Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг

Джерри. Кроме нас в составе группы есть милый итальянец-тромбонист и Альдо, играющий на флюгельгорне, а также Стив, который играет на тенор-саксофоне, парень, у которого на все есть готовое мнение и с которым сложно спорить, но при этом, бесспорно, талантливый. Я играю на басу и пою бэк-вокал. Группа называется Earthrise. Это идея Альдо, которого вдохновила фотография Земли, сделанная астронавтами с Луны.

Вокалисткой значится девушка Джерри по имени Меган. Вскоре благодаря богемной беззаботности Джерри, а также моей увлеченности красивыми женщинами она станет моей девушкой. Джерри эта потеря совершенно не волнует. В то время я все еще встречаюсь с Деборой, которая даже приходит на пару репетиций в колледже. Потом она перестает приходить на репетиции из-за того, что на нее сильно наезжает Меган. Мои отношения с Деборой становятся холоднее, возникают невысказанные сомнения, происходят мелкие измены и обман, о которых никто не говорит. Вскоре мы расстанемся, и наше расставание не будет красивым.

У Меган хороший голос, потрясающие синие глаза, хрупкая точеная фигура и шикарные светлые волосы до плеч. Она любит секс. Точно так же, как и Джерри, она из города Лидс, поэтому не стесняясь говорит, что думает, что часто вгоняет наиболее целомудренных из нас в краску. Меган получила хорошее образование, но она не самый большой мастер ведения вежливого разговора, поэтому, не задумываясь, выдает всю правду в глаза.

«Джерри, тут надо петь в другой тональности. В си-бемоль мне приходится скрипеть, как чертовому попугаю».

«Но… любовь моя, я же уже написал аранжировку, – умоляющим тоном произносит Джерри. – И потом, для духовых такая тональность будет слишком высокой», – добавляет он в надежде, что ее убедит этот аргумент.

«Ну тогда пой сам, я отказываюсь. И не надо мне этого снисходительного говна типа «любовь моя», ладно?»

Джерри бросает на нее мрачный взгляд, но тем не менее начинает что-то переписывать в аранжировке, над которой работал все утро. Он бормочет про себя, что женщины – это причина всех неурядиц в музыкальных группах.

Я не без интереса отмечаю, что, хоть в смысле музыки Джерри – парень упертый, он не в состоянии противостоять женщине с характером. Я начинаю понимать, что внешняя резкость Меган – всего лишь броня, которой она закрывает свое чувствительное, неуверенное и нежное «я» от всего мира. Меган будет второй женщиной, в которую я влюблюсь и которая разобьет мое сердце.

Так как это группа Джерри, в ней не будет гитариста и играть мы будем околоджазовые вещи, построенные вокруг солирующего пианино, а не поп-музыку с красивой акустикой. Одним из первых разученных нами номеров стала композиция Грэхэма Бонда Springtime in the City. Бескомпромиссное контральто Меган отлично звучит в каверах Cry Me a River и The Letter, хотя аранжировка один в один слизана с альбома Джо Кокера Mad Dogs and Englishmen.

У нас практически нет своей звуковой аппаратуры, и выступления случаются нечасто. Несколько раз мы играем на разогреве у лондонских групп, выступавших по пятницам в студенческом клубе.

Мы играем вполне неплохо, но, за исключением пары выступлений вне колледжа, никак не можем добиться приглашений. Несмотря на внешнюю браваду, Меган часто боится выходить на сцену, маскируя свой страх раздражением от поведения Джерри. Постепенно (с одобрения Джерри) я начинаю все чаще брать на себя функции вокалиста в ситуациях, когда Меган не желает петь. Тем не менее я прекрасно вижу, что наша группа – совершенно ни о чем и успеха мы никогда не добьемся.

Так мы болтаемся целый год, прежде чем Джерри предлагают вступить в состав группы музыкантов – резидентов ночного клуба в Бристоле. Работать нужно шесть вечеров в неделю. Джерри решает бросить колледж и свою группу. Я был в расстроенных чувствах: ясно, что без Джерри группа загнется. Так и происходит. Пол начнет работать в бизнесе отца, Альдо и Стив станут учителями. У нас с Меган остается год до окончания колледжа, мы еще некоторое время остаемся вместе, но потом расходимся, после того как я наступаю на собственные грабли.

Дебора стала для меня суррогатом материнской любви. Она очень хорошо сошлась с моей мамой, к чему в глубине души я не был готов, словно меня подсознательно подталкивали в сторону материализации мифа о предательстве и мести. Сложно сказать, какая во всем этом была психологическая подоплека и разыгрывался ли в моей жизни сюжет мифа, который я на тот момент еще не читал, но в театрализованном сумбуре внутри моей собственной головы сложились все предпосылки для появления Меган. Я стал изменять Деборе. Измены в определенной степени играли роль грубого афродизиака, а психологически истощающая игра, в которой надо было врать и тщательно разграничивать двух любовниц, оказалась для меня совершенно новой. Нежная невинность первой любви была сметена почти всепоглощающей похотью, которая тогда казалась мне современной, несентиментальной и освежающе холодной. При этом моя страсть выходила за рамки банального сексуального влечения, потому что с Меган нас объединяли образование, а также принадлежность к определенному социальному классу. Поэтому наиболее холодной частью своей души я воспринимал Меган как путь бегства и оружие.

Я стал прогуливать лекции и проводить время в комнате Меган в общаге напротив кампуса. Строчка из песни Леонарда Коэна Hey That’s No Way to Say Goodbye, в которой он поет «ее волосы на подушке, как сонный золотой шторм», будут всегда напоминать о Меган в тот период моей жизни.

На книжных полках ее комнаты стоят тома Жене и Ионеско, романы Сартра и Камю. В ее библиотеке есть не только французские авторы, но экзотическое звучание этих фамилий привлечет мое внимание даже до того, как я услышу термин «экзистенциализм» или начну ассоциировать себя со сдержанным и приглушенным героизмом романов «Посторонний» и «Тошнота»[17]. После нашего первого дня, проведенного в комнате Меган, она дает мне почитать «Смерть в душе» и добавляет, что, если мне понравится роман, то она даст мне две первые книги трилогии Сартра. Только сейчас мне кажется, что это была странная инициация, совершенная в обратном порядке. Однако все мои отношения с Меган во многом происходили как бы наоборот – от резкой и неожиданной интимной близости до душевной близости и постепенно пришедшего понимания.

Я продолжал двойную жизнь приблизительно полтора семестра, до тех пор пока она не стала совершенно невыносимой. Расставание с Деборой было болезненным. И потом, я должен представить Меган матери. Их встреча происходит, но это не дает мне радости, а скорее освежает, словно холод боевой стали.

Когда я в первый раз привожу Меган к себе домой, обе женщины ведут себя вежливо, но я ни в коем случае не назвал бы