Мимоходом - Дмитрий Борисович Осипов

в Москве, Подмосковье и прилегающих областях за год. Был бы искренне признателен, если бы применили фильтр – отсутствие мотива.

– Через час перезвони!

Всё, разговор окончен. Как приятно, когда тебя понимают с полуслова, не надо «месить глину», объяснять зачем, почему. Ценишь друзей по делам, а не по речам, которые часто бывают пустыми.

Час тянулся медленно, стрелки еле двигались, особенно секундная, она еле ползла, возникало ощущение, что минута состоит не из шестидсяти секунд, а из ста двадцати!

Ожидание было вознаграждено. Два убийства, одно в Одинцовском районе, второе в Щелканово. В Одинцовском районе 5 июня, в Щелканово 5 мая.

– Павел, тебе нужна поддержка? – спросил мой друг из столицы.

– Я должен застать оперов, которые этим занимались, но не с Петровки, а «с земли». В девять часов буду в Москве.

– Транспорт?

– Если правдивы СМИ, а они ежедневно твердят о километровых пробках, я полагаю, что по Москве лучше передвигаться под землей.

– Нашим ребятам пробки не помеха, машина будет ждать на Теплом Стане в 9 часов.

– Спасибо! До встречи!

Всё сходится. Псих убивает каждый месяц, начал в мае. Его необходимо срочно остановить, до следующего убийства остается неделя.

Около одиннадцати часов следующего дня, сидя на заднем сиденье служебной машины с министерским номерами, я трубил победный марш. Всё сложилось удачно. Июньская жертва была без туфли, за день до убийства зарегистрирован звонок с использованием «симки», которая была похищена с телефоном из Москвы. Проявилась закономерность выбора жертвы – имя и отчество женщин совпадало. Конечно, это могло быть просто совпадением, два факта – это мало. Мне осталось получить информацию о майской жертве.

В Щелканово опер оказался посмекалистей, он нашел неизвестного, который звонил жертве за сутки до убийства. Как я был расстроен, узнав, что звонок сделан с другого абонентного номера, и как был удивлен совпадением имени и отчества третьей потерпевшей. Да, в Москве становится опасно быть Еленой Сергеевной, и это факт! Оперативник встретился с владельцем номера, с которого прошел звонок. Молодой человек быстро просмотрел свои контакты и сразу признал наличие такого звонка. Ну, чего не бывает, ошибся, не так набрал, не так записал.

У меня появилось желание встретиться с этим молодым человеком, узнать детали его жизни, кто он, чем занимается. Конечно, такую информацию лучше получать из косвенных источников, не надо лишний раз волновать человека, о котором ты хочешь узнать. Опер вспомнил об участковом, который только недавно отправился на заслуженный отдых. Он знал всех и всё, или почти всё, о жителях своего «околотка». Мой интерес он понял мгновенно. Чем больше мне он рассказывал о Николае Локтионове, тем тоскливее у меня становилось на душе.

Всё объясняется просто. Когда ты идешь по следу, когда ты находишься в поиске, выстраиваешь версии, проверяешь их, ошибаешься, исправляешь ошибки, душа приобретает свойства души гончего пса, а достал эту добычу – душа возвращается в человеческие рамки. Возникают вопросы. Почему? Зачем? Что делать?

Александр Иванович рассказал нам о тяжелом детстве Николая. Его мать развелась с мужем, когда мальчику было два года. Частенько проводила месяцы в психиатрической больнице. Мужчин постоянных не было, жили в однокомнатной квартире. Когда приходили мужчины, она сына загоняла при помощи обуви под кровать, а на кровати развлекалась со своими собутыльниками-любовниками. Уже в возрасте двадцати лет молодой человек три раза пытался покончить с собой. Мать два года как умерла, теперь живет один, в армию не призвали, выдали военный билет, после попыток самоубийства лечился в психбольнице. Работает диспетчером, не то в МТС, не то в «Мегафоне».

– Павел Дмитриевич! – обратился ко мне ветеран. – Опасный этот парень, я молодому участковому говорил, чтобы он за ним приглядывал. Да толку-то, они сейчас только думают, где урвать побольше. Работа так, для записи в трудовой книжке.

– Александр Иванович, у меня есть к вам два вопроса. Как звали его мать, и может ли он управлять машиной, у кого он может ее брать напрокат? Я так понимаю, если он находился на лечении у психиатра, он не мог получить необходимую медицинскую справку, а значит, он не мог получить водительское удостоверение.

– Машину он берет у приятеля по школе, я его раза три видел в «пятерке», ездить он умеет – учился на платных курсах. А справку – да сейчас за деньги можно и справку купить. Мать звали Еленой Сергеевной.

Всё, финиш! Доказательств достаточно, а самое главное, где-то дома у него наверняка есть тайник, в котором мы надеемся найти три туфли, по которым можно будет провести ДНК-анализ.

– Мужики, а что он сотворил-то? – спросил Александр Иванович.

– Горе, – ответил я.

Мы шли с опером к дому, где жил подозреваемый в серии убийств.

Что делать? Задержать его? Или? Принять правильное решение, какое? Что будет дальше? Первая ситуация – он признается вменяемым и отправляется за решетку, вторая ситуация – он невменяемый, и его отправляют на принудительное лечение в спецпсихбольницу. Лет через пять его выпустят, и если он совершит еще преступление, его опять закроют, тогда надолго. Чего ждать от этого Коли-Николая? По типажу он схож с «черноколготочником», того признали невменяемым. Вероятно, и у этого шизофрения, мать – по рассказам участкового – точно страдала этим недугом. Что делать?

– Сергей, у тебя ствол с собой? – спросил я опера.

– Конечно, а как сейчас без него? Будем задерживать?

– Угу, – сказал я и тише, для себя, добавил: – Маловероятно.

Мы поднялись на десятый этаж. Уже перед дверью квартиры подозреваемого у меня исчезли последние сомнения в правильности моих выводов.

Сергей нажал кнопку электрического звонка, мы четко услышали из глубины квартиры звуки шагов человека, подходящего к входной двери: вот он подошел, в стекле дверного глазка мелькнула тень, смотрит, кто стоит за дверью. В этот момент я нанес несколько внушительных ударов кулаком по двери и громко крикнул:

– Откройте! Милиция! Сопротивление бесполезно!

Шум шагов стал удаляться, и через несколько секунд мы услышали звук разбитого стекла.

– Сергей, пойдем вниз. Надо вызывать опергруппу,

осматривать место происшествия. Наш подозреваемый совершил самоубийство. Он пойдет в ад, самоубийц Всевышний не прощает.

Я не из тех начальников, которые получив этот статус, целыми днями просиживают в кабинетах, выполняя распорядительно-контрольные функции.

Вот и сейчас, расписывая целый ворох входящей документации, уже занимаюсь построением следственной версии вместе с Николаевым, который час тому назад выехал в областную клиническую больницу, где в ординаторской отделения челюстно-лицевой хирургии, был обнаружен труп доктора Петрова.

Не каждый день доктора умирают на своём рабочем месте.

Хотя, что я себя накручиваю, справится Николаев, уже второй год в следствии.

Думаю одно, а делаю другое – рука тянется к внутреннему телефону:

– Дежурный, я выезжаю в областную больницу. Машина на месте?

– На месте, уже заправлена.

По указателям довольно быстро отыскал отделение челюстно-лицевой хирургии.

Отделение небольшое – четыре палаты, ординаторская, кабинет