Сталин. Операция «Ринг» - Николай Лузан

Вечером эшелон въехал на территорию Восточной Пруссии. По сторонам мелькали расчерченные, будто по линейке, на идеальные квадраты и прямоугольники ухоженные поля, ровные, как армейский плац, без единой выбоины дороги, подстриженные, словно под гребенку, лужайки у сверкающих свежей краской фольварков и кирх. Здесь, в самом сердце военной машины фашистской Германии, эти идиллические картинки представляли разительный контраст с теми чудовищными разрушениями, которые еще вчера наблюдал на многострадальной русской земле Миклашевский. В памяти возникли исковерканные взрывами машины и вагоны, раздавленные гусеницами танков человеческие тела – женщин, стариков и детей, превращенные в руины города и поселки. Он уже не мог спокойно взирать на бюргерское благополучие, слышать звучащую на станциях гортанную немецкую речь и готов был голыми руками задушить фашистского прихвостня – Блюменталь-Тамарина.

Но встреча с ним не состоялась. Эшелон без остановок проследовал через Кенигсберг на Варшаву. После десятидневной стоянки на запасных путях батальон направили не в Италию, а на север Франции. По прибытии к месту назначения в город Байе на второй день Миклашевского снова арестовали. Следователь тайной полевой полиции принялся ворошить старое дело о дезертирстве в 437-го батальоне РОА. Миклашевскому повторно предъявили обвинение в связях с партизанами и склонению к переходу на их сторону двух взводов второй роты.

Глава 7

Заканчивались третьи сутки содержания Миклашевского под стражей. Все эти дни он подвергался допросам. Цепкий, как клещ, оберштурмфюрер Крамер монотонно, словно дятел, долбил его вопросами и пытался добиться признания в связях со смоленскими партизанами. Игорь стоял на своем: о них ничего не знаю; разговоры на эту тему ни с кем не вел. В конце концов, у Крамера иссякло терпение, отдубасив его, он приказал конвою отвести «агента большевиков» в камеру.

С трудом добравшись до нар, Игорь без сил рухнул на доски и пролежал до вечера. Блеклое осеннее солнце скрылось за макушками деревьев, по стенам камеры поползли серые тени, она погрузилась в полумрак, и из углов потянуло стылым холодом. Он встрепенулся, поднялся с нар и заходил по каменному мешку.

«Неужели все? Неужели конец?» – терзался Игорь, и перед глазами возникла сцена недавней публичной казни Пескова из первой роты. Вся его вина состояла в том, что он покусился на личные вещи гауптшарфюрера Мюллера.

«Ну если его за такую мелочевку расстреляли, то тебя и подавно! Но у Крамера против тебя нет доказательств. Он берет на испуг», – цеплялся за последнюю соломинку Миклашевский и искал новые аргументы, чтобы опровергнуть обвинения.

Приближалось время ужина, когда Крамер устраивал перед строем батальона экзекуции над виновным. В какой-то момент обостренный надвигающейся опасностью слух Игоря уловил неразборчивые голоса. Он прислушался. Закончилась бесконечно долгая минута, на входной решетке лязгнул засов, и в коридоре раздались шаги. Шли двое. Его спину обдал леденящий холодок, сердце бухнуло и провалилось куда-то вниз. Они остановились у камеры. В замочной скважине проскрежетал ключ, дверь открылась, и на пороге возник часовой. За его спиной маячил комендант.

«Вот и все», – обречено подумал Миклашевский.

– На выход! – потребовал комендант.

Первый шаг Игорю дался с трудом. Ноги стали чужими и словно налились свинцом.

– Руки за спину! Вперед! – приказал комендант.

Игорь двинулся по длинному коридору и невольно замедлял шаг, чтобы хотя бы на мгновение продлить жизнь.

– Не останавливаться! – подгонял комендант. Они миновали плац; батальон строился на ужин, поднялись в штаб и вошли в кабинет Крамера. Оставив Миклашевского одного, комендант прикрыл дверь и спустился к дежурному по штабу.

«Что все это значит?! Еще одна проверка Крамера?» – вихрем пронеслось в голове Игоря, и его взгляд упал на окно.

«Второй этаж! Выбить и бежать! Это последний шанс! – Он сделал шаг и замер. – Стоп, Игорь, не делай глупостей! Если это провокация, то тебе далеко не уйти. Крамер только на это и рассчитывает. Спокойно, Игорь! Спокойно!»

Он отступил к стене, стараясь не смотреть на окно, которое, как магнит, притягивало к себе, и косил взгляд на дверь. Когда она наконец открылась, в кабинет вошли Крамер и командир батальона майор Беккер.

«Значит, не все еще потеряно», – подумал Игорь, и с его плеч будто свалилась целая гора.

