Судьба королевского наследника - Амо Джонс

Ледженд предлагает мне место на своей гигантской шее, поэтому я зарываюсь лицом, постанывая в него, когда мой оргазм достигает пика, и как раз перед тем, как он проходит через меня, Найт резко отстраняется.

Я вздрагиваю, пытаясь посмотреть в его сторону при звуке задыхающегося смешка Найта, но рука Ледженда поднимается, удерживая мою голову на месте. Ровно через две секунды меня полностью отрывают от него, тащат на шатких ногах. Воздух выбивается из моих легких, когда я врезаюсь в стену дома. У меня едва хватает времени, чтобы уловить глубокую усмешку Найта, прежде чем его рот прижимается к моему, его пальцы проникают в мою киску со злобным намерением и резкими движениями. Он безжалостен и неумолим, и это чертовски идеально.

Я не знаю, что там только что произошло, но это должно произойти снова, потому что это то, чего я хочу.

Нет, это то, что мне, блядь, нужно.

Его грубые прикосновения полностью контрастируют с тем, что он подавал мне мгновениями ранее, но почему-то кажется, что это было создано специально для меня. Его поцелуй требователен, когда его язык овладевает моим, как будто он владеет им. Я думаю, он мог бы.

Так близко, что мое тело горит, когда оргазм разрывает меня на части, возбуждая каждый нерв и лишая зрения. Вечеринка превращается в цветное пятно, когда мое сердце колотится в груди так сильно, что дребезжат ребра.

Он замедляет поцелуй, проводя языком по краю моих губ. Это опьяняет. Я как жадная сучка, забирающая все, что он мне дает. Я хочу этого. Каждую гребаную ночь. Внезапно меня пронзает острая боль, и я отдергиваю голову с низким криком.

Мои пальцы подлетают к губам, на них выступают капли крови.

— Ты укусил…

Мои слова застревают у меня в горле, когда животный звук вырывается из глубины его груди, и мои пальцы исчезают между его губами.

Мои пальцы поджимаются в туфлях лодочках, мое тело снова сотрясается, а затем его глаза поднимаются на мои, и мои легкие замирают.

Его глаза…. синева исчезла. От нее не осталось и намека. Нет, они сияют ослепительной, кристально белой белизной, и когда он отпускает меня, то обнажает зубы, сильнее прижимаясь к моему телу. Это чертовски страшно, красиво и так странно, что я не могу отвести взгляд.

Он наклоняется, быстро поднимая меня с земли, и мои ноги обвиваются вокруг него.

Он открывает рот, чтобы заговорить, но воздух разрывает оглушительный взрыв, такой громкий, что у меня кровоточат уши.

Найт моргает, и заостренные зубы и белые глаза исчезают.

Гнев омывает его лицо, и он бросает меня там, где мы стоим, когда пламя поднимается высоко в темное небо, и люди начинают разбегаться.

Найт больше не удостаивает меня взглядом, удаляясь в том же направлении. Как только он уходит, я чувствую отсутствие его прикосновений. Он как ядовитая смесь всех созданных ядов, и я почти уверена, что с радостью выстрелила бы этим дерьмом в ответ. Прямо в свои гребаные вены.

Я хочу разозлиться, что он снова сбежал, на этот раз более раздражающий, чем предыдущий, потому что я позволила ему овладеть собой. Не полностью, но больше, чем я дала ему в прошлый раз.

Но я получила то, что хотела, доказательство стекало по моим бедрам.

Так что к черту это. Впервые в жизни я чувствую легкое удовлетворение, и не от чего иного, как от трех сильных пальцев, превращающих меня в кашу.

И из-за этого я называю сегодняшний вечер победой.

Двенадцать

Найт

Я протискиваюсь через двери, ведущие на задний двор, волнение проникает глубоко в мои кости. Гребаные фейри и их драматическое дерьмо. Это наверняка должно было свалиться на нас, потому что совету просто нравится обвинять в дерьме меня и моих братьев, даже несмотря на то, что у университета были проблемы на протяжении поколений до того, как мы появились.

— Эй! — Я засовываю пальцы в рот и издаю громкий свист. — Убирайтесь нахуй оттуда!

Два фейри более крупной комплектации стоят лицом друг к другу, а девушка помладше лежит на земле, по ее лицу стекает блестящая кровь. Музыка все еще громко играет на заднем плане, но дым от пожара, который один из этих идиотов устроил в доме, становится все гуще.

Фейри который рядом с девушкой проводит рукой по своему лицу, и я наблюдаю, как плоть на его щеке слегка тает.

— Она сказала нет.

Моя голова поворачивается к другому, у которого более длинные светлые волосы, и вьются на затылке.

— Может ли кто-нибудь из вас, идиотов, сказать мне, почему мне должно быть не поебать, и какого хрена вы рискуете разворошить улей Министерства?

— Все в порядке, — говорит девушка поменьше, поднимаясь с земли и опуская руки под короткую юбку. Она взмахивает ладонью вверх, и перед ней вспыхивает кольцо с опалом, переливающееся нежно-розовыми и нежно-голубыми оттенками. — Наверное, я сама напросилась.

Я не знаю, кто эта девушка или два других фейри, но прямо сейчас они в моем гребаном списке дерьма. Это может послужить сигналом совету, что мы тратим время на магию большой мощности. Скучное дерьмо — прекрасно. Но использование гребаного электрокинеза или любого другого вида силы и элементарной хуйни обязательно насторожит их всех.

Ледженд похлопывает меня по плечу, и я слегка обнажаю зубы, гнев струится по моим венам, как огненные лозы.

Он отступает назад, поднимая руки.

— Вау! Что, черт возьми, с тобой?

Мой рот захлопывается. Я говорю откровенно, и я даже не знаю, что со мной и почему я на взводе.

— Ничего. Уберите это, пока Министерство не пронюхало. Буквально. — Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, где девушка, но она уже шагнула через портал, и прежде чем я успеваю сказать ей остановиться, он закрывается и исчезает.

Мне нужно сваливать отсюда нахуй, пока я кого-нибудь не убил. Сегодняшняя тренировка никак не успокоила мой разум. Если уж на то пошло, я еще больше рассержен, черт возьми.

Иногда быть лордом чертовски раздражает. Мы всегда застреваем, подчищая глупые решения других, просто чтобы защитить себя от дерьма, которого нам не следовало бы делать. Либо мы вцепляемся в гребаных идиотов вокруг нас, либо сталкиваемся с гневом наших родителей после того, как их заставляют сидеть на встрече с Министерством, слушая, как они говорят о своих опасениях по поводу Лордов Деверо и их неспособности приспособиться к человеческому миру.

Мы на все способны.

Мы просто, блядь, не хотим.

Все это чушь собачья. Нам