Друг апрель - Эдуард Веркин

— Между первой и второй — перерывчик небольшой, — изрек Чугун и потянулся к ближайшей бутылке.

— Еще первой не было, — поправил знающий Тюлька.

Аксён ткнул его в бок и придвинул тарелку со щукой. Надо было быстро поесть, кто долго ест, тот получает салатом по глазам.

— Жуй быстрее, — посоветовал он Тюльке. — А то настроение кончится.

И они стали есть. Быстро. Бабушка смотрела и улыбалась, и Аксёну казалось, что она их видит. Поэтому он улыбался в ответ.

Остальные тоже ели. И пили. И скоро Чугун стал рассказывать, как его зовут работать на «Норильский Никель» в охранное предприятие, но ему влом, он меньше чем за стольник не пойдет, а дядя глубокомысленно рассуждал о политической ситуации на Балканах, старушки привычно жаловались на болезни, а мать ничего не говорила, знай себе наливала.

Аксён сосредоточился на картошке, щуке и маринованных маслятах, все было вкусно, не то, что дома. Вкуснее готовили только у Семиволковых.

— Я больше не могу, — прошептал сбоку Тюлька. — Лопну сейчас.

— Ешь давай, — велел Аксён. — Когда еще так получится.

— Через год.

Они поели еще, и еще, Аксён начал уже соловеть, и обнаружил, что Тюльки рядом уже нет. Подружки бабушки затянули «Шел отряд по бережку, шел издалека…», красиво, однако, дядя Гиляй немедленно заявил, что это махровый декаданс.

— Вы же все члены партии, — произнес он. — Люди из стали… Давайте вот это… Как там… «И вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди…» Подпевайте!

И завыл под Иосифа Кобзона:

Будут новые победы, встанут новые бойцы…

Мать хлопала в ладоши. Бабушка разговаривала в уголке с самой орденоносной старушкой, Аксён подумал, что бабушка, наверное, счастлива.

Чугун наливал соседней пенсионерке, и предлагал ей вспомнить молодость и станцевать кадриль. Еще три стопки — и согласится, подумал Аксён и вышел.

Тюлька сидел на скамейке и собирал конструктор. Трансформера. Превращается в мотоцикл и обратно. Бабушка подарила. Аксён сел рядом.

— Пойдем домой, а? — предложил Тюлька.

— Бабушка обидится, нельзя.

— Не, не обидится, я у нее отпросился. Она понимает все. Мне тут надоело. А дома сейчас как раз, спокойно…

— А торт?

— С собой возьмем. Бабушка нам завернула уже… Слушай, а давай к Семиволковым сходим, а?

— Сейчас?

— А что? Поезд еще нескоро, а тут недалеко.

— А ты помнишь куда?

— Ну, да, конечно помню. Надо идти от вокзала, потом на улицу Кирова, потом…

Два квартала вверх.

— А там водокачка будет… Дальше до моста.

Четыреста двадцать семь шагов, это если считать от колонки.

— Посмотрели бы как раз, если уж в городе. Ты ведь с зимы не ходил к ней?

— Ну да… Знаешь, Тюлька, их ведь дома нет скорее всего…

— Почему?

— Ну, если они уже не приехали, то это значит, что они к тетке отправились. На море.

— А может, они уже вернулись?

Аксён ощутил тепло под коленками.

— Они ведь вполне могли уже и вернуться?

— Могли…

— Давай тогда посмотрим!

Тюлька схватил Аксёна за палец и потащил в сторону улицы Кирова, но уже возле водокачки Аксён остановился, потому что…

Потому что остановился. И дальше Тюлька отправился один, по Кирова, сначала посередине улицы, затем сбился к забору и уже вдоль забора, озираясь и вздрагивая, потрусил дальше. Аксён остался ждать, но это было даже не ожидание, так, легкий отдых, незаметный. Мимо шагали какие-то пацаны в рабочей форме, пэтэушники следовали на практику. Они поглядывали на Аксёна хмуро и неодобрительно, видимо, узнавали. Аксён тоже узнал нескольких, тех, которых он раньше колачивал, но не испытал ни злобы, ни торжества, скорее напротив, ему приятно было видеть знакомых. Он даже кивнул им, но в ответ пэтэушники гордо отворачивались.

Тюлька не возвращался. Можно уже сходить и вернуться, и еще раз сходить и вернуться, Аксён стал думать — почему так и ответ ему представлялся только один — Семиволковы дома. И Тюльку уже угостили мороженым, и Петька уже показал ему свои новые игрушки, а сейчас они подключили «Соньку», устроились на диване и с радостными визгами расправляются с электронными монстрами.

Аксён закурил.

Тюлька и Петька сражаются в «Сони», а Ульяна спрашивает почему брат не пришел, а Тюлька отвечает, что брат испугался и стоит ждет, сейчас, он расстреляет вон того рогатого с четырьмя руками и сбегает, позовет…

Аксён покраснел. Глупо так стоять, на самом деле могут ведь подумать, что он испугался. Или что стесняется.

