Взгляд Медузы - Торкиль Дамхауг

— А ты уверена в этом?

— Зачем бы ей врать мне?

Ему было больше нечего сказать. Он схватил ее за руку и потянул вниз, на диван.

— Ты надолго можешь остаться, Аксель?

Она вынула заколки из волос, распустила их по спине. Прильнув лицом к ее затылку, он вдыхал ее аромат. Остаться у нее он не мог.

Кто-то наклоняется над ним, неотрывно всматривается в его лицо. Он отворачивается. На берегу озерца стоит Мириам. Он идет к ней, чтобы обнять ее нагое тело, а она, удаляясь от него, начинает медленно входить в воду. Он следует за ней. Озерцо разрастается, закрывая весь горизонт. Тогда она бросается в воду и ныряет.

Он проснулся рано утром, в половине шестого. «Чего ты от меня ждешь, Мириам?» В комнате было тихо. Через чердачное оконце падал свет. Он проспал три с половиной часа и чувствовал себя отдохнувшим. Вдыхая ее аромат, спустился лицом от плеча к подмышке. Запах ее пота был резок и напоминал запах целебных трав. Она лежала к нему спиной, все еще обхватив рукой его член, и, когда он попытался высвободить его, она сжала пальцы, будто отказываясь выпустить его. Он раздвинул ее ягодицы и протиснулся внутрь между бедрами.

— Чем это ты занимаешься? — пробормотала Мириам в полусне, подтягивая колено под себя.

Чтобы проскользнуть в нее, Аксель обхватил ее колено рукой и приподнял. Потом он так и остался лежать не шевелясь.

— Ты не спишь? — прошептал он ей на ухо, когда она начала потихоньку вращать попой, прижимаясь к его животу.

— Сплю, — шепнула она. — Не буди меня.

Он положил на хрустящий хлебец ложечку клубничного варенья, отпил глоток кофе.

— Аксель, — позвала она из алькова, — куда ты дел мою футболку?

Он дожевал и проглотил.

— С твоим именем красными пайетками? Заберу ее с собой. На память о тебе.

Она тут же возникла в дверях, завернувшись в полотенце:

— Я серьезно, не могу ее найти.

Он поймал себя на том, что постукивает обручальным кольцом по кофейной чашке:

— В последний раз я ее видел, когда ты воспользовалась ею, чтобы вытереться. Удалить оставленные мною следы.

— Я ее бросила на пол рядом с альковом, а сейчас ее там нет.

— А ты что, собиралась ее сегодня надеть? Всю в пятнах?

— Дурак! — в шутку рассердилась она, подошла к столу, обвила его шею рукой и устроилась у него на коленях. — Тебе обязательно уходить?

— Уже пора.

Она подняла голову и заглянула ему в глаза:

— А ты вернешься?

Спускаясь по неровной, покосившейся лестнице, Аксель остановился перед дверью квартиры этажом ниже. Мириам была так расстроена из-за того, что дочери соседки больше не позволяют там жить. Когда он подумал об этом, его мысли перескочили на его собственную семью. Вчера он послал Бии эсэмэску. Объяснил, что ему пришлось остаться на ночное дежурство, — такое иногда случалось. «О’кей», — ответила она, всего четыре буквы.

На керамической дверной табличке соседки он прочитал вручную выполненную надпись: «Здесь живут Анита и Виктория Эльвестранн». Ему пришла в голову мысль, что эта табличка останется висеть там навсегда, независимо от того, будет ли надпись соответствовать действительности или нет.

Выйдя на улицу, он постоял, вдыхая холодный октябрьский воздух, пропахший выхлопными газами. Он посмотрел вверх, на окошко Мириам на четвертом этаже, на серо-черное небо над крышами домов. Было утро четверга. Неторопливо шагая к тому месту, где он припарковал машину, он подумал: «Сегодня вечером я должен поговорить с Бией».

То, что только что прозвучало, — это звуки твоего дыхания во сне. Сейчас утро четверга. Половина седьмого. Сижу вот за утренней газетой и чашкой кофе, как любой другой человек, который рано встал, потому что ему пора на работу. Прошло не больше трех часов с тех пор, как я записал звуки твоего дыхания. Вашего. И много раз прослушал эту запись уже здесь. Ты наверняка тоже уже на ногах. Тебя снедает усталость, потому что ночью тебе выспаться не удалось. Бессонница заставляла тебя ворочаться и постанывать во сне. Это тебя, должно быть, совесть мучила. На тебя похоже. В газете напечатано много материалов о женщине, найденной во Фрогнер-парке. Могу себе представить, как у тебя вытянулось лицо, когда выяснилось, кто она. Тебя гложет тревога, от нее все внутри переворачивается. Ты еще не понимаешь, в чем тут дело. Но ты слышишь неясный звук вдалеке и постепенно осознаешь, что он приближается. Ты умеешь слушать. И поэтому то, что тобою сделано, предстает в неприглядном свете. Этого уже не исправить. Того, что я тогда совершил, тоже не переделать. Но теперь я совершил такое, что еще гораздо хуже, и тогда все это уже не играет никакой роли.

