Нежеланная дочь (СИ) - Фомина Татьяна

Муж явно не в восторге от этого визита. Как и я. Что-то в нашей жизни стало слишком много бывших.

— Ты идешь? — поворачиваюсь к Сереже, но он даже не расстегнул ремень безопасности.

Неужели собирается отсидеться в машине? Не отвожу взгляда, пока не получаю ответ:

— Да, сейчас, — звучит нехотя.

Выхожу из машины и жду, пока Сергей поставит ее на сигнализацию, всем видом показывая, что без него не пойду.

— Полин, ты иди. Я…

— Ну уж нет! Ты меня не отпустил в машину, вот теперь расплачивайся! — стараюсь разрядить повисшую между нами напряженность.

— Вот что за женщины! Я не в настроении… На этого и так кулаки чешутся… А ты еще и провоцируешь. Тебе его не жалко?

— Нисколько.

Пока мы с Сережей препираемся, Лебедев решает по-другому — подходит сам.

— Здравствуй, Полина. Сергей. — Костя легким наклоном головы приветствует моего мужа, получив в ответ зеркальный кивок.

— Ты зачем приехал? — перехожу сразу к делу, не желая разводить церемонии.

Лебедев на секунду теряется.

— Твой телефон недоступен.

Достаю из сумки телефон, который я действительно забыла включить.

— Спасибо, что приехал сообщить мне об этом. Это все?

— Нет. Полина, Ольга Васильевна сказала, что дети в классе ничего не говорят о том, как упала Дарина.

— Да это так. Ты что-то знаешь?

— Ева поставила подножку. Специально. — Ошарашивает меня ответ.

Смотрю на Лебедева, пытаясь понять, насколько это правда. Ведь Ева с Дариной лучшие подруги.

— Тебе Филипп сказал? — допытываюсь я.

— Нет. Сын молчит.

— Еще один партизан, — тихо произносит Сережа, но я его слышу. Кидаю на мужа беглый взгляд и снова смотрю на Костю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Почему ты так решил?

— Я слышал разговор Филиппа и Дарины, — отвечает Лебедев.

— Подслушивал? — спрашиваю с издевкой, желая задеть, но Костя утвердительно кивает, совершенно сбивая меня с толку, и я выпускаю из виду, что нужно спросить, где он это мог услышать.

— Да. Но сын ни за что не хочет признаваться.

— И наша тоже, — бубнит Сергей. — Выгораживает свою подругу…

— Полина, вы же можете провести индивидуальную беседу с девочкой? — задает вопрос Лебедев.

— Понимаешь… Если все молчат, и вдруг Еву вызовут для разговора, дети решат…

— …что кто-то наябедничал. И первая, на кого покажут пальцем, будет Дарина, — заканчивает за меня муж.

— Но ведь это неправильно! Виноватый должен быть наказан! — возмущается Костя, переводя взгляд с меня на Сергея и обратно. — А если она опять что-нибудь сделает?

— Не думаю, что это было специально… — предполагаю я, так как до сих пор не могу найти мотивов Евы.

— Филипп сказал, что как раз специально, — настаивает бывший муж.

— Спасибо. Я возьму девочку под наблюдение, — благодарю Лебедева.

Несколько долгих секунд Костя не мигая смотрит мне в лицо и сразу же уходит. Не знаю, что он хотел от меня услышать. Я не могу просто так прийти в класс, или вызвать девочку в свой кабинет, и заявить: «Ева, ты зачем толкнула мою дочь?!» Тем более, когда нет никаких доказательств. Ее родители тут же обвинят нас в педагогической некомпетентности и психологическом запугивании ребенка. Но и оставить без внимания тоже не могу.

— Почему он пришел к тебе, а не к классному руководителю? — Сергей хмурым взглядом провожает черный внедорожник, выезжающий из нашего двора.

— Не знаю.

— Ты уверена, что он сказал правду?

— Сережа, я не знаю. Я попрошу Ольгу Васильевну понаблюдать за Евой. Она, как классный руководитель лучше знает детей. Уверена, у нее получится донести, какие могли быть последствия такого поступка, не только до головы Евы.

* * *

— Полина, он прав. Никогда не думала, что это скажу, — сетует мама, когда я ей все рассказала. Она никогда не произносит имя Кости вслух. Только безликое «он». — С Евой нужно провести беседу. Может сделать это как опрос всего класса или что-то подобное?

