Ведьмин жребий (СИ) - Федорченко Юлия

Но ничего такого не произошло. На предводительницу неподъемным грузом навалилась усталость. Силы покидали Салему так стремительно, что, казалось, она истекает кровью, готовясь отправиться в свой последний путь. Ее сознание уплывало вдаль, и вскоре Салема погрузилась в сон, такой глубокий, что ее не разбудил бы и звук гонга над самой головой.

Ранним утром, когда две другие девушки еще спали, Салема вышла из шатра. Она велела карцам, стоявшим на страже, немного отдохнуть, и не стала искать им замену. Воины переглянулись, но не осмелились возразить. Рабы — особенно те, кого прочили в наложницы, — стоили баснословные деньги, и за продажу Летиции Салема могла бы нанять еще столько же молодых разбойников, сколько у нее уже было. Но за ночь жажда наживы угасла в ее душе, а идея с продажей девушки теперь казалась невыполнимой. Ланн не позволит этому случиться, с горечью думала Салема, передвигаясь по лагерю на нетвердых ногах.

У потухшего костра она встретила Ланна. Сеточки лопнувших сосудов в глазах ульцескора свидетельствовали о бессонной ночи. Это еще больше утвердило Салему в несбыточности ее надежд. Она присела на бревно, служившее карцам скамейкой. Ланн ничем не выдал своего недовольства.

— У меня есть предложение, — медленно произнесла Салема.

— Ты неважно выглядишь, — заметил Ланн. — Боюсь подумать, чем могли заниматься три девушки в одном шатре.

Салема кисло улыбнулась.

— Ты мог бы обучить их. Моих карцев. Я заплачу тебе.

Ланн взглянул на нее с недоумением.

— Ты предлагаешь мне место наставника?

Предводительница кивнула.

— Почему нет? Не думаю, что в Гильдии ты пользуешься большой свободой. Сейчас ты просто мальчик на побегушках, Ланн. Ты достоин лучшего.

— Королевства? — насмешливо спросил он. Салема промолчала. — Нет. Я так легко не отступаюсь от принесенных клятв. Я не предатель.

Салема вскинула на него взгляд и долго смотрела прямо, не отводя глаз.

— Но ты ведь предал нас, Ланн. Предал Лирена и его карцев. Еще мальчишкой.

— Да, — согласился Ланн. В чем-то она была права. — Я мог бы выбрать смерть, — задумчиво продолжил он, — но не выбрал. И, говоря по совести, я рад этому.

Салема вздохнула, окидывая взглядом растерзанный бурей лагерь.

— Если передумаешь… или нарушишь законы этой своей Гильдии, и они вздумают избавиться от тебя… Мое предложение остается в силе.

— Как и мое, — ухмыльнулся Ланн. — Место посудомойки в королевском замке.

Это задело Салему за живое. Она едва сдержалась, чтобы не ударить его. Ланн всегда пренебрегал ее предложениями — с их последней встречи прошло около пятнадцати лет, а между ними ровным счетом ничего не изменилось. Он уйдет, не прощаясь, не испытывая ни капли сожаления по поводу своего поспешного отказа. И, может быть, именно этим Ланн ей так нравился — тем, что его превосходство было неоспоримым.

Салема поднялась и направилась к своему шатру.

— Ты уже отказалась от своей затеи? — окликнул ее Ланн.

Он, конечно, имел в виду свою ненаглядную белокожую красотку. Но на сей раз гнев почему-то не поднялся из глубины и не затмил Салеме разум, только легкий укол ревности потревожил ее сердце. Предводительница чувствовала себя абсолютно разбитой. Из ночных приключений она смутно помнила лишь невыносимую тяжесть, давившую ей на грудь. Ланн нашел себе девчонку? Пусть. Да отвернется от него Богиня.

— Да, — сухо ответила Салема, не оборачиваясь. — Проваливайте.

