Когда я стану кошкой. Ева вне рая и ада - Фанни Жоли

29 ОКТЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Звонок чрезвычайно обиженной мамы. Я успела спросить, все ли в порядке, чем вызвала бурю негодования и упреков.

— Как все может быть в порядке после того, что ты устроила на прогулке?

— Ладно, — сказала я, — не будем мусолить эту тему сто лет подряд, я немножко перенервничала, потом извинилась, теперь можно поговорить о чем-нибудь другом…

— Нет, ты как раз не извинилась!

— Разве нет?

— Да уж нет!

— Хорошо, ну, я извиняюсь, вот! Так пойдет?

— А перед Симоной? Как ты собираешься извиняться перед Симоной?

— Ну… Э-э… Ты ей передай…

— Ни за что! Слишком просто будет, доченька! Ты должна сама извиниться, лично! Надо позвать ее в гости. На ужин. Как минимум. Сегодня, например!

— Э-э…

— Сейчас всего четыре часа, у тебя полно времени, чтобы придумать что-нибудь симпатичное для Симоны и меня. Как сделала бы нормальная дочь для своей матери в подобном случае…

Так… Помчалась искать открытый магазин. Наткнулась перед лавочкой Али на Розалию Дюму. Она заявила, что на вид я не в себе. Да ты у нас наблюдательная, Розалия!

— Ко мне на ужин придет мама со своей лучшей подругой, надо, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Не знаю, что делать…

— Сделайте почки в мадере! Вкуснее не бывает.

У меня, должно быть, лицо стало похожим на почки. Розалия решила мне помочь, как она подчеркнула, бесплатно, по-дружески! По-дружески? Ну, в моем положении не приходится отказываться…

30 ОКТЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Я по-прежнему не умею готовить почки в мадере, но зато я узнала много нового о Розалии Дюму. Буквально в одну минуту она перевернула вверх дном всю мою кухню, отобрала у меня фартук, включила радио на полную громкость… Я только успела подумать, что ничего не успеваю, когда вдруг она оглушила меня переменой темы:

— Вам ведь нравится красавчик-пианист, голубой, что живет напротив? Да уж признайтесь, Розалия редко ошибается в таких вещах…

— Сосед? А, этот… Не-е-ет… — проблеяла я.

Ей этого хватило, чтобы интерпретировать мое «нет» как «да», и понеслось. Она, дескать, знаток любовных историй, у нее вся жизнь из них состоит. Три мужа! Шестьдесят семь любовников! Девять абортов!

— Я заслуживаю льгот, как многодетная мать, разве не так? — засмеялась она.

Я тоже попыталась засмеяться, но у меня получилось не очень убедительно.

По мнению Розалии, перепихнуться мужчины всегда готовы, это да, зато все остальное — извините. Она собрала статистические данные. Хорошо занимались любовью? Семнадцать из шестидесяти семи. Неудивительно, что женщины часто ворчат. Любители насилия в сексе? Их поменьше. Оба качества встречаются в одном мужчине редко…

Я не думала на эту тему. Да и как? У меня нет материала. По сравнению с Розалией я — сексуальный младенец. Когда она обжаривала почки, по радио начали передавать песню Фюгена. Розалия запела во все горло: «Прекрасный роман, пре-е-е-красная исто-ри-и-и-я». В исполнении Розалии Дюму это было ужасно.

— Я вот что вам скажу, мадемуазель Манжен, — продолжала она, разбивая яйца, — вы не умеете показать товар лицом… Чтобы обольщать, надо красить ногти, привлекательно выглядеть. Я иногда вижу, как вы идете по подъезду — ненакрашенная, волосы дыбом стоят. Что хорошего может произойти при таком отношении к себе? А ноги! Их надо показывать!

— Да они у меня некрасивые, мадам Дюму…

— Вы думаете, что они некрасивые, и они такими и становятся. Это все глупости!

— Вовсе нет! У меня дряблые коленки и икры, как палки, я вам покажу, если хотите…

В тот момент, когда я задирала штанину, пришли мама с Симоной. Я затолкала Дюму в угол за холодильник. Просто цирк!

— Я их отвлеку на балконе, а вы пока незаметно улизнете, ладно?

Отступление прошло удачно. Никто ничего не заметил. Розалия не очень-то поняла смысл моих манипуляций, но я ей поклялась, что потом все объясню. После сцены с балконом Симона заявила, глядя мне прямо в глаза:

— Пусть между нами не останется недоговоренностей, Ева. Ты сказала в мой адрес неприятные вещи, но я тебя прощаю, потому что я — христианка и я ставлю значение прощения выше всего на этой земле…

Тронутая мама беззвучно аплодировала. Что за христианка эта Симона! За столом мы все время наслаждались рассказом о безупречном жизненном пути ее мерзкой дочки Брижитты. Жанна не упустила ни слова, постоянно бросая мне поучающе поучительные взгляды. Ах, если бы подвиги Брибри могли бы впечатлить меня, вдохновить…

Когда они ушли, я оставила все как есть и два часа гуляла по Парижу. Очищалась. Между прочим, почки в мадере — отвратительные. Симона и мама нашли их чу-дес-ны-ми. Искренне? Они так сказали, и это главное.

31 ОКТЯБРЯ, ВТОРНИК

Отчаянный звонок Селесты. Она завтра на рассвете улетает в Прагу, праздновать годовщину их свадьбы с Дуду. А ее свекровь, предположительно остававшаяся с гномами, подвела ее, because вывихнула лодыжку в результате падения со своей солонской лестницы (когда у меня будут гномики и свекруха, если они когда-нибудь у меня будут, обязательно поселю старушку в одноуровневой квартире…). Няня, несмотря на все слезные мольбы, категорически отказала: она проводит свой вукенд в Нормандии, это не обсуждается. Тогда-то у Селесты и появилась идея достать из рукава своего джокера: Еву! Я тут же согласилась. Я была польщена. Моя подруга доверяет мне самое дорогое, что у нее есть, это… Прекрасно! Положив трубку, я тут же струсила. Ева Поппинс? А получится у меня?

Ноябрь

1 НОЯБРЯ, СРЕДА

Я сразу постаралась забыть все наставления, которые дала мне Селеста. Вся квартира обклеена ее записочками… Ненавижу записочки и читать их не буду! День прошел незаметно. Жюльетта все время хныкала, требуя подать сюда родителей. Я попыталась переключить ее на другую тему, напомнив о прошедшем лете:

— А ты помнишь, как нам было хорошо вдвоем в Туке? Ты разлюбила свою подружку Еву? А где твоя красивая бейсболка?

За тактическим промахом последовала драма. Мартен тут же схватился за голову обеими руками, как футболист, забивший гол в свои ворота. Вопли малышки возобновились с удвоенной силой. Что за невезение, и в который раз!

— Потелялась моя биболка (хлюп, хлюп).

Где же она? Потеряна или тайно выкинута-сожжена-уничтожена эталоном элегантности — Дуду?

Я хваталась за все подряд, чтобы выправить положение, ну, хотя бы попытаться выправить. Достала «Голубого кролика», любимую книжку моего детства, которую я несколько часов искала по дому и принесла с собой, словно сокровище… Жюльетта нехотя бросила на нее косой взгляд. И закрыла в тот момент, когда я читала — на полуслове: