Символы славянского язычества - Наталья Велецкая

О происхождении масок, погребальных и карнавальных, существует обширная литература{263}, но исследование вопроса в поставленном аспекте еще ждет специалистов по истории древней культуры. Возможно, оно покажет, что в одном из элементов ранних форм трансформированного ритуала отправления в космический мир — ритуальном головном уборе с маской на лице или маске — заключены истоки погребальных масок, а также и карнавальных масок предков. Можно думать, что в ранних формах трансформированного ритуала удаления на родину (прародину) ритуальный головной убор в виде маски мог быть и результатом трансформации специального головного убора, костюма для длительного и нелегкого пути. Последующий процесс трансформации и деградации ритуала у разных народов, в разных местностях приводит к разным формам трансформированного ритуального реквизита.

Ряжение в образы животных, вопрос о животных как заместителях человека в пережиточных формах ритуальных действ, связанных с жертвоприношениями, описаны во множестве проявлений и их интерпретаций. И тем не менее некоторые архаические формы ряжения заставляют по-новому взглянуть на интерпретацию их генетических корней и знаковой сущности.

Прежде всего это касается игрища «бык», разыгрывавшегося святочными вечерами (игрища затягивались далеко за полночь) в ветлужских деревнях. «Парень с горшком на ухвате накидывал полог… введут в избу; помычит около девок, махая головой, как бык… Покупатель торгует быка. Сторгуются, кто-либо из толпы бьет по горшку… горшок разбивается, „бык“ быстро срывает с себя наряд и убегает по возможности незамеченным… Парни вынимают тогда заранее приготовленные соломенные жгуты и бьют девок со словами: „С кем быка ела“. Девки визжат, прячутся, а когда парни всех побьют, покупатель берет полог с ухватом и уходит… со словами: „Надо хоть шкуру взять да идти домой — быка съели“»{264}.

Не входя в подробности соотношений поздней формы игрища в целом с лежащими в основе его архаическими мотивами, остановим внимание на знаковой сущности приемов оформления образа главного персонажа, вокруг которого развертывается действие игрища. Горшок имитирует голову быка, удар по горшку, разбивающий его, символизирует умерщвление обреченного в жертву животного. Сущность языческой основы драматизированно-игрового действа — съедание «всем миром» быка как основного элемента ритуального действа. Бык в качестве жертвенного животного имеет глубокие корни в истории ритуалов. В великорусской обрядности ритуальное съедание специально выращенного быка особенно характерно для зимней «Миколыцины» (6 декабря по ст. ст.). Присоединение быка — животного, в представлениях различных народов связанного с божеством с древнейших времен (в античных мифах фигурирует бык Зевс, у языческих славян бык связан с Белесом, которого авторитетнейшие исследователи древнеславянской мифологии считают изначально верховным божеством древних славян{265}), к празднованию дня самого популярного святого на Руси — одно из закономерных проявлений слияния языческих культов с христианскими. И если в святочном игрище мы сталкиваемся с символизацией языческого ритуального действа, то в тех же ветлужских деревнях «миколыцины с ритуальным общественным съеданием микольца» — быка, откормленного специально для этого совместно жителями всей деревни, — эпизодически справлялись еще в начале XX века{266}.

Для рассмотрения архаичнейших рудиментов языческих ритуальных действ в святочном игрище «бык» важнее всего для нас оформление головы быка посредством накрытого попоной горшка, разбивание его как знаковое выражение ритуального заклания, отзвуки в игрище общественного съедания его, а также битье девок жгутами. Существенно то, что последнее, заключительное действие игрища объединяет его с игрищами в «умруна» и с похоронными играми. Еще более существенными представляются действа с горшком. По всей видимости, этот элемент свидетельствует о глубокой древности самой основы игрища. Горшок на ухвате как изображение головы вызывает ассоциации с плясками «глиняных голов» у индейцев пуэбло в ритуалах вызывания дождя — ритуальными действами в глиняных масках в виде голов, надевавшихся поверх головы исполнителями ритуального танца{267}, а также и с ритуальными масками (из глины и других материалов) в обрядовых действах народов Африки и других регионов. Они также надевались поверх головы исполнителями ритуалов, имитируя чужие головы{268}, и срубались в финале ритуального действа. Для понимания корней святочного игрища «бык» в той архаической форме, какая известна из ветлужских деревень, представляется необходимым сравнительный анализ его с ритуальными плясками «глиняных голов» и игрищем «бить петуха» лужицких сербов, представляющим собой, в сущности, архаическую форму драматизированно-игровых действ с петухом, распространенных в разных вариантах в славянской традиции («казнь петуха» и др.).

