Бойцы анархии - Сергей Зверев

Вытаскивать коротышку пришлось на собственном горбу – он просто не мог ходить от страха. Шептал какие-то молитвы, плевался кровью, нес околесицу про «бешеную свиноматку». «Странно, – думал я, – раньше он не шепелявил».

– Гранату-то не бросил? – ехидно усмехался я.

– Бросил… – выстукивал зубами чечетку коротышка.

– Чеку забыл вырвать? – догадался я.

– Не забыл… – стучал он зубами. – Руки были заняты… зубами вырывал…

– И что?

– Зубы вырвал…

Виола хохотала, схватившись за живот.

– Степашка, ты у нас теперь, как кролик… Кстати, помнит кто-нибудь, Степашка в детской передаче – это кто?

– Заяц… – засмеялся я.

Гомерический хохот оглашал опушку. Даже Парамон, не понимая, в чем дело, начал тупо ржать. Мы не решились разделывать тушу, хотя соблазн отведать свежего антрекота был велик. Неизвестно, чем тут пропиталось его мясо. Да и не стоило дожидаться, пока подтянутся из леса сородичи убиенного. Мы бросили тушу и, благодаря Создателя за то, что он еще с нами, припустили дальше.

Следовало быть поосторожнее – мы вновь въезжали в места, населенные непредсказуемыми двуногими. Мы пулей пролетели Листовое – деревеньку, некогда известную суровым патриархальным укладом. Она была заброшенной, как и все предыдущие. Снова «зона отчуждения». Покосившиеся заборы, заросшие бурьяном, зияющие дыры в крышах, пустые оконные глазницы. Но здесь уже было веселее – зеленели яблони и кусты черемухи, молодые подсолнухи тянулись к солнышку. На окраине деревни мы отметили шевеление – у последнего дома на завалинке сидели мужик и баба. Неужели жители начинали возвращаться в деревню?

Мы не стали бы останавливаться, если бы не закипел радиатор. Дым повалил из капота. Пришлось встать, отправить коротышку с ведром до ближайшего колодца – нас устроила бы и отравленная вода. Он убрался, ворча под нос, что он теперь мальчик на посылках, от стресса его теперь врачуют трудотерапией. А мы втроем выбрались из салона и задумчиво уставились на содержимое капота, напоминающее печку в русской бане.

Мы и не заметили, как подобрались те двое. Скромное покашливание – мы схватились за автоматы… и, устыдившись, опустили стволы. Эта двое меньше всего походили на представителей криминалитета. Мирные сельские жители – хотя и неплохо одетые. Еще не старые, лет по пятьдесят с хвостиком. Смотрели на нас приветливо, улыбались. Лысоватый круглолицый дядька с близко посаженными глазками в стеганой жилетке и холщовых штанах. Спутница сильно сутулилась, опиралась на палочку, она носила опрятную косынку, туго завязанную под подбородком, имела острый нос, масляные глазки.

– Бог в помощь, уважаемые, – проскрипел дядька. – А мы вот с кумой сидим и смотрим, кого это в наши края занесло?

– Чай, не лиходеи, – склонила маленькую головку тетка. – Приличные люди, сразу видать, не то что некоторые…

– Вам чего? – буркнула Виола. – Подать на восстановление храма?

– Да что ты, девонька, – хихикнула тетка, – какие храмы в наше время?

Мелькнула мысль, что эти двое мне кого-то напоминают. Но развить эту мысль я не успел, поскольку начали происходить необъяснимые вещи. Мы даже не поговорили. Я спросил лишь, не знают ли почтенные, как без приключений добраться до Лягушачьей долины, и они с жаром начали объяснять, где и куда свернуть. Говорили то он, то она – очень складно у них получалось, словно знали, где должен остановиться один и вступить другой. Примерно через полминуты смысл их слов начал ускользать из сознания; слова становились размытыми, скользкими, словно мыльные шарики. Закружилась голова, картинка перед глазами стала двоиться, тревожное предупреждение, пульсирующее в центре мозга красным маячком, – таять. Отнимались руки и ноги, в голове затевалась песчаная буря, дышать было трудно. А их маслянистые глазки ласково нас ощупывали, смотрели в нутро, и коварные уста что-то вкрадчиво вещали, вещали… Последней связной мыслью было то, что я понял, кого мне напомнила эта сладкая парочка. Лису Алису и кота Базилио! Но понимание пришло слишком поздно. Я был уже парализован, мозг отказывался выполнять элементарные операции. Эти двое были прекрасными гипнотизерами. Они не жили в этой деревне. У них тут просто доходное место – сидеть у дороги и подкарауливать лопухов, на которых можно поживиться… Я со скрипом скосил глаза. Гнусные людишки знали свое дело. Сопротивляться было некому. Виола обвисла, превратилась в тряпку. Парамон застыл с открытым ртом, волосы на голове потрескивали, пропуская синеватые разряды. А мелкие мошенники, продолжая что-то ворковать (методика отработана), забрались в машину, вытащили мешки с едой и выпивкой, выгребли из салона все ценное, включая бинокль коротышки и нож Парамона, и стали пятиться, не спуская с нас своих мерзких магнетических глазенок…

