Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего - Александр Бузгалин

Произошел фактический отказ даже от обычного буржуазного парламентаризма, который выступает инструментом соревнования различных слоев господствующих классов за власть, и взаимного контроля различных политических групп, представляющих интересы этих классов. Причем одним из условий победы в таком соревновании выступает та или иная степень компромисса с интересами если не основной массы населения, то хотя бы значимого его большинства, с тем чтобы бросить поддержку этого большинства на чашу политических весов и не опасаться затем вулканических толчков народного гнева.

Российская политическая система оказалась скроена на манер политических систем отсталых стран «третьего мира», с их наглым и циничным господством бюрократии, декоративными выборами, презрением к законности и правам граждан, разъедающей и политическую, и экономическую систему коррупцией. Еще одним, «побочным», политическим результатом государственного переворота 4 октября 1993 года стала полная ликвидация системы местного самоуправления, которая затем, в течение долгого ряда лет, воссоздавалась в ублюдочных формах, надежно гарантирующих полное финансовое и организационное бессилие этой системы перед лицом региональной исполнительной власти. И все это делалось под знаменами «демократии»!

Достижение всех этих политических целей было одной из важнейших составляющих нового российского государственного устройства и непосредственными мотивами ельцинского государственного переворота. Но были цели и менее заметные, однако не менее важные для тех, кто лепил новую Россию по своему вкусу. Массовыми убийствами 3–4 октября 1993 года была оплачена не только бесконтрольная власть новой политической элиты, но и новое экономическое устройство России.

Экономика

Что весьма примечательно, оппозиция, группировавшаяся в Верховном Совете Российской Федерации и вокруг него, вовсе не покушалась на основы экономических реформ, начатых командой Ельцина – так же, как она не покушалась и на парламентскую систему, многопартийность и т. д. И если в последнем случае речь шла не о том, будут ли в России политические партии, свободные выборы, свобода слова и все прочее, а о том, в какой степени все это будет превращено в ширму для несменяемой политической элиты, то и в случае с реформами речь шла не о том, будет ли в России рыночное хозяйство и свободное предпринимательство, а о том, будут ли эти реформы превращены в бездонную кормушку для привилегированного слоя.

Вот почему силы, поддержавшие государственный переворот Ельцина, не испытывали недостатка в деньгах. Весьма символично, что толпа, собравшаяся поглазеть с жадным любопытством (а многие – и с нескрываемой радостью) на расстрел Дома Советов, отреагировала на торжество победителей крайне недвусмысленным образом – разграбив, несмотря на риск попасть под шальные пули, грузовики с импортными товарами, стоянка которых находилась совсем рядом с Домом Советов. Эти люди также совершенно верно интерпретировали сигнал, исходивший от инициаторов государственного переворота. «Растащиловка» стала краеугольным камнем экономического устройства новой России. Другим краеугольным камнем стали пули, которые посылали друг в друга участники этой «растащиловки». Свобода грабить шла рука об руку со свободой убивать.

Государственная собственность, распродаваемая по чрезвычайно заниженным ценам (но все равно недоступным для простых граждан), стала основой благосостояния новой экономической элиты. Ее массовой социальной базой стали мелкие и средние предприниматели, которые, так же, как и элита, получили возможность вести свой бизнес фактически без оглядки на закон. Но за все приходится платить. И такой платой – в том числе и для элиты – стали заказные убийства.

Если бизнес эмансипируется от закона, это означает, что закон не действует. Бессильная перед бизнесом правовая система не может быть сильной в других местах. Поэтому свобода от закона означает и свободу от защиты со стороны закона. А там, где порядок не гарантирован законами государства, приходят другие люди и устанавливают свой закон и порядок. Криминальные «братки» взяли на себя функции закона, и теперь лицо бизнесмена и лицо «братка» стали неразличимы или, во всяком случае, неотделимы друг от друга.

Экономическими символами успеха ельцинского переворота стали катастрофическое падение производства, резкое снижение жизненного уровня населения, многомесячные задержки выплаты зарплат, пенсий и пособий, а одновременно с этим – бесшабашная приватизация, безудержное обогащение «новых русских» и массовый вывоз ими капитала за рубеж. Была открыта дорога многочисленным финансовым аферам, в которых испарились остатки сбережений российских граждан, что не успела еще поглотить гиперинфляция.

Логическим завершением этих финансовых афер стала государственная «пирамида» ГКО, крах которой повлек за собой очередное падение уровня реальной заработной платы еще на треть, и очередное исчезновение сбережений из лопнувших банков (что одновременно весьма позитивно сказалось на благосостоянии владельцев этих банков).

Все в прошлом?

Но вот ельцинская «семья» вроде бы сошла с политического небосклона, и на нем засияла звезда Владимира Путина, катастрофическое падение производства сменилось заметным экономическим ростом. Так что, все в прошлом?

Отнюдь.

Политическая система современной, «путинской» России остается обременена все теми же глубокими искажениями демократии, которые были заложены в нее конституцией 1993 года. Более того, назначенный Ельциным наследник последовательно идет по пути укрепления вертикали исполнительной власти за счет ослабления власти законодательной и представительной. Именно при Путине Государственная дума окончательно превратилась в машину для проштамповывания решений исполнительной власти. Депутатское большинство «Единой России» берет под козырек столь неприлично поспешно, что без оглядки одобряет едва ли не любые промахи исполнительной власти, допущенные при подготовке законопроектов, чем ставит саму эту власть в довольно неловкое положение.

Именно Путин превратил Совет Федерации из органа представительства верхушки региональной бюрократии в странный орган, непонятно вообще чьи интересы представляющий, поскольку принцип назначения его депутатов делает их простыми заложниками в игре интересов федерального центра, губернаторов и других ветвей региональной власти.

Именно Путин предпринял шаги по окончательному превращению в декорацию и без того слабенькой многопартийности в России, новым избирательным законом резко затруднив непарламентским партиям и общественным движениям возможности принять участие в выборах. Сами же «парламентские» партии начали тем самым эволюцию в сторону едва ли не наследственных политических каст, объединяющих группы профессиональных актеров парламентского театра марионеток. Они закрепляют свою роль профессиональных фигур российского парламентаризма, чуть ли не с гарантией занятости, но лишаются значительной части стимулов (и без того невеликих) к активной политической роли.