Самозванец - Сергей Шхиян

Девушка напряглась, потом подняла на меня глаза и тихо, так, что я едва расслышал, сказала:

— Я боярская дочь!

Признание, несомненно, было сокровенное, но я не понял, почему оно такое тайное. Тем более, что в нашей компании находилась и царская дочь.

— Ну и что? — спросил я.

— Мой батюшка был боярином! — повторила она и опять замолчала.

— Он что, умер? — пришел я ей на помощь, пытаясь сдвинуть разговор с мертвой точки.

— Нет! Что ты такое говоришь! — живо воскликнула она. — Почему он должен умереть?

— Ты же сказала, что он был боярином. Вот я подумал…

— Нет, просто он раньше был боярином, а теперь уже не боярин.

— Понятно. Ну и что?

Девушка ничего не ответила, посмотрела на меня полными муки глазами и опять собралась заплакать.

— Наташа, — заспешил я сбить ее со слезливого настроя, — ты так здорово дралась с разбойниками, что я подумал — ты очень смелая девушка!

— Правда? — слабо улыбнулась она.

— Да, правда. Ты меня, прости, но пока я не узнаю, в чем дело, не смогу тебе помочь. Если твой отец жив, может быть, отправить тебя домой?

— Нет! Лучше я утоплюсь!

Теперь хоть что-то становилось понятным, не иначе, как дело было в романтическом увлечении.

— А где теперь твой друг? — спросил я, пытаясь поймать ее на слове.

— Какой друг? — растерянно спросила она и покраснела.

— Тот, с которым ты убежала из дома.

— Откуда ты это знаешь? — испуганно воскликнула она. — Я никому не говорила…

— Просто догадался. Если ты не хочешь возвращаться домой, то этому должна быть причина. Она же может быть только одна: вы сбежали из дома и попали к разбойникам.

— Да, — едва слышно прошептала девушка.

— И куда же он тогда делся?

— Я не знаю, — грустно ответила она.

— Тогда расскажи все с самого начала, может быть, я пойму, где тебе его искать, — попытался я хоть как-то подтолкнуть рассказ.

— Он, я… — начала она, долго молчала, потом спросила: — А ты правда хочешь его найти?

Я, честно говоря, этого совсем не хотел. Девушка, когда пришла в себя и отмылась в бане, стала премиленькой. Так что в том, что она хороша собой, Чувак оказался прав. Но то, что я не очень интересовался ее возлюбленным, к ее внешним данным отношения не имело. Мне нужно было, вообще-то, спасать Россию, а не устраивать личное счастье первой встречной красотки. Однако объяснять все это боярышне было слишком долго, да и ни к чему хорошему не привело бы, пришлось соврать:

— Конечно, хочу.

— Правда! — обрадовано воскликнула она. — А я сначала думала, что ты хочешь делать со мной то же, что и разбойники!

— А они это делали? — осторожно поинтересовался я, поймав себя на мысли, что и, на самом деле, хочу того же самого. Причем, даже очень.

— Я не знаю, — сказала Наталья, отводя взгляд. Ответ был достоин девичьей скромности, однако достаточно внятный, чтобы понять, что самое страшное, что может случиться с девичьей честью, уже произошло.

— Так ты, поэтому не хочешь возвращаться домой?

— Я боюсь, что батюшка меня убьет, — со слезой в голосе ответила она.

— Ну, ему можно ничего и не говорить, откуда он узнает, — коварно подсказал я лучший способ обмана родителей. — Тем более, что от этого не всегда бывают последствия, — добавил я, без уверенности, что она поймет, что имеется в виду.

— Правда ничего не будет? — обрадовалась она. Этого я гарантировать, само собой, не мог, попытался выяснить процент опасности:

— Это было много раз?

— Нет, только один, — не поднимая глаз, после долгой паузы ответила она.

— Тем более. Может, и пронесет.

Потом я подумал, что дело может быть не столько в разбойниках, сколько в ее пропавшем возлюбленном.

— А со своим любимым ты этим занималась?

— Не знаю, — пряча глаза, пошла Наталья проторенной тропой.

— И часто?

— Да, — еле вымолвила она.

Раскрыв все свои секреты, девушка облегчила душу и смогла улыбнуться. Потом успокоила меня насчет своей нравственности:

— Я знаю, что это делать грех…

— Ну, один Бог без греха. В старости замолишь.

Она не поняла скрытого юмора совета и решила разобраться со своими грехами тотчас:

— Как? Мне придется постричься в монахини?

— Это слишком. Будешь в храме, поставь свечку Пресвятой Богородице, она тоже женщина и, думаю, тебя поймет.