Спасение пришло как нельзя кстати. Отправленный по воду коротышка решил, что пора вернуться. Я слышал через чинный благовест гневную нецензурную брань. Он поставил ведро с водой – и торпедой, воя, словно заевшая кофемолка, помчался на воришек. Покатился по земле, сбил с ног дядьку, и пока тот вставал, подобрал с обочины сучковатую палку и принялся охаживать по горбу тетушку в платочке. Я вспомнил – коротышка невосприимчив к гипнозу (а также к магии и тому подобным штучкам)! Тетка возмущенно завизжала, вытянула когтистые руки – и заорала дурной выпью, получив палкой по пальцам. В дополнение он огрел ее дубиной по заднице – и та помчалась, путаясь в юбках. Степан, задрав дубину, кинулся на мужика – тот защищался руками. Не помогло, пропустил прямой по голове. Брызнула кровь из рассеченного лба. Дядька бросил наворованное, пустился наутек, а коротышка мчался на ним, лупя дубиной по пяткам…

– И кто тут бестолковый, я, да?! – прыгал он вокруг нас, кривлялся, строил ехидные рожицы – а мы не могли ему достойно ответить, только следили глазами за кометообразными завихрениями. – Обуза я для вас, да? – выплескивал он свои затаенные обиды. – Никчемное дополнение к вашей немереной крутизне? Мальчик в декоративных целях? Мудак в пятом поколении? Что, молчите? Сказать нечего? Да вы бы сгинули тут без Степана, олухи царя небесного!!!

Его аж пучило от осознания собственного величия. В довершение своей гневной отповеди коротышка схватил ведро с водой и выплеснул мне в лицо. Свалилось оцепенение, я вновь вернулся к жизни. Начал бормотать слова признательности, пинками воскрешал остальных. Потом схватил ведро и сам побежал к колодцу – ведь должен же кто-то охладить этот чертов радиатор…

На подъезде к Лягушачьей долине произошла неприятность куда серьезнее. Лопнули все четыре колеса! Случайность, умноженная на четыре – это… вряд ли случайность. Возможно, доски с гвоздями, присыпанные дорожной пылью. «Патриот» удержался на колесах, но его развернуло поперек дороги и швырнуло левым бортом в кювет. Виола заработала дополнительную шишку. Коротышка, прежде мирно подпрыгивающий, перелетел через кресло, свернул рычаг трансмиссии, стал орать, что такого, как я, под страхом казни нельзя пускать за руль. Мычал Парамон. Дожидаться, пока нас прижучат, как-то не хотелось. Я проорал:

– Все из машины! Хватайте жрачку и оружие! – Выскочил первым и выпустил несколько пуль в направлении вероятного противника. Местность сложная, изрезанная, повсюду бугры и канавы, покрытые травянистым покровом. На севере, метрах в трехстах, синели скалы – Драконья гряда, обрамляющая на северо-востоке Лягушачью долину. Драконы там не водились, но скалы имели причудливую конфигурацию и ассоциировались с миром мифических существ – отсюда и название. Засада расположилась, похоже, слева – местность оживала. Приподнялась голова, замотанная тряпками. Бригада мучеников Аль-Аксы? Стесняются показывать лицо? Или просто крыша поехала у местных разбойников? Возможно, я успел прикрыть своих. Они вываливались из машины, прыгали в траву, бежали в направлении гряды. Я прыгнул за ними – за мгновение до того, как прозвучал нестройный залп.

Мы нарвались на какой-то плохо подготовленный сброд. Эта шпана, в отличие от предыдущей, имела смутное представление о хитростях ведения боя. И оружием, судя по ржавой трескотне, располагала примитивным. Но их было много, а нам даже минимальные потери были ни к чему. Я прокричал, чтобы двигались перебежками, а сам залег в траве. Поднялись несколько фигур на противоположной стороне дороги. Страх какой-то. Рожи жуткие, изъеденные сыпью, коростой; трое закутаны, как мумии. На таких действительно лучше не смотреть… Я выхватил из мешочка последнюю гранату, швырнул – с недолетом, ради дымовой завесы… Хлопнуло, жидкий дым окутал местность, а я побежал зигзагами догонять своих…

Бандиты поняли, что дали маху и мы ушли у них из-под носа, но по инерции продолжали преследовать и обстреливать. Мои товарищи передвигались какими-то судорожными рывками. Виола совершала пару прыжков, оборачивалась, стреляла, прыгала дальше. Парамон, оттопырив задницу, пахал землю носом. Коротышка тащил сразу два мешка (с едой и выпивкой) и ругался так славно, что в его исполнении даже междометия и знаки препинания носили нецензурный характер.