– Садись, Миклашевский! – распорядился Беккер.

Крамер поморщился, но промолчал, открыл сейф, достал тощую папку, извлек какую-то бумагу и, швырнув ее на стол, потребовал:

– Миклашевский, прочитай и распишись!

Игорь склонился над документом и никак не мог сосредоточиться, строчки плясали перед глазами. Но одно он понял точно, с него снимались все обвинения. На этот раз его судьбу решили заступничество Беккера и ходатайство приятеля Блюменталь-Тамарина командира дивизии генерала Кестринга.

По возращении в батальон он отблагодарил Беккера бутылкой дорогого французского коньяка, генералу Кестрингу направил теплое письмо, а Блюменталь-Тамарину выслал продуктовую посылку, куда вложил их совместную довоенную фотографию. То ли посылка, то ли проснувшиеся родственные чувства заставили дядю использовать все свои рычаги в Берлине, чтобы организовать встречу с племянником.

В конце января 1944 года Беккер предоставил Миклашевскому краткосрочный отпуск с выездом в Кенигсберг. По странному стечению обстоятельств в это же время и туда же в командировку направлялся командир роты оберлейтенант Клуг. 27 января 1944 года они прибыли на место и после оформления пропусков получили доступ на территорию имения гауляйтера, оберпрезидента Восточной Пруссии, обергруппенфюрера СА Эриха Коха.

Спустя четыре года Миклашевский наконец достиг своей цели. Осталось только нажать на курок парабеллума, который он утаил от вездесущего Крамера. Встречу дяди и племянника вряд ли можно было назвать родственной. Блюменталь-Тамарин словно почувствовал нависшую над собой смертельную опасность и, прежде чем пригласить племянника к столу, в присутствии жены подробно расспросил его об обстоятельствах перехода на сторону гитлеровцев. Потом, за обедом, опасаясь быть отравленным, он потребовал от него первым испробовать привезенные в подарок французские вина. В дальнейшем, на банкете, к которому присоединились немецкие чиновники, высокопоставленные власовцы и белоэмигранты, Блюменталь-Тамарин расслабился: много шутил и даже сыграл несколько миниатюр. Роль генерала Горлопанова из спектакля «Так они воюют» – едкой сатиры на Красную армию и ее командиров – вызвала гром аплодисментов.

Вечер удался на славу. Блюменталь-Тамарин был доволен и пригласил гостей на прогулку в парк. Они разбрелись по аллеям и беседкам. Тут и там раздавались громкий смех и шорохи в кустах. Подвыпившие кавалеры особенно не стеснялись и тискали дам где придется. Игорь решил воспользоваться ситуацией и привести приговор в исполнение. Высмотрев предателя за кустом роз – тот находился один, он подкрался со спины и нажал на курок парабеллума. Выстрела не последовало, пистолет дал осечку.

Через полтора года по возвращении в Москву в отчете руководству 4-го управления агент-боевик Ударов так излагал события того вечера:

«…После ужина Блюменталь-Тамарин вместе с гостями покинул зал и вышел на улицу. Толпа разбрелась по парку. Охраны поблизости не оказалось. Я воспользовался этим обстоятельством, незаметно от Блюменталь-Тамарина достал пистолет и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Оружие дало осечку. Перезарядить пистолет мне не удалось, поскольку из-за кустов появилась пьяная толпа».

На следующий день Миклашевский в сопровождении Клуга покинул Кенигсберг и возвратился в часть. Потянулись дни монотонной службы, но он не терял надежды на новую встречу с дядей и регулярно отправлял ему продуктовые посылки. То ли теплые письма племянника, то ли приходящие от него отменные французские вина пробудили у Блюменталь-Тамарина родственные чувства. Он направил письмо на имя командира дивизии Кестринга с просьбой о переводе племянника в Берлин в распоряжение Восточного министерства. Генерал не оставил это обращение без внимания. Вскоре Миклашевского назначили на офицерскую должность, и перед ним открылась перспектива перемещения в Берлин. Но она так и осталась перспективой.

Ранним утром 6 июня 1966 года грозный гул тысяч моторов нарушил зыбкую тишину над оборонительными порядками немецкой группы армий «В» генерал-фельдмаршала Роммеля в Нормандии. Почти десятитысячная воздушная британская и американская армада закрыла солнце. Прошло несколько минут, и казалось, небо обрушилось на землю. А когда дым, пыль рассеялись из морского тумана, подобно девятому навалу, к побережью прихлынули более чем 6000 боевых, транспортных и десантных судов экспедиционного корпуса. Началась операция «Оверлорд» – союзники СССР по антигитлеровской коалиции – США, Великобритания и Франция – после долгих проволочек открыли второй фронт.