Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов

— Ладно, будет. Не ерепенься. — Эдуард Алексеевич решительно поднялся, прошёлся от своего кресла до окна и обратно. Сел. — Сделаем так. Пока будет произведена эксгумация трупа и придёт заключение судмедэкспертизы, занимайтесь саратовским делом. В редакцию пошлём ответ. А объяснение напиши. По поводу твоей знакомой. Так надо.

Поднявшись к себе в кабинет, я целый час провозился с проклятой объяснительной запиской.

Как назвать Надю? Любовница, сожительница… Какие идиотские слова.

Невеста?.. Ничего себе, женишок под сорок лет и невестушка с сыном, которому через пять-шесть лет можно жениться. Почему нельзя просто написать-любимый, единственный человек на земле, с которым хочется все время быть вместе?

Один за одним летели в корзину скомканные листы.

Наконец я остановился на «гражданской жене», с которой «в скором времени вступлю в законный брак».

В этот вечер мне не хотелось говорить с Надей о неприятном. Мы не виделись целую вечность.

На ВДНХ в рыбный ресторанчик не поехали, как уславливались при расставании, потому что к вечеру резко похолодало, разыгралась настоящая метель. Такси нарасхват — пятница. И зашли поближе, в «Метрополь».

Признаюсь, когда мы бываем с ней в ресторане или кафе, мне вспоминается просторная кухня в домике на окраине Скопина, где всегда пахнет соленьями и яблоками, находящимися в подполе. Там собиралась за трапезой вся семья. Ели дружно, весело. Чаще всего — картошку, дымящуюся, густо залитую подсолнечным маслом, в общей миске, не думая о том, прилично это или нет.

Когда же я — в ресторане, особенно с Надей, то теряюсь, как надо есть рыбу или птицу. Когда следует орудовать вилкой и ножом, когда руками. А спросить стесняюсь. И ещё разные закуски. С нами просто беда. Для меня они

— второе. Потому что на первое у нас дома подавалось обязательно жидкое — щи, квас с овощами, редко рассольник. А тут пока напробуешься всяких холодных блюд, уж не знаешь, что за чем должно следовать.

Надя понимала толк в еде. И призналась, что любит вкусно поесть. Готовить она тоже любила. Но мне ни разу не пришлось отведать её стряпню. Дом.а у них я ещё не был.

Вс„ рестораны да кафе.

Меня изредка посещали совсем не рыцарские чувства!

походы в рестораны заметно таранили мой бюджет.

Спасало только то, что Надя так же мало пила, как и я…

Мы уселись за столик. Долго и нудно тянулась процедура выбора блюд, беседа с официантом, И вот — мы одни.

— Ты похудел, — сказала Надя,

— Скучал.

— И я скучала.

— Но не похудела.

— Я от этого полнею.

— Но я бы не сказал, чтобы очень…

— Платье такое. Стройнит.

— Не твой ли фасон?

— Что ты! Я свои модели не ношу.

— Пусть страдают другие…

— Пусть страдают. — Она положила руку на мою, Игорь, у тебя усталый вид.

— Ерунда.

— Нет, серьёзно. Неприятности?

— Да чепуха…

— У тебя, как у моего Кешки, все видно по глазам.

Разобьёт что-нибудь или брюки порвёт-я понимаю сразу.

А если двойку схватил — и говорить нечего.

Я всегда считал, что умею скрывать свои эмоции. Неужели заблуждался? Или просто она меня здорово чувствует… Наверное, так.

— Надюша, давай сегодня веселиться. Выставляю бутылку «Тетры».

— И я одну. Но с условием: ты мне расскажешь, какая у тебя печаль.

— Если будет желание.

Может быть, я все-таки и не завёл бы разговор о её необдуманном поступке, если бы она между жульеном и котлетой по-киевски вдруг не заявила:

— Славный этот парень, главный агроном совхоза. Как его, Ильюшин, что ли?

— Ильин, — поправил я, едва не подавившись.

— Ты, конечно, знаешь, как мы чуть не потонули?

— В общих чертах. — По-моему, у меня было очень мрачное выражение лица.

— Мало того, что он отвёз меня в Североозерск и устроил в гостиницу. Представляешь, настоящий джентльмен!

Вечером пригласил в кино. А на следующий день проводил до аэропорта. Ты, надеюсь, не ревнуешь?.

— Очень мило с его стороны,

— Неужели ревнуешь?

— Я не ревную.

— Говори! На тебе лица нет.

— Давай не будем об этом. Хотя бы сегодня,

— Отчего же? Я не хочу, чтобы ты сердился.

Ну что ж, придётся, видимо, объясниться. Как ни жаль первой встречи.

Я отставил тарелку:

— Надюша, пойми меня правильно…

— Я, кажется, всегда понимала тебя именно так.