— Правда! — обрадовалась грешница. — А одной свечки хватит? Грехов-то у меня было…

Количество их, по девичьей скромности, Наталья не уточнила.

Я оказался не силен в теологии в части религиозных запретов и прощений на «сладкий» грех, чтобы назначать епитимьи.

Тем более, что я пока не полностью владел информацией о ее жизни, потому пришлось взять грех на свою душу:

— Думаю, хватит. В крайнем случае, покаешься на исповеди. Теперь рассказывай, куда делся твой друг.

— Я не знаю. Мы ночевали в лесу у костра. Я заснула, а когда утром проснулась, его там не было. Я ждала, ждала… Потом пошла его искать и заблудилась. Наверное, он вернулся, а меня там уже не было. Потом мне в лесу встретился какой-то человек. Он на меня набросился… я говорила. А потом отвел к разбойникам. Я хотела утопиться, но мне не дали. Тот их атаман сказал, что я теперь буду с ним. А потом меня отвели к вам и отпустили.

— Понятно, — сказал я, — значит, твой любимый пропал…

— Он тоже, наверное, как и я, заблудился, пошел за водой и не нашел дорогу назад…

— А кто он такой? — перебил я попытку девушки выгородить своего возлюбленного.

Наташа так задумалась, погружаясь в воспоминания, что глаза ее почти затуманились. Потом она смогла сосредоточиться и найти самые точные характеристики козлу, который ее соблазнил, увез из дома и бросил одну в лесу:

— Он такой красивый, кудрявый и ласковый!

— Это и так понятно, кто он — боярин, подьячий, чем он в жизни занимается?

— Не знаю. Наверное, ничем. Афоня боярский сын, их имение рядом с нашим. Мы с ним встречались в лесу.

— Почему же он просто на тебе не женился?

— Его батюшка богатый, а мы… — Она, наверное, сначала хотела сказать «бедные», но потом подобрала более мягкий синоним. — …не такие, как они.

— Ясно.

— Что тебе ясно? — насторожилась она.

— То, что твой боярский сын заблудился в лесу и боюсь, его будет сложно разыскать, И что же теперь с тобой делать? К батюшке ты возвращаться не хочешь, — Наташа энергично замотала головой, — родни, у которой ты могла бы пожить, у тебя тоже нет?

— Нет!

— Так что же с тобой делать?

— Не знаю… Можно я пока с вами побуду, может быть, мой Афоня найдется?!

— Побудь, — машинально ответил я, подумав, что начинаю играть с огнем. Ожившая боярышня казалась слишком хороша, а я был одинок и неприкаян. — Только как тебе будет жить вместе с мужчиной, не боязно?

— А почему я должна тебя бояться? Ты же хороший!

— Все мы хорошие, — пробормотал я, — пока спим… Ладно, теперь пойдем разбираться с остальными, там тоже неразрешимая любовная история.

Все время, пока мы с Наташей разговаривали, остальные пленники стояли малой кучкой, ожидая, чем наши переговоры кончатся. Не знаю, на что они рассчитывали, надеюсь, не на то, что я, узнав некую страшную тайну, буду гнать девушку пинками за ограду подворья, но когда мы плечо в плечо подошли к ним, на лицах отразилось разочарование. Влюбленная в датчанина Эрика Ксения смотрела на боярскую дочь с плохо скрытым гневом. Обычная позиция, когда женщинам всего бывает мало, особенно поклонников. Я решил сразу же взять быка за рога и сходу спросил датчанина:

— Ну, вы решили, что будете делать?

Эрик, скорчив недовольную мину, ответил:

— Мы имеем желание получить в подарок коней!

Два придурка, я имею в виду прагматичного европейца и бесшабашного отечественного нахала, на такой ограниченной территории — это было уже слишком. Однако я попытался решить проблему без использования грубых слов и выражений, непривычных причесанной Европе:

— Я имею желание купить вам с принцессой две лошади, — сказал я, строя фразу на западный манер, — но я не имею желания отдавать вам своих лошадей! Фeрштейн?

Ксения, вот уж кто истинная женщина, тотчас встала на защиту любимого:

— Неужели в память, — она замялась, стесняясь при Эрике сказать, в память чего я должен делать им такие подарки, потому обошлась без уточнения, — неужели тебе не хочется сделать нам приятное?

— Это нужно обсудить, — глубокомысленно произнес я, — можно поговорить с тобой наедине?

Царевна вопросительно взглянула на Эрика. Тот, слишком вожделея к моему донцу, чтобы позволить себе ревность, согласно кивнул, и мы с царевной отошли на то же место, где недавно разговаривали с Натальей.

— Ну отдай ты ему этих лошадей! — нормально, без недавних ломаний, попросила она. — Он же все равно не отстанет.