Мимоходом - Дмитрий Борисович Осипов

заведующего отделением, операционная, перевязочная, процедурная, кабинет старшей медицинской сестры.

Любознательные пациенты покинули палаты и сосредоточились на стульях, расставленных по коридору. Один из них тяжело вздыхая, жалуется соседке:

– Такого врача потеряли, кто теперь мною будет заниматься, я уже настроился на операцию, а теперь ещё подумаю… Антон Павлович и мою жену оперировал, рука у него лёгкая. Говорили, что его приглашали в Москву, но он отказался, а глядишь, согласился бы, живой остался…

С сестринского поста в мою сторону метнулась девушка в белом халате:

– Сюда без халата и сменной обуви нельзя! Как Вы сюда попали? Кто Вас пропустил?

– Охранники! У меня есть волшебное удостоверение.

Действительно волшебное! Гнев был сменён на милость.

– Так Вам в ординаторскую…

– Спасибо, я уже сориентировался.

Ребята отличные собрались: Коля Журавлев – оперуполномоченный убойного отдела угрозыска, Костя Синицин – специалист экспертно-криминалистического центра, Алико Кахтадзе – судебно-медицинский эксперт.

Коля Журавлёв увидев меня, присвистнул:

– Начальство приехало, не доверяет молодому поколению.

С кресла расположенного в углу ординаторской встал мужчина:

– Сергей Иванович Иноземцев – заведующий отделением челюстно-лицевой хирургией. С кем имею честь?

– Начальник следственного отдела Трошин Павел Сергеевич!

– Очень, очень приятно! Хотя, что я говорю, было бы приятно, если наше знакомство состоялось в другом месте и при других обстоятельствах.

– Увы, Сергей Иванович.

Николаев сидел за столом, его пальцы рук довольно быстро бегали по клавиатуре.

– Юрий Тимофеевич, оторвись, введи в курс начальство.

– Павел Сергеевич, частных версий пока нет, а общие: скоропостижная смерть, несчастный случай, самоубийство, убийство. Обнаружила доктора Петрова операционная медсестра. Пытались оказать ему помощь, но безрезультатно. Умер, не приходя в сознание. Видимых повреждений на трупе не обнаружено.

С места происшествия изъяли осколки фарфоровой чашки с остатками кофе, видно чашка с кофе была у Петрова в руках, а когда ему стало плохо, он её выронил.

Сделали видеосъемку, сейчас закончу протокол, начну опрашивать свидетелей.

– Всё, больше не отвлекаю.

– Алико Георгиевна! – я обратился к судебно-медицинскому эксперту. – у Вас нет желания получить порцию никотина, составьте мне компанию. Погоды чудесные стоят!

Мы расположились на лавочке в тени лип.

– Алико каково твоё мнение?

– Предполагаю, что это отравление. Я не сильна в клинической токсикологии, но где-то в учебниках я видела такую позу трупа.

– Какую?

– Поза эмбриона, колени прижаты к груди. Боль была очень сильной, губы все покусаны.

– Может инфаркт?

– Исключать нельзя, категорических выводов на этапе предварительного исследования мы не делаем.

– Вскрытие покажет?

– Оно самое!

Следующим собеседником был опер. Он знал мою любознательность.

– Павел Сергеевич, список всех лиц, которые находились в отделении, я составил.

– Озвучь, пожалуйста!

– Заведующий отделением, хирург, анестезиолог, старшая медицинская сестра, перевязочная сестра, операционная сестра, постовая сестра, две санитарки и шестнадцать больных.

– Кто заходил в ординаторскую, выяснил?

– Все из персонала и двое больных. Покойник был их лечащим врачом.

– Значит, если это убийство, то подозреваемых девять человек. Многовато для такого небольшого коллектива. Ну, ладно, пойдём в ординаторскую, Николаев протокол, вероятно, окончил.

Я не ошибся, Юрий Тимофеевич приступил к опросу заведующего отделением:

– Сергей Иванович, а это могло быть самоубийство или убийство?

– Выбросьте это из головы! Какое самоубийство, я за полчаса до смерти с ним разговаривал, в субботу собирались на рыбалку ехать. Убийство? Врагов у Антона не было, завистников тем более. К олигархам никакого отношения не имел.

Лично у меня сомнений нет – инфаркт. Он последнее время частенько жаловался на сердце. Времени у него не было собой заняться.