Солнечная символика петуха, связь этой птицы с культом Солнца известны как у славянских, так и у других народов Евразии (начиная с Древней Месопотамии). В календарных ритуалах роль петуха в значительной мере объясняется тем, что основные календарные ритуалы связаны с солнечными фазами и склонениями Солнца, определяющими смену сезонов и лет. Значительные общественные и семейные ритуалы, не входящие непосредственно в традиционный календарный цикл, также имели определенную приуроченность, связанную с солнечным календарем (красноречивый пример являет в этом смысле приуроченность свадеб в Галичине как общественного ритуального действа, а не просто семейного события). И, может статься, ритуальный петух является отзвуком священной птицы Солнца, качества которой вобрала в себя древняя мифическая птица Рух, и связано это с тем, что петух, предвозвестник зари, отмечает пением фазы дня, а для посвященных в тонкости понимания поведения его — и в предстоящие экстраординарные явления в природе.

Из известных нам традиционных ритуальных действ с петухом самым архаическим представляется дожиночное игрище лужичан под названием «бить петуха». Сущность его заключалась в том, что петуха по шею зарывали в землю, возле него втыкалась лопата, и участники действа с завязанными глазами по очереди старались убить его ударом цепа. Наиболее важна для нас трансформированная форма этого ритуального действа, сменившая эту варварскую: петуха сажали в яму, накрытую решеткой, на которую ставился старый горшок, и именно он стал основным предметом действа с ударом цепа{269}. Совокупность обеих форм представляет интерес в нескольких аспектах. Прежде всего для понимания процесса трансформации пережиточных форм ритуала отправления легатов в космический мир в знаковые и символические разновидности, а также для изучения генезиса и трансформации атрибутов обрядности. В свете данных о рудиментах ритуала проводов на «тот свет» в дожиночных обрядовых действах{270} удар петуха цепом следует трактовать как одну из пережиточных форм отправления вестника со сжатого поля в знак завершения жатвы, в преддверии обмолота: петух фигурирует здесь в качестве знаковой замены прежнего легата. Горшок же представляет интерес и по своей связи с маской, и как атрибут многообразных ритуальных действ традиционной обрядности. Может быть, именно здесь следует искать истоки ритуального разбивания горшков как в календарной, так и в похоронной и свадебной обрядности.

Ассоциации глиняного горшка и глиняных масок в ритуальных действах принципиально аналогичного функционального назначения (в свете отмеченных соответствий) игрища «бык» с «умруном» и похоронными играми заставляют видеть в этом игрище одну из разновидностей рудиментарных форм ритуала проводов на «тот свет», сохранившуюся в традиции в драматизированно-игровом виде. Этот персонаж игрища ряженых по знаковому содержанию ближе всего стоит к возившемуся на санях быку как элементу масленичных ритуальных действ, восходящих к ритуалу проводов на «тот свет»{271}.

Новогодние игрища, в драматизированно-игровой форме изображающие заклание быка, изображение жертвоприношения быка на старинной прялке, разнообразные ритуальные действа вокруг рождественско-новогодних блюд из свинины — «кесаретского поросенка», В. И. Чичеров закономерно ставит в один круг с ритуальным сочельническо-новогодним печеньем — «коровками», «козулями»{272}. О «козулях» как рудименте ритуала проводов на «тот свет» упоминалось лишь в связи с переходом архаических ритуальных действ, восходящих к этому ритуалу, в процессе трансформации его на женскую и детскую среду{273}. В связи же с архаическими формами игрищ на этом атрибуте святочных ритуальных действ следует остановиться подробнее, с экскурсом в генезис его.