Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

К удивлению Джеммы, Элайджа не стал притворяться, что не понимает, о чем идет речь.

– Вероятно, она надеется, что вы зачахнете от какой-нибудь тяжелой болезни, – сказал он. – Молодые влюбленные женщины готовы поверить во все, что угодно.

– Но я совершенно здорова, – без тени беспокойства заметила герцогиня. – Так мы играем?

– Если вы не хотите возобновить матч, мы могли бы сыграть партию просто так.

Ни Джемма, ни Элайджа не произнесли то, что было очевидно для обоих, – если Вильерса не станет до завершения матча с герцогиней, то вместе с ним умрет и интерес к поединку супругов Бомон.

– Замечательная идея! – обрадовалась герцогиня. – Сыграем одну-две партии просто так, для удовольствия, а матч продолжим после выздоровления Леопольда.

– Леопольда? – удивленно переспросил Бомон.

– Так зовут Вильерса, – пояснила Джемма с самым невинным видом. – Разве вы не знаете? Я думала, вы с ним друзья детства.

– Оказывается, и вы с ним настолько близки, что даже называете друг друга по имени. Я и не подозревал об этом.

Герцогиня двинула вперед пешку. Обдумывая ходы, переставляя фигуры, она постепенно с головой ушла в игру, и тревожные мысли о Бомоне, несносной выскочке мисс Татлок и тяжелом состоянии Вильерса отлетели прочь.

Через час она сказала мужу с торжествующей улыбкой:

– Вот теперь мне стало легче.

– А мне наоборот, – кисло заметил он.

– Зато вы выиграли первую партию матча. Нынешняя же партия, в которой победа досталась мне, значения для матча не имеет. И все же я очень довольна выигрышем.

– Давайте все-таки начнем вторую партию матча, – предложил Элайджа. – Пожалуйста, не заставляйте меня дожидаться смерти Вильерса, это слишком отвратительно.

Кивнув, Джемма быстро расставила на доске фигуры и двинула ферзевую пешку на d-4.

Бомон сделал аналогичный ход на d-5. Для первого дня очередной партии этого было достаточно.

Герцог поднялся со стула. Как он все-таки удивительно красив, подумала Джемма, невольно залюбовавшись им. Неудивительно, что он приобрел такое влияние в парламенте.

– По правде говоря, я зашел к вам, чтобы кое о чем вас спросить, Джемма, – сказал Бомон.

Герцогиня промолчала, всем своим видом выражая удивление.

– Ваше возвращение из Франции имеет целью зачатие наследника, – продолжал он. – Имеете ли вы какой-либо конкретный план на этот счет?

«Другими словами, не желаете ли вы отправиться со мной в постель?» – мысленно расшифровала смысл его слов Джемма. Неожиданно для нее самой предложение герцога показалось ей интересным.

– Я спросил потому, что если Вильерс вдруг поправится и выиграет матч, это изменит наши планы.

Джемма напряглась.

– Вы полагаете, что я стану призом для победителя? – спросила она. – Уверяю вас, что никогда не сделаю ставкой в игре ни себя, ни свое тело.

– Проблема не в том, одариваете ли вы кого-либо своей благосклонностью или нет и кого именно, – без тени волнения ответил Бомон. – Поймите, доведись Вильерсу выиграть матч, весь Лондон будет убежден, что вы делите с ним постель. Правда это или нет, не будет иметь никакого значения.

– Я не согласна, что это не имеет значения, – с обидой возразила герцогиня. – Говоря так, вы допускаете, что ваш наследник может оказаться ребенком Вильерса!

– Вы меня неправильно поняли, Джемма. – Бомон, как всегда, оставался спокоен и терпелив. – Я прекрасно знаю, что вы не из тех дам, которые готовы понести от кого угодно.

У нее сжалось сердце – это было уже явное оскорбление, нанесенное с холодным расчетом и прямо в сердце противника. В своей частной жизни Джемма никогда не ладила с реальностью и логикой. Реальность заключалась в том, что, живя в Париже, герцогиня изменяла мужу, хотя, разумеется, ее временные союзы не приводили к рождению детей. В понимании Джеммы тот факт, что Бомон открыто изменял ей как в прошлом, так, по-видимому, и теперь с той или иной своей любовницей, был гораздо более тяжким прегрешением.

– Если наш ребенок будет зачат сейчас, когда столь силен интерес к вашему матчу с Вильерсом, – гнул свою линию Бомон, – многие сочтут его незаконнорожденным. Самое малое, дитя рискует потерять право на наследство, что поставит под удар его будущее счастье.

– Вы правы, – согласилась Джемма.

– Было бы разумнее просить вас прекратить матч, но я взял себе за правило никогда не просить у других политиков того, что они не могут мне дать, такого же правила я придерживаюсь и в домашних делах.

– Если вы плохо себя чувствуете, я тотчас откажусь от игры с Вильерсом. Что, у вас опять был обморок?

– Слава Богу, нет.

– Тогда лучше все-таки подождать с… близостью до окончания матча, как вы и сказали.

Герцог поклонился:

– В таком случае…

– Но это не означает, что вы можете заигрывать с многоуважаемой мисс Татлок. Не забывайте, я нахожусь в добром здравии и отнюдь не собираюсь зачахнуть от неизлечимой болезни.

– Рад это слышать.

– Боюсь, мисс Татлок не разделила бы вашей радости.

– Подумать только, герцогиня Бомон ревнует! – рассмеялся Элайджа, и его смех порадовал Джемму еще и потому, что смеялся Бомон чрезвычайно редко. – Я уж и не надеялся дождаться этого дня! Должен признаться, это побуждает меня относиться к мисс Татлок более снисходительно.

– Я никогда не умела делиться, Элайджа, как вы убедились вскоре после нашей свадьбы, не правда ли? – парировала Джемма, поднимаясь со стула.

Он хотел ответить, но герцогиня не желала больше слышать ни гладких дипломатичных объяснений, ни извинений – бросив на него загадочный многообещающий взгляд, какими обычно одаривают любовников, она привлекла мужа к себе и приникла к его губам.

О, как свеж и сладостен был их вкус! Поцелуй должен был стать для Бомона предупреждением, обещанием, знаком ее власти над ним. Но в тот момент, когда ее рука обвила шею мужа и они сильнее прильнули друг к другу, Джемма вспомнила то, о чем совершенно забыла за годы жизни в Париже: поцелуи Бомона имели совершенно особое воздействие на нее – они снова превращали ее в юную, ранимую и беззащитную женщину, проплакавшую многие месяцы напролет после разрыва с мужем.

Джемма отскочила от герцога, едва не опрокинув шахматный столик, и постаралась придать своему лицу безмятежное выражение, чтобы Бомон не заметил ее смятения.

– Это предупреждение? – спросил он, испытующе глядя на нее темными непроницаемыми глазами.

Ах, как хорошо он ее знал… На мгновение сердце Джеммы снова болезненно сжалось, но она нашла в себе силы улыбнуться:

– Именно так, Элайджа, именно так.

Глава 19

Тем же вечером,