Присев на стул я ещё раз оглядывал помещение ординаторской, место, где был обнаружен врач, было очерчено маркером красного цвета. На полу рядом со столом были следы пролитого кофе. Вероятно, он пытался подползти к двери, на линолеуме виднелось несколько трасс чёрного цвета, образованных обувью. Увы, дверь толкнуть он не осилил, а кричать не мог. В углу возле двери стояла урна. Я встал, заглянул в неё. Наполовину заполнена мусором. А ведь пацаны не смотрели этот мусор! Зачем смотреть, когда заведующий отделением уже и диагноз поставил.

– Николаев! Содержимое урны смотрели?

Юрий Тимофеевич виновато улыбнулся:

– Нет, Павел Сергеевич.

Я погрозил ему кулаком, а сам подумал, хорошо, что признал свою ошибку, другой, будет с пеной у рта доказывать, что смотрел.

Мусор я высыпал на пол, взяв у специалиста карандаш, начал исследовать содержимое урны. Результатом моего осмотра были обнаруженные клочки бумаги с текстом, я их собрал, совместил на чистом листе бумаги, а затем поместил в полиэтиленовый пакет:

– Юрий Тимофеевич, составь дополнительный протокол осмотра урны, обнаружено и изъято десять клочков бумаги с рукописными записями. Журавлёв пойдёт со мной.

Я двигался быстро, поглядывая на циферблат часов:

– Коля быстрей! Мы можем опоздать.

– Куда?

– В отдел кадров больницы, у чиновников с 13-00 обеденный перерыв.

– А зачем?

– Затем Коля, что в урне я нашёл разорванную записку интересного содержания, а в отделе кадров лежат разнообразные образцы почерка сотрудников отделения: заявления о приёме на работу, заявления на отпуск, на материальную помощь …

– Каково содержание записки?

– Коля, я горжусь своей генетикой – склероз меня не берет! В этой записке написано следующее: «Антон! Так больше продолжаться не может! Люблю тебя и ненавижу! Я готова на всё!»

В отдел кадров мы успели. Моих знаний в почерковедении было достаточно для категорического вывода о том, что записка была написана операционной медицинской сестрой Лукашиной Мариной Николаевной. Кадровичка оказалась осведомленной женщиной, Коля сидел рядом со мной, иногда делая пометки в своей записной книжке.

– Павел Сергеевич! – Коля еле успевал за мной, – Почему Вы считаете, что это убийство, причём здесь записка? Явной угрозы в ней нет, просто мадам очень хотела замуж.

– Николай, мы должны проверить все возможные версии, причину смерти мы узнаем только после судебно-медицинского исследования, пройдёт несколько суток, утраченное время не восполнимо! Разговаривать с ней будешь ты, я буду только присутствовать, понял?

Открыв дверь операционной, я понял, что мы опоздали. Прямо напротив двери на полу в позе эмбриона лежала Лукашина Марина Николаевна. Коля кинулся в коридор:

– Врача сюда, быстро!

Я смотрел в остекленевшие глаза красивой женщины и прекрасно понимал, что в помощи она уже не нуждается.

Алико тихо подошла ко мне, положила свою маленькую ладонь мне на плечо:

– Ты как?

– Плохо мне, чуть, чуть опоздали.

– У меня теперь нет сомнений – оба отравления. Яд был в кофе. Яд быстродействующий, агония мгновенная. Перестань расстраиваться, убийца сам себя приговорил. Мне Коля про записку сказал.

– Алико, спасибо! Составь мне компанию, хочу поговорить с заведующим отделением.

Сергей Иванович сидел за столом, просматривая историю болезни:

– Чем могу служить?

– Буду признателен, если получу информацию о ядах, сильнодействующих веществах, наркотиках, которые вы применяете в своей работе?

Полагаю, что ваша версия об инфаркте Петрова, после смерти Лукашиной является несостоятельной.

– Я знал об отношениях Петрова и Лукашиной, но даже не мог подумать, что Мариночка способна на такой поступок. Это ужасно!

Наркотические средства у нас хранятся в сейфе с сигнализацией, ведём соответствующую документацию по контролю поступления и расхода. Из ядов у нас один – стрихнина нитрат, он хранится в отдельном шкафу.

Я услышал