Жутко, беззвучно. Только плечи мелко тряслись. Тонкое щупальце черноты показалось из широко раскрытого рта, проползло по щеке и окунулось в глаз. Все вокруг посерело, лишилось яркости, будто высоко вверху солнце закрыло облаком. И в этом бесцветии стало возможно различить смутный силуэт, колышущийся вокруг фигуры чернокнижника. Размытый, неясный контур, огромный, с множеством непрерывно движущихся конечностей, похожих на колеблемые водой клочья тины.

— Ясно, — буркнул Синеус. — Не сиделось тебе в подземелье.

Аргрим прекратил смеяться. Солнечные лучи обрели прежнюю силу, вернули ему обычный облик, скрыли чудовищную истину. Погонщик сложил руки на груди, спросил твердо:

— А с кем говорю я? С ветхим мешком из костей и мяса, или с тем, кто этот мешок тащит?

Называвшийся Сигмундом Синеусом на мгновение позволил проступить своим истинным лицам. Аргрим довольно хмыкнул:

— Так и думал. Вы возвращаетесь.

— Я не уходил.

— Оставался здесь все это время? Что же ты делал?

— Бродил по миру. Рассказывал истории.

— Ха! Недолго тебе осталось бродить, дружище. Скоро под этим небом некому будет выслушивать стариковский бред.

— Они сильнее, чем вы можете предположить. Как видишь, многие уцелели после первого удара и живы до сих пор.

— Ты думаешь, это ошибка? — зашипел Погонщик. — Думаешь, мы просчитались? Нет… на тех, кто выжил, у нас свои планы.

— И какие же? — спокойно спросил Синеус.

— Бойня! — истошно зарычали безумные, пропитанные черной ненавистью голоса в глотке Аргрима. — Хаос! Беспрерывное кровопролитие! Великое жертвоприношение!

— Кому?

— Темной Госпоже. Когда мы с братьями пробудились, это привлекло ее внимание. И теперь она жаждет… развлечений. Крови и зрелищ.

— Как всегда.

— Она их получит. Некому остановить нас. Ты стар, слаб, одинок, а о твоих хозяевах давно ничего не слышно. Когда Госпожа насытится, она в необозримой милости своей дарует нам вечный мрак. Весь мир будет принадлежать только Словам.

— Вы предупредили об этом своих верных слуг? Несчастный чародей, тело которого ты используешь, знает, что его ждет?

— Догадывается. Мы ничего не скрываем от наших инструментов, ибо только истинно преданные, готовые ко всему, достойны носить печать Химеры. Они веками поклонялись ей, скрываясь от остального мира, невыносимого в своем светлом высокомерии, и заслужили немного настоящей силы. Однако, когда наступит время для всеобщей пляски смерти, мы отправим их танцевать. Так будет интереснее.

— Растите, как бойцовых псов, на верную гибель?

— По крайней мере, мы не кормим их невыполнимыми обещаниями. Я ведь слышал ваш разговор от первого до последнего слова. Что это было? Ложь. Ложь. Ложь.

— Я пытаюсь спасти их.

— Как?

— Просто даю им надежду.

— Зачем?

— Чтобы спокойно встретить ночь, им обязательно нужно знать, что наступит утро. Так уж они устроены. И, коли на то пошло, ваше великое представление провалится, если у них не будет, за что воевать.

— Они станут драться за выживание. Как всегда. Как и каждый день на протяжении тысяч лет. «Умри ты сегодня, а я завтра» — вот единственный закон, которым руководствуются смертные.

— Вы с братьями слишком долго пробыли под землей.

— А ты слишком долго притворялся одним из них. Поверил в собственные сказки. Жалкий, никчемный старик. Что ты станешь делать, когда Темная Госпожа пожрет твоих друзей?

— Сражаться.

Тварь, жившая в Аргриме, снова расхохоталась.

Лес редел, земля стала ровной, чистой, и Вольфганг прекратил беспокоиться о копытах лошадей. Первое время, пока они продирались через нехоженые заросли, его голова была полна мыслей о корнях и корягах, ломающих тонкие, хрупкие на вид ноги. Это помогало отвлечься от невеселых дум: о брате, непонятном старике, Погонщиках Теней и ночных кошмарах. Но теперь насущные проблемы отодвинулись на второй план, вновь уступив место сердечной боли. Как назло, Харлан продолжал сыпать вопросами о случившемся на дороге. Выручал рыцаря глухой, но болтливый гном.

— Так значит, старик сказал вам, что впереди засада? — спрашивал торговец.

— Ага, — важно кивал Скалогрыз. — Выходит, эта, и говорит, мол, впереди того… засада, понимаешь.

— А вы ему сразу поверили?

— Ась?

— Поверили ему сразу?!

— Дык само собой. Как не поверить!

— А почему?

— Старику.

— Я спрашиваю, почему?!

— Что почему?

— Поверили!

— Ну ведь отчего хорошему человеку не верить. Приятный, понимаешь, такой старикан. Чокнутый слегонца. Усищи длиннее твоей руки.

— Ну?

— Зуб даю.

