Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее - Джозеф Хенрик

животного будет бежать неэкономично, медленнее, что быстрее истощит мышцы. В результате охотник вынуждает добычу чередовать быстрые забеги с периодами отдыха, что в конце концов приводит к тепловому удару. Перегретая добыча падает, после чего ее легко прикончить. Охотники племен тараумара, навахо и пайютов сообщают, что упавшую вилорогую антилопу или оленя можно просто задушить[97].

Охотники располагают богатым арсеналом других приемов, чтобы загонять добычу. В пустыне Калахари, где этот аспект изучался подробнее всего, охотники обычно преследуют добычу в середине дня, когда особенно жарко — от 39 °C до 42 °C. Добычу они выбирают в зависимости от сезонных колебаний состояния здоровья промысловых видов, поэтому дукера, стенбока и сернобыка загоняют в дождливый сезон, а зебру и гну в сухой. На охоту выходят утром после ясного полнолуния (при безоблачном небе), поскольку многие виды устают после лунных ночей, когда вынуждены сохранять активность. Преследуя стадо, охотники высматривают отстающих — это и есть самые слабые особи. Другие хищные животные, не люди, обычно преследуют стадо, а не одиночек, поскольку ориентируются не на зрение и следы, а в основном на запах. Пожалуй, неудивительно, что в племенах охотников-собирателей хорошо диагностируют тепловой удар у людей и умеют лечить его, что и случилось с одним антропологом, который пытался угнаться за аборигенами (производственный риск)[98].

Наконец, чтобы прийти в физическую форму, которая позволяет бегуну в полной мере показать все свои способности и при этом избежать травм, людям нужно определенное культурное обучение, помимо упорных индивидуальных тренировок. Эволюционный биолог и анатом Дэн Либерман изучал бег босиком или в самой простой обуви на длинные дистанции в разных сообществах по всему земному шару. Когда он спрашивает бегунов всех возрастов, как они научились бегать, они никогда не говорят, что “просто знали, как это делается”. Напротив, они, как правило, называют чье-то имя или указывают на кого-то из старших, высококвалифицированных и наделенных престижем членов их группы или сообщества и говорят, что просто наблюдали за ним и делали как он. Мы настолько культурный вид, что учимся у других даже бегать так, чтобы получить максимум выгоды от своих анатомических адаптаций[99].

Что мы думаем о растениях и животных и как изучаем их

На протяжении поколений культурная эволюция порождает обширный и в потенциале вечно пополняющийся корпус знаний о растениях и животных. Эти знания, как мы видели на примере пропавших первопроходцев-европейцев, необходимы для выживания. Поскольку знания так важны, нам следует ожидать, что люди с юных лет снабжены психологическими способностями и мотивацией приобретать, хранить, организовывать, расширять (через умозаключения) и передавать эти сведения. В сущности, мы, люди, обладаем потрясающей фолк-биологической когнитивной системой, позволяющей работать с информацией о растениях и животных. Психологи и антропологи, в том числе искрометный дуэт Скотт Атран и Даг Медин, провели обширные исследования в разнообразных человеческих популяциях и показали, что у этих когнитивных систем есть несколько интересных свойств. Дети быстро сортируют информацию о растениях и животных по (1) сущностным категориям (например, “кобры” и “пингвины”), встроенным в (2) иерархические (древовидные) таксономии, позволяющие делать умозаключения с использованием (3) основанной на категориях индукции и (4) таксономического наследования.

Илл. 5.4. Схема, иллюстрирующая разные стороны фолк-биологического мышления

Все это высокоумные термины из области когнитивистики, однако за ними стоят интуитивно понятные идеи. Применяя сущностные категории, обучающиеся имплицитно предполагают, что принадлежность к категории (скажем, “кошки”) — результат наличия какой-то скрытой глубинной сущности, общей для всех членов. Эту сущность невозможно уничтожить поверхностными изменениями. Предположим, вы делаете кошке пластическую операцию, а потом раскрашиваете ее так, что теперь она выглядит в точности как скунс. Кто это — кошка или скунс? Или какое-то новое животное — скунсокошка, котоскунс? И дети, и взрослые обычно говорят, что это по-прежнему кошка, которая сейчас выглядит как скунс. Однако если стол разобрать и собрать из этих деталей стул, никто не думает, что это по-прежнему стол. Он “есть” то, что он “делает”! Применяя индукцию, основанную на категориях, обучающиеся легко экстраполируют сведения об одной кошке на всех кошек: если вы видели, что Феликс на все готов ради кошачьей мяты, вы легко делаете вывод, что все кошки отреагируют на кошачью мяту подобным образом. Эти сущностные категории по мере развития и культурной эволюции организуются во все более сложные иерархические таксономии, как показано на илл. 5.4. Учет подобных таксономий позволяет людям при помощи индукции, основанной на категориях, применять свои знания об одной категории, скажем, “шимпанзе”, чтобы делать выводы о других категориях. Насколько полагаться на подобные умозаключения, зависит от отношений в ментальной таксономии человека. Допустим, зная какой-то факт о шимпанзе (например, что они выкармливают своих детенышей молоком), человек может уверенно предположить, что и волчицы, наверное, выкармливают молоком своих волчат, поскольку и те и другие — млекопитающие. Дерево отношений позволяет нам также пользоваться таксономическим наследованием: обучающиеся знают, что одна из их категорий высшего уровня, например “птицы”, обладает особыми чертами (птицы кладут яйца, и у них полые кости). Затем, столкнувшись с новым типом птиц, скажем, увидев малиновку, они могут легко предположить, что она, вероятно, кладет яйца и у нее полые кости, и им не нужно будет эксплицитно выяснять эти факты о малиновках[100].

В различных малых сообществах такие паттерны мышления оказались весьма единообразными, однако стоит отметить, что в фолк-биологической психологии западных городских популяций наблюдаются некоторые отклонения. В малых сообществах люди, как правило, пользуются фокальными категориями — “малиновка”, “волк”, “шимпанзе”, — и дети изучают их первыми (см. илл. 5.4). Однако городские дети и студенты университетов, которых, как правило, изучают психологи, пользуются так называемыми категориями уровня форм жизни — “птица”, “рыба”. Более того, городские жители склонны отталкиваться в рассуждениях от того, что они знают о людях, и экстраполировать это на другие виды, вместо того чтобы помещать людей на надлежащее место в таксономии и обращаться с ними как с остальными животными. Сравнительные исследования детей майя, а также американцев из сельской местности показывают, в чем тут дело: городские дети получают очень мало культурной информации о растениях и животных, поэтому единственные живые существа, о которых они много знают, — это люди. В сущности, урбанизированные западные фолк-биологические системы так плохо работают из-за скудости вводных данных в ходе когнитивного развития[101].

Эта мощная когнитивная система организует огромный корпус сведений, которые отдельные люди постепенно, за всю жизнь набирают как через культурную передачу, так и на личном опыте[102]. Естественно, большинство знаний