Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию - Эдвард Слингерленд

почему он не пьет, Болтон лаконично отвечает: «Это притупляет чувства». «В этом весь смысл!» – радостно восклицает собеседник. Действительно, в этом смысл. Как известно любому поклоннику «Игры престолов», лорд Болтон – классический предатель, сохраняющий ясный ум, чтобы иметь возможность руководить хладнокровным убийством всех своих пьяных «друзей». Урок этой истории очевиден: не доверяй тому, кто не присоединяется к тосту.

Алкоголь – самый популярный способ развязать язык, но показательно, что в регионах, где спиртного нет, той же задаче служат другие психотропные вещества. Первые европейцы – исследователи Тихоокеанского региона рассказывали, что их приветствовали – а заодно оценивали, насколько они опасны, – празднествами, главную роль на которых играла кава{255}. До сих пор ни один деревенский совет на Фиджи не станет ничего обсуждать, пока все присутствующие хорошенько не упьются кавой. Так же вожди соперничающих племен индейцев Северной Америки улаживали споры и разрешали конфликты за калуметом – «трубкой мира», которую впоследствии прославили голливудские вестерны. Но кинематографические реконструкции лукаво умалчивали о сильнейшем психотропном эффекте этих галлюциногенных курительных смесей. «Согласно традиции, если калумет предлагался и принимался, процесс курения делал любое соглашение священным и непреложным, – отмечает специалист по истории американской религии Роберт Фуллер. – Считалось, что нарушителю этого соглашения ни за что не уйти от справедливого наказания»{256}.

Тот факт, что при вычеркивании из уравнения алкоголя его место занимают другие одурманивающие вещества, служащие той же цели, убедительно свидетельствует против любых теорий захвата или эволюционного пережитка. Не обладая возможностями современной нейробиологии или социальной психологии, культуры всех времен и народов все равно понимали, что трезвый, рациональный, расчетливый ум индивида – препятствие для социального доверия. Вот почему опьянение, зачастую весьма глубокое, служит обязательным условием важных социальных событий, деловых переговоров и религиозных ритуалов. Древнекитайское стихотворение из «Книги песен» гласит:

Густая, густая повсюду роса –

Без солнца не высохнут росы кругом…

Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь –

Никто не уйдет, не упившись вином[25]{257}.

Празднующие иудейский праздник Пурим в честь победы Мордехая над Аманом, желавшим истребить весь еврейский народ, должны так напиться, чтобы перестать различать фразы «проклят Аман» и «благословен Мордехай».

Подобно тому как мы рукопожатием демонстрируем, что не держим в руках оружия, коллективное опьянение позволяет нам разоружиться в когнитивном отношении в присутствии других. К десятому тосту водки из сорго на китайском пире, последнему кругу чаши с вином на греческом симпосии или к концу Пурима присутствующие фактически выкладывают на стол свою префронтальную кору, демонстрируя свою когнитивную безоружность. Эту социальную функцию подразумевал Генри Киссинджер, когда, как гласит традиция, сказал китайскому лидеру Дэн Сяопину: «Думаю, если мы выпьем достаточно маотай, то сможем решить любую проблему»{258}. Таким образом, опьянение сыграло жизненно важную роль – помогло людям справиться с дилеммами кооперации, пронизывающими социальную жизнь, особенно в крупномасштабных обществах. Для того чтобы группы людей могли преодолеть подозрительность и сомнения, наше коварное сознание необходимо хотя бы на время парализовать, и добрая порция химического дурмана – самый быстрый и эффективный способ достижения этой цели.

Социальные узы и рвота

Социализация опирается на доверие. Поэтому неудивительно, что жидкие сыворотки правды всегда служили ярким символом социального сотрудничества и гармонии. В Древней Месопотамии пивной чан характерной формы олицетворял социальные взаимодействия в целом{259}. Ритуальные собрания в Древнем Китае, независимо от своего назначения – обретение гармонии между людьми или между живыми и их предками, – вращались вокруг спиртного, а главными ритуальными атрибутами служили бронзовые сосуды для питья, имевшие причудливую форму. Радостное восклицание «Духи пьяны!» в древней оде означает благосклонность предков и установление гармонии между живыми и мертвыми. Во всем мире на протяжении всей истории пиры и попойки сводили незнакомцев, объединяли феодальные кланы, улаживали разногласия и способствовали созданию новых социальных уз. Например, слово bridal – «свадебный» – в современном английском языке происходит от староанглийского bryd ealu – «свадебный эль», которым обменивались жених и невеста, скрепляя свой союз, а главное, возникшую связь между их семьями{260}.

