Ребро медали - Виктор Викторович Емский

одиннадцать. Употреблять будем часа два… Нет, вы – выходные, а нам сегодня еще работать. Да и Андрюша – непьющий.

Андрюша (он же – Алмазов, он же – Исаак Ааронович, он же – Израиль Моисеевич и так далее) поинтересовался:

– Сколько вы пить можете? Тут устал после ночи, как собака, ноги еле держат.

– Ты бы с нами лакал потихоньку и крепче б спал. А когда крепко спишь – лучше отдыхаешь, – заметил Палыч.

Алмазову, как и всем присутствовавшим, было лет тридцать пять. Роста он был среднего, тело имел пухлое и обладал, ко всему прочему, небольшим животиком. Волосы кудрявились над его высоким морщинистым лбом, под которым располагались два больших, хитро прищуренных глаза и породистый горбатый нос. Короче – не хватало только пейсов. За это во взводе его иной раз обзывали раввином и интересовались курсом библейских серебренников по отношению к современному доллару.

Дело в том, что основной способностью Андрюши было умение чувствовать подлинность денежных купюр чуть ли не на подсознательном уровне. Без всяких приборов он определял – фальшивая бумажка или нет. Не раз проводили эксперименты, подсовывая ему затертые купюры различных стран. Андрюша брал их в руки, вертел в пальцах, закрывал глаза и к чему-то прислушивался. Через минуту вердикт был готов. Ошибок не происходило. Правда, это касалось рублей, долларов, фунтов и прочих, более или менее приличных денег, включая йены.

Один раз его попросили проверить белорусские зайчики, но Андрюша, даже не взглянув на них, предложил использовать эти бумажки по другому, обыденному и всем известному назначению.

В свободное время Алмазов занимался перепродажей подержанных автомобилей. Яреев по этому поводу говорил, что если б не ближневосточная внешность, можно было бы смело отнести Андрюшу к представителям другого космополитического сообщества, то есть к цыганам. Тем более – фамилия соответствует полностью, да и род деятельности (торговля железными конями) также.

А так человеком он был неплохим. Правда, как-то очень лихо у него получалось проскальзывать между терниями современной жизни и всегда оставаться в стороне от глобальных головомоек. Но эта мелочь списывалась коллективом за счет его наследственной пронырливости.

Палыч спросил у Яреева:

– А кто кроме вас сегодня в ночь заступает?

– Гращенко с Пахомовым и Абакумов с Ивахиным.

– Понятно. Скучать не придется. Ваня: – Кривошапко обратился к Дрозду,– пойди к Царю, скажи, что мы уже исправились и нашагались.

Ваня ушел. Через пять минут он вернулся и сообщил:

– Дергайте домой, ему теперь не до вас. Там на него анонимка пришла и он, обдриставшись от страха, ворвался в панику как паровоз в тоннель!

Все дружно разбежались.

2

Палыч оказался прав. Ночь выдалась результативной. Началось все с того, что лейтенант Абакумов предложил Алмазову с Яреевым посвистеть вместе. Выглядело это так: оба экипажа становились на каком-нибудь перекрестке со средним движением и вчетвером быстро просеивали транспорт без тщательной проверки документов. Как говорится – нюхнул водителя, и «дал пинка». Если что-нибудь продастся – деньги поровну. Если на оформление – экипажи меняются напарниками. Одни едут к доктору, другие остаются свистеть. Смена напарников – необходимое противоядие от укусов жабы, которая может выползти и активизироваться в любой момент при появлении материальных благ, которые зачастую хочется присвоить себе.

Выехали и расположились на одном из несильно оживленных перекрестков близ городской окраины. Место было проверенное. Пьяницы здесь ездили каждую ночь. Патрульные автомобили поставили так, чтобы можно было сразу стартануть за каким-нибудь неостановившимся негодяем. Мороз был слабым, и запахи из салонов машин при открывании дверей и опускании стекол чувствовались прекрасно.

Леха Абакумов был резвым тридцатилетним толстячком среднего роста. Он напоминал каплю воды, быстро стекающую с лакированной поверхности ботинка. Очень любил эклеры. Но прозвище получил более приземленное. Называли его «Батоном». Абакумов действительно ассоциировался со свежим, румяным хлебобулочным изделием, только что вытащенным из печки. Нрав имел взрывной, горячий и безбашенно-необузданный. Смена настроения у него происходила неожиданно. Всего за несколько секунд глаза его могли налиться кровью, и из добродушного и веселого толстячка Батон превращался в яростного маньяка, не контролирующего свои действия и способного надавать по лицу кому угодно. Даже Царь и здоровенный Женька Тягомотин его побаивались.

Напарником же его был тихий и спокойный сорокалетний прапорщик Саша Ивахин. До ГАИ он успел поработать во вневедомственной охране и, учитывая всякие чеченские командировки, являлся пенсионером. Но уходить никуда не собирался, так как справедливо полагал, что на пенсии ему будет нечего кушать.

В середине 90-х годов один из великих милицейских начальников решил провести операцию с названием «Чистые руки». В результате были созданы практически бесполезные и изначально коррумпированные службы – УСБ (Управление собственной безопасности) и КПО (в ГАИ – контрольно-профилактический отдел). Если уэсбэ́шники занимались сопровождением осетинских спиртовозов с паленой водкой и крышеванием проституток, у кэпэо́шников интересы проявились в других сферах криминальной деятельности. Половина сотрудников перегоняла краденые машины в Грузию, а другая половина добросовестно обеспечивала доставку в южные российские порты металлолома с оказавшихся ненужными заводов и потому благополучно распиливаемых на куски. Причем обе половины в свободное от основной деятельности время совали инспекторам деньги и потом решали вопросы с попавшимися на взятках. Бывали, правда, среди них и относительно честные сотрудники типа капитана Марочкина (очень тяжелый случай), но они погоды не делали, а о Марочкине речь пойдет впереди.

Вот как раз в это время Сашу Ивахина заметили возле боксов со странным прибором в руках. Аппарат этот был величиной с кассетный советский магнитофон. На верхней панели имелись несколько окошек со шкалами, и торчала полуметровая антенна. Саша, крадучись, ходил между машинами, щелкал кнопками и, таинственно улыбаясь, разглядывал окошечки. Он несколько раз обходил по кругу каждую патрульку и что-то бормотал себе под нос. Оказалось, устройство, находившееся у него в руках, распознает средства прослушивания. Ивахин не горел желанием быть подслушанным при продаже очередного бухаря, и где-то раздобыл прибор, оказавшись умнее всех. В тот же час к нему намертво прилипло прозвище – «Джеймс Бонд».

Был Саша человеком добрым и покладистым, но бухих «душил» без жалости. Выжимал с них все, что мог. Максимально в описываемое время пьяница стоил сто долларов, или три тысячи рублей. Продавали и дешевле, но не меньше, чем за тысячу (так сказать – по-свойски, учитывая родственные отношения). Существовали, правда, инспекторы, которые умудрялись «выдушивать» и гораздо бо́льшие суммы, но таких рвачей не любили и, как правило, работали они недолго. Жадность кого угодно сгубит…

Первого пьяного водителя поймал Изя. Им