Отомщенное сердце - Барбара Картленд

Уоррену захотелось бросить в ее лживые глаза, что никто и ничто не заставит его пойти на это.

Но перед его мысленным взором предстало лицо Нади в ту минуту, когда он увидел ее над темными водами Сены и понял, что ее мучит голод.

За эти пять дней, проведенных в Баквуде, она заметно оправилась от бед и лишений, перенесенных ею; их последствия постепенно исчезали, можно сказать, час за часом.

Она обрела новую красоту.

Он видел, как контур ее подбородка теряет резкость, косточки на запястьях выпирают все меньше, а складки по обеим сторонам рта и под глазами исчезли, от чего она стала выглядеть также свежо и молодо, как и ее годы.

В ней проявилась природная склонность к веселости, и теперь в этой красавице с трудом можно было узнать ту несчастную, запуганную девушку, которая не так давно хотела умереть.

Однако он как никто другой понимал: если она вновь подвергнется таким мучениям, то второй раз спасти ее будет совсем не просто, Магнолия, следившая за ходом его мыслей, сказала теперь уже с явным ликованием в голосе:

— Бесполезно, Уоррен! Как бы ни был блестящ твой ум, на этот раз победа за мной!

Он ничего не ответил, и она заявила:

— К тому же, когда мы поженимся, дорогой, я возмещу тебе цену моей победы. Во мне ты найдешь все и даже больше, потому что я — та женщина, которую ты любишь, Она слегка усмехнулась.

— Я знаю, нет в мире более пылкого к страстного любовника, чем ты, и как бы ни подсказывал мне разум выйти замуж за дворянина, тело мое всегда стремилось к тебе. Теперь мы будем очень счастливы.

Лишь договорив, она заметила, что Уоррен ее не слушал.

Он просто спросил грубо и требовательно:

— Скажи, куда ты дела Надю?

— Конечно, скажу — как только поженимся. Сейчас мы отправимся в церковь, и ты должен приказать, чтобы твоя карета ехала за нами.

Как только ты наденешь это кольцо на мой безымянный палец вместо среднего, мы отправим кучера на поиски той женщины, но только пусть не попадается мне на глаза!

Магнолия говорила столь резко, что Уоррен понял: та безмерно ненавидит Надю, считая, будто она заняла ее место.

Неужели единственная возможность спасти девушку — это принять условия шантажистки?

Он опять посмотрел на специальное разрешение, лежавшее на столе, лихорадочно пытаясь сообразить, что делать.

Мелькнула мысль позвонить в колокольчик и вызвать слуг.

Предпринять поиски по всему имению, приказав Грейшотту организовать их.

Однако это породило бы множество слухов и сплетен, которые при определенных обстоятельствах могли попасть на страницы газет.

Он не знал, что представило бы больший ущерб для его собственной репутации, равно как для чести его семейства.

Было унизительно сознавать, что поиски могут оказаться крайне многотрудными без какой-либо путеводной нити, которая привела бы к месту заточения Нади.

Уоррену принадлежали пять тысяч акров земли вокруг Баквуда, а все то время, что он провел в Африке, Магнолия гостила у Реймонда, за исключением периодов, когда они вместе отлучались в Лондон.

Теперь Магнолии были знакомы сотни мест, где маленькая и хрупкая Надя могла бы оставаться ненайденной в течение недель, даже месяцев…

Рядом с пресс-папье, на котором был выпукло оттиснут золотой герб маркизов Баквудов, на столе находились прочие принадлежности, могущие понадобиться джентльмену.

Там были большая чернильница, поднос для перьев, сосуд с дробью для чистки перьев, крошечная свечка в изящном подсвечнике для нагревания сургуча, которым он запечатывал письма.

А еще золотая линейка, золотые ножницы и золотой нож для вскрытия писем — все с гербом Баквудов.

Уоррен обратил внимание на этот нож, длинный и очень острый, и внезапно понял, как нужно действовать.

— Дай руку, — произнес он и протянул Магнолии свою.

Она не удивилась, вложила в его ладонь свою руку с кольцом, которое он подарил ей, и когда его пальцы сомкнулись на ее руке, она обворожительно улыбнулась ему.

И тогда Уоррен стремительно распорол ей тыльную сторону руки золотым ножом.

Магнолия дернулась и пронзительно завизжала.

Не веря своим глазам, она смотрела на длинный порез, из которого начала сочиться кровь.

Она бы уже давно выдернула руку, если б Уоррен не держал ее крепко, к тому моменту поднявшись со стула.

Все еще удерживая ее руку в своей, ж обошел стол, пока они не оказались лицом к лицу.

— Как ты смел порезать меня! — истошно вопила Магнолия. — Ты сделал мне больно, Уоррен, чертовски больно!

— Я сделаю тебе намного больнее, — ответил он спокойно, — если не скажешь, где спрятала Надю.

— У меня из руки течет кровь!

Он промолвил с тем же хладнокровием:

— Несомненно, от раны останется безобразный шрам, и если ты сию секунду не скажешь мне то, что я хочу знать, точно так же располосую тебе лицо, сначала одну сторону, потом другую.

— Ты не посмеешь!

В ее тоне слышался вызов, но, когда она отпрянула назад, он увидел в ее глазах ужас.

— Ты вынудила меня зайти слишком далеко, — угрожающе молвил Уоррен, — и я без колебаний тебя изуродую. С какой стороны лица начать?

С этими словами он занес нож, и Магнолия вздрогнула от направленного на нее острого и длинного лезвия.

Она поняла, что проиграла.

— Ладно, — угрюмо произнесла она. — Эта женщина в сланцевой шахте.

— Ты меня не обманываешь?

— Нет!

— Если ты солгала, — предупредил Уоррен, — клянусь, я разыщу тебя и выполню. обещанное!

Помолчав немного, он прибавил:

— Не промахнись. Магнолия! Я наставлю тебе отметин, и это послужит гарантией того, что в будущем ни один дурак не прельстится твоей красотой, ибо не останется в неведении насчет твоей сути!

Уоррен так внезапно отпустил руку Магнолии, которая все время упиралась, пытаясь вырваться, что она едва не упала.

Ее пошатывало, и она силилась сохранить равновесие.

Не обращая больше на нее внимания, Уоррен швырнул нож на пол и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Люди, схватившие Надю в саду, грубо бросили ее на сиденье кареты, которая резко тронулась с места в тот же миг, когда они закрыли за собой дверцу.

Надя лишь поняла, что они расположились на противоположном сиденье спиной к лошадям.

Она была так испугана, что на мгновение потеряла способность соображать; кроме того, сказывалось отсутствие воздуха, так как ее завернули в толстое одеяло.

Она чувствовала дрожь во всем теле, губы пересохли.

Хотелось закричать, но это было невозможно, да и в любом случае никто не услышал бы ее криков о помощи.

К тому же похитители могли побоями заставить ее замолчать.

Подумав, что это те самые люди, которые преследовали ее вместе с матерью в Европе, она стала просить у Всевышнего смерти.