В очень осторожных выражениях и тоне я поведал ей, что приезд в Крылатое и, самое главное, поездка и общение с Ильиным доставили мне неприятности по службе. Что я, когда веду расследование, да и вообще, должен быть вне всяких подозрений, а главный агроном проходит по делу пока что как свидетель, но кто знает…

Поняла Надя или нет, но растерялась, это точно.

— В общем, дура я, — вздохнула она. — Ничего не скажешь. Но почему ты меня раньше не предупредил?

— Мне казалось это само собой разумеющимся.

— Игорь, милый, а на работе очень плохо?

— Как тебе сказать. Не смертельно, конечно. Рассосётся потихонечку.

Чем больше мы об этом говорили, тем сильнее она расстраивалась. Вечер, о котором я мечтал во время длинных ночей в Крылатом и Вышегодске, все больше тускнел.

Утешить Надю было трудно. И я — спекулятивная натура человеческая! — решил обернуть создавшуюся ситуацию в свою пользу.

— Видишь ли, Надюша, — сказал я осторожно, — мы ведь не зарегистрированы ещё…

— Неужели людям обязательно нужны документы?

— Увы, милая. Теперь сама видишь, что я настаиваю на этом не просто так. Могут персональное дело за аморальность…

Надя вздохнула. Вопрос был затронут самый больной.

Она замолчала, что-то чертила ножом на салфетке, и я понимал, что мысли её далеко отсюда. Там, где Кешка, которого я никогда не видел, где Дикки — свидетель наших встреч в скверике напротив её дома.

— Наденька, — дав ей время подумать, мягко сказал я, — пора наконец все привести в порядок.

— Пора, дорогой. Но как трудно и мучительно. — Она опустила подбородок на свои длинные холёные пальцы. — Если бы ты знал!

У меня защемило сердце.

— Я знаю. И многое бы отдал, чтобы избавить тебя от этого. Но тут-как хирургическая операция. Лучше решиться сразу, чтобы не растягивать болезнь на неопределённый срок.

Она встрепенулась:

— Да-да, пожалуй, ты прав. Надо решиться…

В тот вечер мы об этом больше не говорили. Надя была внимательна и нежна, как никогда. Мы говорили о зверятах Кешки. Надя смешно копировала спящего ежа Пифа, раскатистый голос попугая Ахмеда. Мне показалось, что в этот день Надя решила всерьёз взяться за наши дела До праздников я занимался с прокурором саратовским делом. Седьмое ноября мы встретили с Надей среди её сослуживцев в кафе «Лира», которое Дом моделей «закупил»

совместно с какой-то проектной организацией. Это была традиция. Там работали в основном молодые парни, в Доме моделей — девушки. На вечере мы оказались чуть ли не самыми пожилыми. Я надеялся наконец познакомиться с Агнессой Петровной. Но её не было…

Вскоре после праздника у меня раздался звонок. Вежливый, тихий голос, с едва заметным грассированием:

— Товарищ Чикуров? Простите, не знаю вас по имениотчеству…

— Игорь Андреевич.

— Игорь Андреевич, вас беспокоит Яшин. Вы не можете приехать ко мне в институт, если, разумеется, у вас есть время?

— Конечно, конечно.

— Пожалуйста, приезжайте… Надо обсудить кое-какие вопросы.

Я незамедлительно отправился на площадь Маяковского.

Вячеслав Сергеевич — высокий сухопарый мужчина лет пятидесяти. Немного сутулый. Мне показалось, что сутулость его от того, что он, слушая собеседника, слегка наклонялся к нему, приставив к уху ладонь.

Яшин провёл меня в небольшой кабинетик, усадил на стул.

Я заметил, что телефонный аппарат у него необычный.

С какой-то приставкой. Наверное, из-за тугоухости. Вячеслав Сергеевич достал из стола пакет фотобумаги большого формата. И произнёс своим мягким голосом фразу, которая буквально ошеломила меня:

— Я был в Североозерске. Эксгумацию трупа мы произвели. Чтобы иметь более полное представление о характере ранения Залесской, я изъял шейную часть и провёл окончательное исследование уже здесь. По нашему мнению, сама Залесская нанести себе такое ранение не могла…

—Уже потом, когда я вспоминал этот момент, мне показалось, что ошеломило меня не то, что Залесская убита, а то, что я с самого начала, с того момента, когда ознакомился с делом, смутно чувствовал несвязность всей картины в целом.

Яшин, видя моё изумление, вынул из пакета фотосним.

ки. Он перебрал их, протянул один из них мне. Отпечаток рентгенограммы шейной области.

— Я бы ещё мог сомневаться, но вот после этого — никаких сомнений нет. Обратите внимание. Вот четыре насечки на передней части третьего шейного позвонка. Это следы бритвы.