Разведчик Четвертого прапора - Н Дубинин

Осиротила Валентина война. Перед тем как попасть в плен, он узнал, что немецкая бомба разнесла родной дом. Вся семья Безушенко погибла. И как ни бросала потом его судьба, как ни приходилось ему трудно, он всегда знал, что к тому же он теперь один...

Безушенко выполнял несложные Васины просьбы: поправить подушку, подать стакан воды. Рассказывал ему о последних событиях, веселил шутками.

Потом ушел и Безушенко. Сестры передали, что его взяли работать в советское посольство в Праге. Беспомощный, с залитыми гипсом руками, Вася недвижно лежал на спине, ожидая выздоровления. И только приходы бывших партизан Четвертого прапора и местных жителей - знакомых и незнакомых скрашивали его больничную жизнь.

38

Больше трех месяцев лечили Василя-разведчика врачи города Високе Мито.

В августе, когда правая рука его еще висела на перевязи, он покинул больницу.

Чехия преображалась. Казалось, все праздновало победу. В садах зрели тяжелые яблоки. На пасеках гудели пчелы. Люди дружно трудились на полях.

Вернулись домой угнанные в Германию.

Вернулись домой партизаны полка имени Свободы. К концу войны полк насчитывал 604 бойца. На их счету было три пущенных под откос состава, поврежденный бронепоезд, три взорванных моста и два склада боеприпасов, выведенный из строя завод боеприпасов, 1113 уничтоженных фашистских солдат и офицеров, 3053 пленных, 109 захваченных у врага грузовых автомашин, 12 санитарных, 51 мотоцикл, 3 бронемашины, радиостанция, 14 самолетов, 2 орудия, 405 лошадей, много оружия, боеприпасов и другие трофеи.

Усталые, изможденные, пришли из лагерей и тюрем домой те немногие, кому посчастливилось уцелеть в фашистской неволе. Как соскучились по доброму, извечному труду рабочие руки! Как хотелось каждому, чтоб скорее ушли в прошлое бедствия войны!

Сколько чешек, как и женщин далекой России, напрасно стояло в те дни у ворот, глядя с надеждой, не их ли это сын, муж, отец или брат возвращается в родное село по дороге! И сколько чешских детей, как и русских, уже никогда больше не увидели своих отцов!.. Но надо было жить. Надо было кормить сирот. И вдовы, потерявшие мужей, и матери, оставшиеся без сынов, брали лопату, косу или серп в свои загрубевшие от труда руки и, пряча слезы, шли в поле.

А небо над землей было таким высоким и чистым! А грозы гремели такими благодатными дождями! И ни один немецкий самолет с черными крестами на крыльях уже не бороздил синь над горами.

Обновлялась Чехословакия. Народ многому научился за годы национальной катастрофы. В Праге было создано народное правительство национального фронта.

На попутной машине Вася приехал в Белу. Знакомый партизан пригласил его в свой дом. Повидать юного разведчика шли другие партизаны. Приходили жители села. Поздравляли с выздоровлением, со счастливой судьбой. Плакали о погибших. Снова и снова расспрашивали об обстоятельствах боя у карьера, об Ироушеке и остальных...

В больнице Васе подарили новый костюм, ботинки, белую рубашку, шляпу. Вася стеснялся своей шикарной и великоватой для него одежды, смущался от всеобщего внимания и уважения.

Хозяин в шутку хлопал его по спине: - Ты хороший хлап, Василь! Оставайся у нас жить. У меня дочь - красавица. Сейчас гусей пасет. Отдам за тебя!

После освобождения Белы тела расстрелянных партизан перенесли из карьера на сельское кладбище. Вася дождался, когда гостей стало поменьше, и незаметно ушел проведать братскую могилу.

На кладбище было тихо. Ровными рядами высились памятники. Вершину каждого венчал белый мраморный голубь. Несколько женщин молча стояли перед убранными цветами могильными холмиками.

Разведчиков похоронили под высокими деревьями в дальнем конце кладбища. Там Вася увидел сестру Стаха, которая принесла цветы на могилу брата. Она несколько мгновений смотрела на Васю остановившимися от неожиданности глазами, узнала его и с криком упала на могилу:

- Иозеф, родной! Никогда не откроешь ты свои очи!.. Не было у нас отца-матери. Не осталось у меня теперь и братика единственного!..

Подошли еще женщины.

Увидят вернувшегося с того света худого и бледного русского парнишку с висящей на повязке рукой и - плакать в голос.

Вася стоял, глотал комок, сжимавший горло. Прошел, опустив голову, мимо могилы Стаха, Ироушека, Застепы, Философенко. И всех остальных. Вечная им память! Пусть пухом будет им земля!..

Утром обошел товарищей. Обошел жен и матерей погибших. Пожелал им всего доброго. Па попутной машине выехал в Глубоко.

Старушки Кучеровы, увидев его, тоже зарыдали. И они слышали о том, что произошло с разведчиками у карьера.

Вернулся с поля старик Кучеров. Сели обедать. Старик спросил:

- Домой теперь, сынок?

- Домой.

- Погостовай у нас. Отдохни. Потом поедешь.

Вася остался. Помочь еще не мог, по все же ходил с хозяином на поле, где зрела рожь, на пасеку. В огороде покачал одной рукой воду.

А старушки тем временем готовили ему еду на дорогу.

Но вот кончилось и это гостеванье. Еще поплакали сестры Кучеровы. Все трое проводили его на станцию, горячо обняли у вагона, вытирая слезы, помахали вслед.

И поезд повез его на восток.

Станции были переполнены людьми. Ехали домой бывшие фашистские узники. Ехали угнанные на работы. То и дело слышались лихие песни возвращавшихся домой русских солдат.

Судьба еще раз напомнила пареньку о пережитом.

На какой-то станции, кажется, в Остраве, когда поезд уже отходил от перрона, Вася вдруг увидел в кипевшей там толпе долговязую фигуру сумасшедшего бухгалтера. Люди около него пели. Мимо пробивалась куда-то группа женщин. Сзади пожилой мужчина в котелке, обезумев от радости, целовал только что сошедшую с поезда девушку, видимо, дочь, плакавшую у него на груди. За ними стоял русский эшелон с демобилизованными, которые прямо у открытых дверей выбивали вприсядку трепака. На них смотрели чешские девушки и то смеялись, то плакали.

Кричало радио. Звонил станционный колокол, оповещая о подходе очередного состава.

А сумасшедший, возвышаясь над этим кипящим муравейником, тревожно поворачивался то в ту, то в другую сторону - пытался что-то понять и не мог.

"Так ведь он же не знает, куда ему ехать", - догадался Вася.

Но поезд уже набрал скорость. Высокая фигура старика быстро проплыла назад. Мелькнул конец перрона.

И вот уже кончились последние улицы города. И поезд с протяжным гудком вырвался на просторы чужих полей, спеша к России...

39

Много солдат возвращалось в те дни. И так был дорог их наскучавшейся душе каждый родной уголок, каждый знакомый поворот дороги к близкому уже дому, так им хотелось увидеть и охватить сердцем все сразу, что часто не хватало у солдата сил продолжать путь в поезде или машине. Он сходил задолго до дома, шагал пешком по родному проселку и угадывал и с нетерпением ждал, что откроется за следующим холмом или лесом.