Эта оказалась иной по натуре, чем первая. Она не сразу испугалась. Пыталась демонстрировать безразличие, когда, проснувшись, оказалась связанной скотчем по рукам и ногам. Спросила, чего я от нее хочу. Я это ей сразу же рассказал. Она мне не поверила. Насмехалась надо мной, пыталась представить меня дураком. Но когда мы добрались до места и я показал ей, что я собираюсь сделать, она, как и первая, сразу стала как ребенок: со всех дырок потекло, и она тоже взвыла. Я позволил ей беситься, пока хватало сил. А потом я сказал ей, когда именно это должно случиться, чтобы она точно знала, сколько времени у нее осталось. К тому часу, как ты услышишь это, я уже и тебе все расскажу. Сколько у тебя часов и минут до того, как это случится. Всю первую ночь я пролежал рядом с ней. Снял с нее провонявшую одежду. Я ее не трогал, просто лежал рядом, в полусне, посматривал на нее время от времени. Завернул ее в шерстяное одеяло, чтобы она не замерзла. И воду я ей давал. Есть она не захотела. Она немного успокоилась, пока я лежал рядом. Стала рассказывать мне, что она больна и что ее должны прооперировать. Что у нее есть ребенок, восьмилетняя дочка, которая боится засыпать одна. Не мог бы я отпустить ее, чтобы она могла вернуться домой и укрыть одеялом свою девочку, которая лежит в постели и дрожит от страха? На какое-то время я позволил ей поверить в то, что отпущу ее. Обтер ей рот влажной тряпочкой и погладил ее по щеке.

А когда она поняла, что я ей наврал, она опять разнюнилась. Но не рассердилась. Я лежал, прижавшись лицом к ее шее. Она этого сама хотела. Я уже два раза убил. Но твоя очередь еще не подошла. Уже выбрана следующая жертва. И день уже выбран. Знаю уже, каким образом мне удастся выманить ее. Знаю, где ее найдут. Тебе придется ее найти. Но невозможно все предугадать заранее. Я не люблю слишком подробных планов. Пусть случайности получат возможность сыграть свою роль. Все может пойти наперекосяк. И если меня схватят, ты избежишь этой участи.

Часть III

33

Четверг, 18 октября

Нина Йенсен пришла на работу к половине восьмого. Ей хотелось довести до ума реферат утренней оперативки и нужно было обзвонить нескольких свидетелей, в том числе бывшего диктора государственного телевизионного канала, имя которого фигурировало в списке лиц, замеченных по пути к Уллевол-сетеру в тот день, когда пропала Хильда Паульсен.

Ей в очередной раз не удалось связаться с этой знаменитостью. Секретарша в компании, где он теперь работал, утверждала, что он уехал в отпуск в Танзанию. Когда Нина пробовала дозвониться до него накануне, ей выдали совсем другое объяснение: мол, его нет на месте. Впрочем, это ее не удивляло: человек, с которым она пыталась поговорить, принадлежал к узкому кругу лиц, которые сумели завоевать право и возможность быть недоступными.

От вчерашней поездки в Оснес, в далекой области Хедмарк, тоже было мало толку, но Викену могло прийти в голову потребовать отчета о мельчайших подробностях, и, если бы она не нашлась что ответить, он поджарил бы ее на медленном огне. Уж о своем посещении приюта для даунов она сможет рассказать. Беседа с вредной старой каргой за чашкой кофе показалась ей горше самого напитка. Завершая отчет о пансионате в Рейн-коллене, она открыла на компьютере страничку под названием УГДЕ — реестр уголовных дел, напечатала в окошке «поиск» фамилию Охейм; компьютер выдал два совпадения. Одного из этих людей звали Рогер, он был владельцем хутора и вдобавок хозяином бензоколонки «Эссо» в местечке Омуэн, под Оснесом. Иными словами, там, куда она заехала и где справлялась о дороге к Рейн-коллену. Она с отвращением вспомнила молодого лоботряса, стоявшего за стойкой; он лишь подтвердил ее мнение относительно жителей сельской Норвегии. Нина перечитала свои записи, обнаружила, что владелец бензоколонки, должно быть, и есть тот самый двоюродный брат, с которым муж Осе Берит Нюторпет уехал на рыбалку. Она наклонилась поближе к монитору, раздвинула мышкой разделитель страниц. На экране открылся список уголовных дел. Пятнадцать лет тому назад этот самый Рогер Охейм отбыл наказание за нанесение телесных повреждений с использованием оружия. Ниже в списке она обнаружила два обвинения в изнасиловании. Одно дело завершилось освобождением обвиняемого за недостатком улик. Другое, одиннадцатилетней давности, гласило, что обвиняемый похитил девятнадцатилетнюю женщину. Врачами были зафиксированы легкие повреждения лица и верхней части тела. Охейм утверждал, что девушка поехала с ним добровольно; все дело строилось лишь на их показаниях, полностью противоречивших одно другому, и обвинение пришлось снять. Нина прошлась по списку еще раз, нашла приговор восьмилетней давности за нарушение экологического законодательства. Незаконная охота на рысь. Рогер Охейм заявил, что действовал в пределах необходимой обороны, но ему не поверили; не стало бы это пугливое животное само нападать на человека. К тому же по ходу расследования Охейм несколько раз менял свои показания.