Разведчик Четвертого прапора - Н Дубинин

39

Много солдат возвращалось в те дни. И так был дорог их наскучавшейся душе каждый родной уголок, каждый знакомый поворот дороги к близкому уже дому, так им хотелось увидеть и охватить сердцем все сразу, что часто не хватало у солдата сил продолжать путь в поезде или машине. Он сходил задолго до дома, шагал пешком по родному проселку и угадывал и с нетерпением ждал, что откроется за следующим холмом или лесом.

В конце августа 1945 года среди таких служивых сошел в Виннице худенький паренек в шляпе, темном европейском костюме не по росту и с висевшей на повязке правой рукой. Он окинул взглядом груду белых камней на месте разбитого вокзала, посмотрел на закопченные руины разрушенных и сожженных зданий. Потом закинул здоровой рукой нетяжелый свой мешочек за плечо и зашагал по главной улице.

Это был Вася Безвершук.

По дороге пылили автомашины. Тяжело цокали по булыжнику подковами кони, запряженные в разбитые телеги. Вася мог бы поднять руку, попросить шофера или возницу подвезти. Но он шел пешком. Ему хотелось во всех подробностях увидеть, что сталось с родными местами за эти годы.

Перекинув через плечи узлы и бидоны, по пыльной дороге брели с городского рынка колхозницы окрестных сел.

Сразу за городом начались поля. Покачивались налитые колосья, дозревала пшеница.

Как все это напоминало картины далекого детства и мира, если б не следы войны...

Следов сохранилось много.

Лица встречных были худы и суровы.

Сразу за Винницей на правой стороне дороги стояли низкие длинные блоки бывшего немецкого концентрационного лагеря. Десятки тысяч местных жителей нашли там смерть.

Без конца встречались пепелища. Сожженный хутор. Взорванная казарма железнодорожников. Разбитый домик лесника...

И окопы. Уже начав осыпаться, они то там, то здесь тянулись через картофельные поля, пшеницу и заросшие лесом холмы. Посмотрит Вася на такое поле и невольно вспомнит тело, иссеченное плетью.

Настрадались люди. Настрадалась земля.

Целый день шагал парень по дороге. Под вечер показалась родная Десна. Вода словно застыла, отразив в себе камыши да косо упавшие с берегов к середине реки ржавые фермы моста. Немцы взорвали.

За рекой был Турбов.

Когда садилось солнце, Вася вошел в родной двор. И первый, кого он увидел, был отец.

Еще весной сорок четвертого, когда Советская Армия освободила Турбов, старый Безвершук посадил в огороде новые вишни. В этот вечер оп, как всегда, копался в саду. Смотрел, как растут вишни, хорошо ли подвязаны к колышкам, не нужно ли где подрезать лишнюю ветвь или потравить гусениц. Силы старика были уже не те. Работа подвигалась медленно.

Скрип калитки отвлек его от дела. Худой высокий парень, одетый не так, как одеваются в Турбове и с рукой на повязке, остановился перед ним.

Григорий Филиппович сначала удивился. Потом встревожился. Наконец он узнал сына, хотел броситься к нему. Но старые ноги не шли...

- Ты, Василий?

- Я, папа.

И старик заплакал.

Вася бережно обнял его здоровой рукой. И заплакал тоже. Вышла из кладовой тетка Фросына. Она хлопнула себя по бедрам и закричала:

- Люди добрые! Глядить! Та це ж наш Васыль.

- Живой! Слава тебе, хос-споди! От радость так радость!..

Слепой Иван оказался жив, тоже был дома. Когда Вася шагнул на порог, Иван, расставив руки, крутился посередине комнаты, ища дверь.

Братья крепко обнялись.

- Мы тебя уже и ждать перестали, - говорил Иван.

Радостные крики тетки Фросыны услышали в ближайших дворах. Тут же прибежал один сосед - узнать, правда ли, что Вася жив. Потом прибежал второй. Потом люди шли и шли без конца - соседи, родственники. Поздравляли Васю с возвращением. Плакали по близким, которые уже никогда не вернутся. Расспрашивали, где был, что видел. Рассказывали про свое житье-бытье...

- А Николай Волошин? А Петро Порейко? - спрашивал Василий.

До петухов хватило разговоров и радости. Но так и не переговорили всего - столько было пройдено и пережито всеми.

И когда лег наконец Василий спать - дома, рядом с братом - он был самым счастливым человеком.

40

Сейчас, много лет спустя, Василия Безвершука можно встретить на путях станции Свердловск-Пассажирский. Это у нее название такое. На самом же деле она не только пассажирская, но, как говорят железнодорожники, и грузовая. Через нее связаны с миром многие свердловские заводы, в том числе и гигант Уралмаш.

Дел у работников станции много. За дежурство они подают на подъездные пути заводов под погрузку а выгрузку сотни вагонов. Потом собирают их оттуда, формируют составы и отправляют во все концы страны. Выполняет эту работу маневровый тепловоз. День я ночь хлопотливо бегает он по станционным путям. "Комсомольский" - гласит надпись на корпусе. Управляют тепловозом действительно комсомольцы. Но часто в окне можно увидеть и крепкого, спокойного человека с седеющими висками. Это машинист-наставник Василий Григорьевич Безвершук. Трудно узнать в нем семнадцатилетнего парнишку с рукой на повязке, вернувшегося из Чехословакии осенью сорок пятого года.

Недолго пробыл он тогда дома. Разруха. Бедность. Есть нечего... Отдохнул неделю - пошел на курсы шоферов. Закончил - стал работать на каолиновом заводе.

Пока учился на курсах - правая рука вроде зажила. Пошел работать трудно! Покрутит смену баранку - болит рука. Да и левую тоже ломит.

Перешел Василий в дежурные слесари. Но перебитые руки плохо служили и там.

От этого ли или от всего пережитого напала на него тоска. Придет после работы с больными руками домой, а там все-таки не мать родная.

Мать погрела бы его руки в горячей воде, растерла бы чем-нибудь, травки дала бы попить какой-нибудь. От боли. Тетка же Фросына не понимала, почему парень ходит хмурый, укорять стала за малый заработок.

Осенью достал Василий мешочек, с которым вернулся из Чехословакии, положил в него бельишка пару, полотенце, краюху хлеба и пошел в Винницу. Искать другую работу.

На вокзале попалось на глаза объявление о наборе рабочих. Василий пошел. Проверили врачи зрение, слух.

- Годен!

И поехал "вербованный по оргнабору" Василий Безвершук на Урал.

В Свердловске его направили в депо кочегаром паровоза. Поработал месяц - командировали на курсы помощников машиниста. Кончил курсы, поездил, как говорят железнодорожники, "за левым крылом паровоза" - послали в школу машинистов...

Теперь уже не сосчитать, сколько за эти почти сорок лет провел он грузовых и пассажирских поездов. Руки? Побаливают и сейчас, но работать можно. Тем более что на транспорт давно уже пришли новые локомотивы, управлять которыми легче, чем паровозом. Сдал в последние годы только глаз, рассеченный немецкой плетью. Потому и перевела администрация опытного машиниста - кстати, не имеющего за всю трудовую деятельность ни одного замечания - с поездной работы на маневровую. Пусть учит молодежь!