— Ладно. Значит, он предупредил, что впереди засада, и велел ехать сюда?

— А ты сообразительный! — фыркнул Скалогрыз. — Я тебе об этом уже два часа толкую.

— И что нам здесь делать?

— Ждать. Определенно, ждать.

— Чего?

— Ну, ведь… у моря погоды.

— Ушедшие Боги, да ответишь ты нормально или нет?!

— Дык кабы знал, что отвечать, уж не тянул бы! Я не больше твоего во всем этом разумею, мил человек. Беседовать дедок изволил с мастером Вольфом, а тот, вишь, не особенно общителен сейчас. Я же и половины не понял из того, о чем они говорили. Глуховат, понимаешь, на одно ухо.

Вздохнув, Харлан замолчал.

Почва под копытами лошадей становилась все тверже. Дубы вокруг сменились редкими могучими соснами, длинные корни которых бугрились по камням, сжимая их мертвой хваткой. Высоко над кронами синело небо, чистое, глубокое, едва тронутое белыми разводами облаков. Впереди виднелись голые серые холмы — самая северная оконечность Арганайского горного хребта. Считалось, что это были владения эльфов, но они никогда не появлялись здесь, брезгуя невзрачными, безжизненными скоплениями скал. Одного взгляда на иззубренные, заостренные вершины, на каменистые слоны, изрезанные кривыми трещинами, хватало, чтобы понять нежелание Старшего Народа осваивать свои северные рубежи.

— Нас должны встретить, — сказал Вольфганг, хмуро осматривая открывшуюся картину. — Где-то здесь.

— Здесь? — Харлан скривился, словно откусив от лимона. — В самой заднице мира?

— Протестую! — взвился гном. — Это не задница, это пятка.

— Глянь-ка, — проигнорировал его торговец, указывая куда-то вдаль. — Стервятники.

Действительно, в небе, на расстоянии примерно в час пути, над чем-то, скрытым скалами, медленно кружили полчища черных птиц.

— Что это значит? — спросил гном.

— Ой, ничего хорошего, — протянул Харлан. — Зря мы все-таки сюда сунулись.

— А над пожарищем плачут вороны, — пробормотал Вольфганг слова из древней песни. — А над пожарищем черный дым…

— Кстати, насчет дыма, — купец тронул его за плечо. — Посмотри туда.

На некотором отдалении от скоплений стервятников из-за нагромождений серого камня поднимались клубы такой же серой гари, скошенные напором ветра.

— Предлагаю вернуться на тракт, — сказал Харлан. — Потому что тут нам явно нечего делать.

Рыцарь собрался с мыслями, открыл рот, намереваясь ответить, но его прервали.

— Кажись, это они, — раздался тяжелый, низкий голос, похожий на грохот катящихся по склону валунов. — Те самые.

Прозвучало это ясно, отчетливо, близко. Трое путников принялись тревожно озираться, Вольфганг поднял скипетр, Харлан выхватил из ножен меч, но определить, откуда именно доносились слова, ни один из них не мог.

— Похоже на то, — раздался второй голос, сиплый, болезненный. — Ты что думаешь, Щербатый?

— Берем! — рявкнуло совсем рядом, а через секунду земля в двух шагах от торговца взвилась тучей мелких камней и сухой хвои. Харлан рубанул мечом по громоздкой туше, что вырвалась из прекрасно замаскированного укрытия, но клинок отскочил от широкого деревянного щита. Лошади забились в панике, однако поводья уже оказались зажаты в могучих зеленых кулаках, а прямо в лицо Вольфгангу уперлись дула шестиствольной торгорской аркебузы.

— Так-так. И кто это тут у нас?

Спрашивающий восседал на плечах здоровенного орка, державшего лошадей. Это оказался пожилой уже гном с короткой взлохмаченной бородой, с глазами, закрытыми круглыми черными стеклами очков. У него отсутствовали обе ноги: одной не было по щиколотку, второй — по колено. Культи соединяла толстая ржавая цепь, явно служившая для того, чтобы коротышка-инвалид не свалился со своего зеленокожего скакуна. Кожаную жилетку гнома украшало множество металлических предметов: булавок, запонок, гвоздей и цепочек. Тяжелую аркебузу он держал ровно и твердо, хотя палец, давивший на курки, слегка подрагивал.

Несший его варвар, похоже, не испытывал никаких трудностей, постоянно таская на загривке гнома. Он вряд ли мог вообще испытывать какие-либо трудности, настолько огромным и мускулистым было это существо. По сравнению с ним довольно внушительный Гром-Шог показался бы щуплым подростком. Желтые клыки, торчащие из уголков широченного рта, превосходили по длине человеческие пальцы, а кулаки, пожалуй, могли с легкостью заменить таран или стенобитную машину. Весь доспех великана составляли несколько кожаных проклепанных ремней, а на шее, помимо страховки гнома-наездника, висело ожерелье из звериных зубов. На обоих запястьях смыкались стальные оковы, к которым крепились длинные цепи — каждая из них оканчивалась шипастой гирей размером с детскую голову. Попади таким кистенем по человеку, и от несчастного не останется ничего, кроме большого мокрого пятна.