— Ольга Васильевна уже провела классный час на эту тему. А чтобы устроить беседу или опрос психолога, нам опять же нужно получить разрешение у родителей.

— С каких это пор? — удивляется мама.

— С тех самых, как только от родителей начали сыпаться жалобы в департамент образования, что над их детьми «ставят психологические опыты». Сейчас без письменного согласия мы мало что можем сделать.

— Бред! А в класс заходить — вам тоже разрешение нужно?

— Пока еще нет.

* * *

С одной стороны я рада, что мне известна правда, а с другой — совершенно не знаю, что можно предпринять, чтобы ребенок понял, что так делать нельзя. По поведению Евы я не заметила, что она в чем-то раскаивается. А это, пожалуй, самое страшное.

Заглядываю к Ольге Васильевне после уроков.

— Можно?

— Заходите, конечно, Полина Аркадьевна! — Оля встает из-за стола.

— Сиди. Настоялась уже за день. — Прохожу и сажусь за первую парту. — Как дела в классе?

— Да, — мажет рукой коллега. — Так себе. Из хорошего только то, что нет ничего плохого.

— Уже хорошо, — усмехаюсь и делюсь не очень приятной новостью.

Но для классного руководителя 6-А она не оказалась большим сюрпризом.

— Я почему-то так и подумала, — отвечает Ольга Васильевна.

— Вот как? — удивленно смотрю в ожидании объяснений.

— Я давно начала замечать, что между девочками, Евой и Дариной, иногда возникает напряженность. Но я не предполагала, что она может перерасти в жестокость. А сейчас, — коллега тяжело вздыхает, — сейчас, когда Дарины нет, с Евой никто не хочет общаться. Совсем. Даже Рома отказывается с ней сидеть. А ведь она ему нравилась. Я каждый раз возвращаю его на место, но мальчик на других уроках упрямо садится за последнюю парту к Филиппу. И не только Рома. Никто не хочет с Евой сидеть. Видимо, дети знают, кто виноват, и сами устроили негласный игнор.

— А Ева?

— А Ева хорохорится, но признаваться не хочет. Думаю, что она ждет Дарину, что та вернется, и все станет как прежде. Как-то так.

Хорошо зная дочь, я почти уверена, что так, к сожалению, и будет. Видимо это написано на моем лице, потому что Ольга Васильевна добавляет:

— Я что-нибудь придумаю. Так оставлять точно нельзя. Ева поймет, что можно остаться безнаказанной, и неизвестно, чем это может потом аукнуться. Так что даже, наверное, к лучшему, что Дарина пока не ходит в школу.

— Я тоже поговорю с Дарой, — в свою очередь обещаю я. — Все-таки нужно видеть разницу, когда можно промолчать, а когда необходимо сказать правду.

* * *

Дома тоже не все так гладко, как хотелось бы. К Дарине мне приходится ходить одной — Сережа ссылается на усталость. Но мне кажется, что он просто не хочет лишний раз встречаться с Камиллой.

В одно из таких посещений замечаю Лебедева, сидящего на кушетке возле палаты дочери. Он увлеченно играет на телефоне, что даже не замечает ничего вокруг.

— Костя?

Он отвлекается от игрушки и немного смущается, что я застала его за таким несерьезным занятием.

— Здравствуй, Полина! Филипп дал, — объясняет мне. — Не думал, что так увлекусь…

— Ты что здесь делаешь? — спрашиваю у бывшего мужа.

— Сына жду. Присядь, — Костя показывает на место рядом с собой. — Пусть поболтают еще минут пять… Нам все равно скоро уходить. Ого! — Костя бросает взгляд на часы. — Забыл про время совсем…

— Ты что, каждый раз его приводишь? — изумляюсь я.

Раньше я с ним не сталкивалась, хотя замечала у дочери чужие пакеты, но почему-то считала, что это передачи от одноклассников. И у меня даже мысли не возникло, что приходит Филипп. Особенно таким образом.

— Приходится. Не делать же ему липовый паспорт. Ты сегодня одна? Или муж в машине?

— Сережа занят, — отвечаю уклончиво.

— Может, тебя потом забрать?

— Нет. Не нужно.

— Выглядишь усталой. — Костя пристально вглядывается в мое лицо.

— Есть такое.