Антрополог Дуайт Хит, один из первых исследователей социальной функции алкоголя, отмечает, что спиртное всегда играло жизненно важную связующую роль в ситуациях, в которых индивиды иначе оставались бы изолированными и вынужденно пребывали бы в одиночестве: моряки в порту, лесорубы, только что вышедшие из леса, ковбои, собравшиеся в салуне{261}. Международная рабочая организация начала XX в. «Индустриальные рабочие мира» (Industrial Workers of the World, IWW) должна была решить серьезную проблему общественного значения: помочь этнически неоднородным, испытывающим взаимные подозрения рабочим из разных отраслей и с разным жизненным опытом преодолеть узкие эгоистические интересы и предстать единым фронтом в коллективной борьбе с владельцами капитала, отстаивая лучшие условия труда. Огромную роль в решении этой задачи играли обильные возлияния в сочетании с музыкой и пением, что отражено в прозвище, под которым члены организации наиболее известны сегодня, – Wobblies, «шатающиеся». Скорее всего, оно отражало их привычку, спотыкаясь, бродить из салуна в салун{262}. Пьяные, горланящие песни «шатающиеся» с их девизом «Если травмирован один, значит, травмированы все» сумели объединить до 150 000 рабочих из самых разных отраслей и добиться важных уступок от работодателей.

Во многих культурах грандиозные попойки также служат задачам войны. В средневековых кельтских, англосаксонских и германских племенах принято было периодически напиваться до рвоты – это помогало привязать воинов к господину и друг к другу, обмен спиртным являлся выразительным символом верности и преданности{263}. Как мы отмечали, Джордж Вашингтон, хотя и разгромил гессенскую армию, воспользовавшись опьянением ее солдат, считал спиртное настолько важным компонентом военного боевого братства, что призвал Конгресс создать государственные винокуренные заводы, чтобы Армия США никогда не знала недостатка в пойле. Король Пруссии Фридрих Великий в 1777 г. выступил с обличительной речью против новой и, на его взгляд, опасной привычки пить кофе вместо пива:

Отвратительно наблюдать, как растет потребление кофе моими подданными и суммы, утекающие вследствие этого из страны. Все пьют кофе; этому следует воспрепятствовать. Мой народ должен пить пиво. Его Величество был взращен на пиве, как и его предки, и офицеры. Многие битвы были проведены и выиграны солдатами, воспитанными на пиве, и Король не верит, что пьющие кофе солдаты способны выдержать тяготы в случае очередной войны{264}.

Другие химические одурманивающие средства также использовались для создания особенно крепких социальных уз, необходимых для воинов. Один из первых испанских миссионеров в Новом Свете заметил, что некоторые туземные племена употребляют пейот, прежде чем выступить на войну. «Он побуждает их сражаться, не думая о страхе, жажде или голоде, – сообщал он. – Они говорят, что он защищает от всех опасностей»{265}. Боевая ярость легендарных берсерков из скандинавских саг, скорее всего, обеспечивалась психоделиками{266}, а наводящие ужас убийцы-ассасины Древней Персии обязаны своим названием (перс. hashashiyan, араб. hashīshiyyīn) психотропному веществу, из которого они черпали боевой дух, – гашишу.

Согласно всеобщему представлению, употребление спиртного больше связано с мужчинами, чем с женщинами. В культурах, где пьют оба пола, мужчины обычно это делают гораздо активнее. Почти наверняка в этом играют определенную роль физиологические факторы{267}. Мужчины в среднем имеют более крупное тело, следовательно, им нужно больше алкоголя, чем женщинам, чтобы получить тот же психологический эффект. Еще важнее, однако, что в традиционных патриархальных обществах именно мужчины являлись главными фигурами публичной и политической жизни, им главным образом и приходилось решать дилеммы кооперации с потенциально враждебными чужаками{268}. Вот что пишет антрополог Джастин Дженнингс о современных аборигенных племенах, живущих в Андах: «Мужчины в большей степени связаны здесь с употреблением алкоголя, чем женщины… Хотя пьют оба пола, отношения мужчины с другими мужчинами упрочиваются процессом