Он вдруг на самом деле понял, что стесняется. Они очень давно не виделись, и она изменилась. И он тоже. Разные люди, и даже, может быть, уже немного чужие.

— Я тут, — сказал Тюлька за спиной.

Аксён повернулся.

Тюлька как Тюлька. Мрачный.

— Пацанов пэтэушных увидел — прятался, поэтому и долго, — пояснил Тюлька. — А потом обходил еще, думал, за мной побегут…

— Ну и что? — нетерпеливо перебил Аксён.

— Закрыто. Свет не горит, никого не видно.

— Я же тебе говорил…

— Они что, насовсем уехали? — опередил Тюлька.

— Да нет, я же тебе говорил. Они на море сейчас… Они приедут. Петька тебе раковину привезет.

— Какую еще раковину, у нас есть…

— Не ту, где руки моют, а ту, в которую дудят. Как в трубу.

— Да зачем мне раковина, он «Сони» хотел…

Тюлька вздохнул.

— Да будет у тебя «Сонька» твоя…

— Когда?! — подпрыгнул Тюлька.

— Потом. Заработаешь и будет.

— Ага, — Тюлька хмыкнул, — потом… Зачем мне оно надо будет — потом. Я вырасту уже…

— Ну, «Соньку» надо заслужить…

— А почему я не заслужил? — обиженно всхлипнул Тюлька. — Петька заслужил, а я нет? Мы оба маленькие, мы еще ничего не заслужили… А у него есть…

Аксён не знал почему.

— Давай домой, — сказал Аксён. — К бабушке то есть. Там, наверное, все уже готовы.

— Пойдем домой лучше, к нам. Я дойду, честное слово! А эти пусть тут остаются, я не хочу их тащить…

— Да ты не будешь их тащить, не волнуйся…

— Давай домой! — ныл Тюлька. — Я не хочу как в прошлом году чтобы…

«Я тоже не хочу!» — хотел крикнуть Аксён.

Не хочу их тащить! Пьяного Чугуна, пьяную мать…

Было бабушку жаль. Ей придется на это смотреть. Нет, конечно, она ничего не видит… хотя такое и видеть нечего, лучше не видеть. Придется их тащить.

— Если дядя Гиляй сильно напьется — можно будет его ограбить, — сказал Аксён. — У него наверняка куча бабок.

— Да он не напивается никогда, его не ограбить. Давай побежим домой…

Тюлька принялся ныть громче, но Аксён его уже не слушал, схватил его за руку и рванул вперед.

— Что это? — удивился Тюлька в районе вокзала.

— Поют, кажется… — Аксён остановился. — Точно поют.

— Я же говорил — лучше домой, мне их эти песни…

— Поздно, — сказал Аксён. — Уже поздно…

Не поздно, но бабушка была человеком.

— Пойдем.

Дядя Гиляй, развалившись на скамейке, рвал баян, орал про в нашей деревне огни не погашены, ты мне тоску не пророчь. Хор ветеранов труда подтягивал из последних старческих сил. В конце улицы выли собаки.

— Сейчас бы их… — Тюлька скрежетнул зубами.

Мать лежала головой на столе, держалась за апельсин. Бабушка убирала посуду. Чугуна не видно.

— Ба, тебе помочь? — спросил Аксён.

— Да чего тут помогать, я уж сама привыкла.

— Ладно…

Он хотел сказать, что сейчас он ее уберет, мать то есть, но решил, что усугублять не стоит.

— Переезжайте ко мне, — предложила бабушка. — Летом. Славику в школу надо ходить. Да и тебе… Надо как-то жить.

— Надо, — согласился Аксён. — Переедем. Обязательно.

— Вот и хорошо. Я вам там собрала, не забудь…

Аксён вдруг понял. Что бабушке стыдно. Стыдно перед ними, что все так получилось. Не сейчас получилось, а вообще. И что она уже ничего исправить не может, за это ей тоже стыдно.

— Мы приедем, — сказал он, — в июне.

— Вот и хорошо.

Аксён подсел к матери, пощипал ее за руку.

— Ма, пора уже.

— Пора-пора-пора-пора… — пробормотала мать и поднялась.

Поглядела на Аксёна неузнавающим взглядом.

— Ма, поезд скоро…

— Поезд на Нансельбукен прибывает в девятнадцать часов, — выдала мать. — Все билеты проданы, юноша, и нечего так на меня смотреть!

— Пойдем…

— Пойдем. Поезд не будет ждать…

Она сделала шаг, и Аксён подхватил ее под локоть.

Бабушка загремела посудой.

— А это кто? — мать уставилась на бабушку. — Кондуктор…

Заглянул Тюлька. Поморщился.

— Еще один кондуктор… — мать указала на Тюльку. — Я вспомнила, какой сегодня праздник — День Кондуктора… А ты знаешь, как по-английски «полупроводник»? Семикондуктор! У нас «полу», а у них «семи», в четырнадцать раз лучше… Поэтому так и живем…