Венецианская маска - Розалинда Лейкер

— Терпение и настойчивость, — советовал маркиз. — Это единственный путь. Мы должны поговорить снова. Я знаю пару других добровольных изгнанников в Венеции, кто с удовольствием встретился бы с тобой. Это нужно организовать.

Маркиз и его семья начали воспринимать само собой разумеющимся, что Жюль, Алекс и Генри должны быть включены в круг их знакомых. Постепенно Алекс узнал Луизу лучше, чем ее кузин. Он нисколько не был увлечен ею, но продолжал находить ее компанию приятной, потому что она обладала всесторонним знанием французской и венецианской политики, также широко знала музыку, литературу и искусство. Если он и замечал ее внешность вообще, то только для того, чтобы подумать, какой бледной и невыразительной она была по сравнению с энергичной семнадцатилетней девушкой, которую он любил, желал и стремился снова увидеть каждый раз, когда они расставались. Когда он в первый раз дотронулся ладонями до обнаженной груди Мариетты, она издала мягкий короткий крик эротического удовольствия.

Во время музыкального вечера в палаццо Манунты Луиза, сама не ведая того, предложила оказать ему чрезвычайно важную услугу.

— Мои дедушка и бабушка получили приглашение для моих кузин и меня на прием в Пиету. Как мы с тобой согласились, голоса девушек весьма замечательны. Одна из моих кузин не пойдет, потому что ее родители возвращаются после визита в Верону в тот вечер, и она хочет быть здесь, чтобы встретить их. Хотя я не сомневаюсь, — добавила она сухо, — что, если бы хор состоял из молодых людей, она бы совершенно забыла о своем дочернем долге. Ты хотел бы занять ее место? Я знаю, мои бабушка и дедушка охотно согласятся.

Едва справившись со своей радостью, Алекс ответил сдержанно, что ему будет очень приятно принять это предложение. Мариетта ликовала вместе с ним, когда он рассказал ей новость, радушно принимая награду дополнительной встречи. Это также компенсировало время, которое он пропустил из-за того, что не мог уйти из компании Герарда до тех пор, пока не было слишком поздно. Несколько раз он приходил лишь на одну минуту.

Были ночи, когда он ждал ее напрасно. Снова и снова он проверял свои часы, чтобы убедиться, что пришел не слишком рано и не слишком поздно. Часто ему приходилось уходить. Когда она не смогла появиться снова на следующую ночь, он начал волноваться. Неужели ее обнаружили, когда она возвращалась в последний раз? Или Торриси не смог сдержать слова? Прошло еще несколько ночей. Два или три раза Алекс пробовал открыть дверь в здание, но она всегда была надежно заперта на щеколду. Он смотрел вверх на окна, надеясь, что Мариетта бросит вниз записку, но, хотя свет зажигался и гас снова, никаких признаков ее не было.

Мариетта сидела у постели больной. Бьянка слегла с лихорадкой, и, так как инфекцию нельзя было диагностировать, изоляция распространялась не только на ребенка, которого удалили из спальни, где она спала с другими детьми, но также на тех, кто ухаживал за ней. Если бы Елена не делила часы ночного дежурства с Мариеттой, она бы доставила записку с объяснением Алексу, но при существующем положении вещей Мариетте пришлось оставить его в неведении, так как она не могла рисковать заразить его.

Затем наступило утро, когда Мариетта и Елена смогли оставить комнату больной. Лихорадка прошла без всяких ужасных признаков оспы или чумы.

— Это должен быть хороший день, — сказала Мариетта устало, останавливаясь, чтобы выглянуть из окна. Затем голова ее поникла, когда она прижала руку к неожиданно задрожавшему рту, и ее голос прервался. — Я так боялась, что мы потеряем Бьянку.

Она произнесла то, о чем ни одна из них не осмеливалась даже думать, в то время как протирала губкой горячее тело ребенка, давала глотнуть воды и приглаживала спутанные от пота завитки волос. Елена положила руку ей на плечо.

— Теперь все закончилось. Отдохни немного. Бьянка захочет увидеть тебя снова, когда проснется.

Вскоре после полуночи, в то время как Бьянка мирно спала, Мариетта ненадолго оставила комнату больной на случай, если она увидит Алекса на несколько минут. Но лоджия и улочка были пусты. Когда она вернулась, то обнаружила, что Бьянка проснулась и зовет ее.

— Тшш, малышка. Я здесь. — Мариетта поспешила к постели и села, чтобы осторожно взять ребенка на руки.

— Я боялась, — прошептала Бьянка, ее голова слабо упала на плечо Мариетты.

— Я больше не оставлю тебя ночью ни на одну минуту, пока ты снова не будешь сильной и здоровой, — пообещала Мариетта. Это было все равно что качать на руках маленькую птичку, которая выпала из гнезда, так как истощенное лихорадкой тело ребенка почти ничего не весило.

— Спой Коломбину.

Это была сонная просьба, сказанная шепотом.

Мариетта пела тихо, осторожно качая ребенка. Только после того, как она была уверена, что Бьянка снова крепко спит, она разделась и легла сама на низенькую кровать на колесиках, на день задвигающуюся под более высокую кровать, стоящую неподалеку. Она лежала, глядя вверх на блик от света свечи, отбрасываемый на потолок. Она не винила Алекса за то, что его не было снаружи, но разочарование оттого, что она не увидела его, даже на короткое время, ранило, как нож, ее сердце. Дождь начал стучать в окно.

Алекс, который задержался из-за всепоглощающей дискуссии с маркизом и его двумя друзьями, добровольными изгнанниками, достиг лоджии. Он стряхнул капли дождя со своего плаща и приступил к своему многочасовому бодрствованию.

На следующий день, когда Алекс прибыл в палаццо Куччино незадолго до полудня, его проводили в один из салонов, где он мог подождать Луизу. Это была красивая комната, полная света, с росписью на потолке и другими украшениями на позолоченных двойных дверях, так же как и на других, которые вели в маленькую часовню для уединенной молитвы.

Послышался стук каблуков, и вошла Луиза. Они приветствовали друг друга. Затем она села на диван и аккуратно сложила руки на коленях, когда он придвинул стул, чтобы сесть лицом к ней. Ему нелегко далось решение поговорить с ней о Мариетте, но он был в отчаянии и в любом случае был уверен, что мог доверять Луизе: она будет молчать независимо от того, согласится помочь ему или нет.

Она выслушала его.

— Я пойду в Пиету сегодня во второй половине дня, — сказала она без малейшего колебания.

Он широко улыбнулся от облегчения.

— Какой ты хороший друг, Луиза.

Когда он ушел, она подошла к одному из окон, выходящих на Гранд-Канал и смотрела, как гондола увозит его прочь. Она подумала, что глупо было с его стороны так серьезно влюбляться, когда он мог наслаждаться страстными отношениями с девушкой из Пиеты без всякого влечения сердца. Тем не менее она испытывала благодарность к Мариетте за то, что она показала ей, как сильна была связь дружбы, которую она, Луиза д'Уанвиль, разделяла с Алексом.