Интерлюдия 5. Девочка, которая смеялась

У нее не было имени. Ее звали просто — Шут, и она заставляла людей смеяться. Всегда улыбающаяся девочка с деформированной рукой путешествовала с цирковой труппой. В силу своего увечья она не могла стать акробаткой или жонглировать бутылками из цветного стекла, но неизменная глупая улыбка служила ей отличным прикрытием. Девочка научилась отлично скрывать свои истинные эмоции, и, не будь она калекой, могла бы стать отличной актрисой. Ее отец был глотателем мечей. Во время представления он держал один клинок пальцами ног, а к рукоятке этого меча тонкой веревкой был привязан другой, который отец опускал себе в глотку, медленно сгибая колени. Трудно представить, но веревка почему-то перетерлась, и клинок упал родителю в горло, вызвав повреждения, несовместимые с жизнью. После смерти отца она смогла стать свободной. Жалость? Сострадание? Осторожность? Все эти вещи, которым Лайя-Элейна позже учила других, тех, кто внимал ей с безграничным доверием, утрачивали значение перед лицом Цели. Маска дуллахан, несомненно, больше подходила ей, а не Сканле-Кай. Королева, Шут и Тень — Лайя-Элейна олицетворяла среднюю из ипостасей Богини, пусть об этом не знал никто, кроме нее самой.

Синнет прошел мимо, отвесив ей короткий поклон. Ему было невдомек, кто скрывается под этим плащом. Лайя-Элейна улыбнулась, как бы невзначай задев его здоровой рукой. Когда-то Синнет признался ей в любви, прижимая ее к стене Замка, буквально раскалившейся от его страсти. 'Но почему я?' — резонно спросила Лайя-Элейна, вскинув на него глаза. Она не питала иллюзий по поводу своей внешности. 'Меня не интересуют смазливые личика, — выдохнул Синнет. — Ты умна и обаятельна. Мне все равно, что ты некрасива'. Это нисколько ей не польстило. В Совете Синнет единственный готов был ее поддержать, и причиной этому оказалось его нездоровое влечение к Лайе. За его признанием последовал отказ: с нервной улыбкой, приличествующей ситуации, ведьма отстранила Синнета от себя. Его слабости были очевидны. Он не годился для исполнения Цели.

Сейчас Лайя-Элейна осматривала коридоры Замка, подготавливая Сцену к грядущему Представлению — возможно, самому грандиозному в ее жизни. Королева, Шут и Тень — две роли уже нашли своих исполнителей, и вскоре в Гильдию прибудет последняя актриса, ответственная за партию главной героини.

Лайя улыбнулась под прикрытием маски — искренне, как никогда.

Глава 9

— Дрянная погодка, — заметила Летиция, приложив ко лбу ладонь козырьком.

Несмотря на частые дожди, воздух в окрестностях Кадиса был сухим и горячим, как будто вся влага успевала полностью выветриться из атмосферы до наступления утра. Странники потели в своих длинных плащах и капюшонах, защищающих их от пронзительных солнечных лучей. Раскаленный воздух, щедро сдобренный пылью и песком, обжигал глотки.

Ланн коротко глянул на нее, сдержав колкость, готовую сорваться с губ: что-то вроде того, что высокородная аристократка позабыла о том, как выражаются в приличном обществе. Летиция легко и быстро перенимала здешний говор и дурные привычки, иные из которых были присущи и самому ульцескору. Например, смачно сплевывать песок, накопившийся во рту. Госпожа ди Рейз возмутилась, когда Ланн сделал ей замечание. Не глотать же ей песок, в самом деле? В ответ он посоветовал завязать шелковый платок на лице немного плотнее, а разговаривать чуть поменьше.

Морвена лежала в кузове телеги, укрывшись плащом. Она сослалась на недомогание, хотя на самом деле последние два дня у нее в груди как будто раскрылся чудный цветок, дарующий энергию. Трость осталась в повозке, которую забрали разбойники, но она больше не нуждалась в ней. За долгие месяцы она впервые чувствовала себя здоровой и полной сил и, вероятно, могла пройти целую лигу, прежде чем свалиться от усталости. Новые ощущения были странными и не давали ей покоя — именно поэтому Морвена предпочла не рассказывать ничего своим спутникам. В то утро, когда они покидали лагерь карцев, Ланн сказал Морвене: 'Ты как-то изменилась'. При этом он глядел на нее почти с интересом, и Морвена, зардевшись, уставилась на свои башмаки. Внимание такого рода было для нее непривычным.

— Салема кое-что знала о ведьмах, — не выдержав, Летиция нарушила тишину. — Только я не уверена, она врала или говорила правду.

— Лирен подчас смеялся над ее жадностью и непомерными требованиями, — сказал Ланн, ведя под уздцы лошадь, тащившую телегу, — и очень любил поставить наложницу на место. Когда они ссорились, это слышал весь лагерь. Салема говорила что-то о ведьминой крови, которая течет в ее венах. Якобы ее единокровная сестра была гильдейской ведьмой. У нас не было возможности это проверить, но если она действительно обладала какой-то силой, всему отряду было бы несдобровать. Мне в том числе.