Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего - Александр Бузгалин

Это правда. Но только наполовину. Скажите на милость, через какие каналы нефтедоллары хлынули живительным дождем на отечественный бизнес ? Это что, был подарок от «нефтяных баронов»? Ясное дело, нет. Или, может быть, эти деньги пришли через банки в виде щедрых кредитов? Опять нет – поначалу кредитование производства даже заметно сжалось, потом, правда, несколько расширившись, но не столь уж радикально и далеко не сразу. Может быть, нефтедоллары хлынули на фондовый рынок, создав ажиотажный спрос, акции тысяч и тысяч компаний обрели реальную котировку и от их продажи предприниматели получили желаемые финансовые ресурсы? Да, фондовый рынок постепенно подрос, но реально это касается десятков, в лучшем случае – сотен компаний.

А что же тогда было? А было некоторое расширение спроса со стороны нефтегазовых и сырьевых компаний на отечественное оборудование и расширение спроса на потребительском рынке со стороны персонала топлив-но-сырьевых и сопутствующих отраслей. Но его было вовсе не достаточно для того, чтобы обеспечить финансирование расширения производства в легкой и пищевой промышленности, в производстве легковых автомобилей, в производстве товаров бытовой химии, в сборке телевизоров и во множестве иных отраслей, прямо никаких заказов от нефтяников и газовиков не получавших. Кроме того, рост производства начался уже в ноябре 1998 года, когда о щедрой руке, рассыпающей нефтедоллары, речь не шла даже у самых неуемных фантазеров (до весны 1999 г. цена нефти стояла ниже 20 долл. за баррель, опускаясь порой даже до 12).

Так что же случилось в конце 1998 – начале 1999 года? Откуда пришли деньги на расширение отечественного производства в потребительском секторе, обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве? А случилось вот что. Финансово-банковский кризис, девальвация рубля и начавшаяся инфляция привели к резкому сокращению реальной заработной платы (суммарно за осень 1998 – весну 1999 г. примерно на 1/3). Соответственно выросла рентабельность частного бизнеса. И именно эта возросшая рентабельность позволила ему профинансировать инвестиции в расширение производства, заполняя оставленные импортом позиции на внутреннем рынке. Расширение производства в 1999–2001 годах практически целиком оплачено из кармана рабочих !

Вот о чем предпочитает так оглушительно молчать журнал «Эксперт». И это с головой выдает не только определенную классовую позицию (в чем, собственно, я не вижу никакой беды), но и готовность поступиться истиной в пользу классовых интересов.

«Звездами» растущей российской экономики авторы «Постколониальной матрицы» считают производство потребительских товаров и услуг, торговлю, рынок недвижимости. Именно в этих отраслях действуют, с их точки зрения, наиболее успешные и конкурентоспособные компании, обслуживающие быстро растущий внутренний рынок. Однако: «Есть подозрения, что при резком ускорении спроса, и так растущего на 10–15 % в год, успешные средние компании потребительского сектора окажутся просто не в состоянии покрыть его при достойном уровне качества товаров и услуг» [15] .

Приехали! Ну, почему спрос растет быстрее темпов роста производства, это совершенно ясно. Рабочая сила в России существенно недооценена, и происходит постепенное (и весьма, надо сказать, медленное) подтягивание ее оплаты к нормальному рыночному уровню. Но почему же столь успешные компании не смогут обеспечить покрытие спроса при его ускоренном росте?

Да потому, что все эти успешные компании ориентированы на удовлетворение спроса только т. н. «среднего класса». Советская модель потребления – товары и услуги неважного качества для всех, сменилась другой моделью – товары и услуги приличного качества для немногих. А вот массового производства качественных товаров и услуг для массового потребителя наши «успешные», «конкурентоспособные» компании действительно не потянут.

На самом-то деле их успешность существует лишь на контрасте с безобразным качеством производства товаров и услуг для средне– и низкооплачиваемого большинства населения. Достаточно напомнить о том, что и сегодня (а не только в начале 90-х!) большая часть рынка парфюмерно-косметических товаров в России представляет собой фальсифицированную продукцию, что от отравлений алкоголем умирает около 40 000 человек в год, что 4/5 импортируемых товаров легкой промышленности минуют таможню или растаможиваются по левым схемам и т. д. и т. п., чтобы понять, на чем зиждется пресловутая конкурентоспособность замечательного нового российского предпринимателя.

Недаром сам «Эксперт» неоднократно констатировал, что большая часть российских торговых сетей не выдержит конкуренции с западными торговыми сетями, что отечественные производители парфюмерно-косметических товаров смогут продержаться лишь в узких сегментах рынка, что точно таковы же перспективы отечественного швейного производства и т. д.

Надежды на то, что такой бизнес за ближайшие 7–10 лет выполнит работу по насыщению внутреннего рынка и откроет дорогу к экспансии в таких областях, как образование, дизайн и научно-технические инновации, построены на песке. Страна с широкомасштабной экономикой и крупным внутренним рынком не может перейти к инновационному развитию только за счет роста потребительского сектора, торговли и рынка недвижимости, да еще и столь «мощных», какие есть у нас. Не обеспечат эти отрасли сами по себе и необходимый уровень жизни. А ведь без высокого уровня благосостояния значительной части трудящегося населения о постиндустриальном обществе можно забыть.

Все очень просто: чтобы пойти по дороге постиндустриального прогресса, нужно сначала обеспечить себе достойную индустриальную базу. Без высочайшего уровня производительности в промышленности не будет и опережающего развития в сфере услуг, и высокого благосостояния.

Если бы Россия могла в одночасье стать мировым монополистом в сфере НИОКР, то можно было бы и плюнуть на собственную индустрию – пусть на нас поработает все остальное мировое хозяйство. Можно было бы строить индустриальное производство не у себя в стране, а выпихнуть значительную часть его в зарубежные филиалы своих ТНК (как это сделали США). Но для этого надо, во-первых, иметь что выпихивать, а во-вторых, иметь свои мощные ТНК. Однако все это из области чистых фантазий – реально подобные варианты для нас не проходят. Придется делать все самим. Неужели это не понятно авторам «Постколониальной матрицы»?

Не знаю. Однако редколлегия журнала «Эксперт», во всяком случае, знакома и с другими позициями. В том же номере журнала, где опубликована «Постколониальная матрица», можно увидеть статью «Кто оплатит издержки глобализации». Разумеется, статья не дает прямого ответа на этот вопрос (ибо, если отвечать честно, он будет крайне неудобен). Однако у авторов достает здравого смысла, чтобы констатировать «противоречие между локальным характером большинства российских промышленных предприятий и глобальной экономикой, в которую они уже помещены». А что же из этого следует? А вот что: «Сейчас резервы роста российской промышленности, обеспечивавшиеся слабым рублем и низкими по сравнению с мировыми внутренними ценами на отдельные виды ресурсов (сырье, услуги транспорта и энергетики, рабочая сила и проч.), оказались фактически исчерпанными. Дальше экономический подъем должны обеспечивать новые факторы, связанные с интеграцией российской экономики в мировую» [16] . Это уже малость пооткровеннее, чем точка зрения казенного предпринимательского оптимизма.