Тверской баскак. Том Шестой - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

class="p1">«Разделяй и властвуй! — В ожидании ответа позволяю себе немного иронии. — Полностью поддерживаю принцип Хаммурапи. Пока литовские князья дерутся между собой, им не по силам будет зариться на русские земли!»

Тяжелое молчание длится довольно долго, но вот, наконец, еще один перегляд литовцев заканчивается словами Тройната.

— Так чего же ты хочешь, консул⁈

Встречаю одобрением желание моих оппонентов перейти к конкретике.

— Всего-то малость! — Вновь одеваю на лицо радушную улыбку. — Вы сейчас разворачиваетесь и уводите свое войско. Что вы там будете делать дальше, меня не касается, но обещаю, едва ты, Тройнат, оденешь корону Великого князя Литовского, как я признаю тебя законным правителем и окажу любую помощь, коли попросишь!

Теперь литовцы думают недолго. Они уже все решили и хотели лишь услышать от меня подтверждение своим умозаключениям. Потому, едва я закончил, как Тройнат поднялся и протянул мне свою широкую ладонь.

— Лады, договорились, консул!

Протягиваю ему руку, и, пожимая ее, Тройнат все-таки не упускает возможность узнать то, что его до крайности интересует.

— Может скажешь, как ты узнал о заговоре? Кто проболтался⁈

В ответ растягиваю губы в хитроумной усмешке.

— А я и не знал! Вы мне сами только-что все рассказали!

В глазах литвина вспыхнуло бешенное пламя, но он сдержался и лишь наигранно рассмеялся.

— Вот ты ж, змей! Провел нас…!

На это я отвечаю молчанием, пусть думают что хотят, любая версия пойдет мне в плюс.

Вслед за Тройнатом мою руку жмет и Довмонт. Он тоже качает головой.

— Обещаю, в следующий раз тебе так просто обмишурить меня не удастся!

На это я тоже не отвечаю, храня на лице все то же многозначительное выражение, мол, посмотрим, чего зарекаться!

Мигом вскочив в седло, литовские князья помчались к своему войску, а я не тронулся с места, пока не увидел, как сначала развернулась конница, а вслед за ней начали отходить и пехотные полки.

Повернувшись к Калиде, я впервые за последний час искренне улыбнулся.

— Ну скажи, неплохо мы их сделали!

* * *

В думной палате княжьего терема тесно и душно. В небольшую по размеру горницу набилось все боярство города Мозырь. Со всех сторон на меня сыпятся вопросы.

— Как с городом решать будешь?

— Кто топерича будет княжить у нас? Сам али кого поставишь?

— Кого из бояр в думу возьмешь? Своих приведешь али из наших?

Я молча жду, когда активность собрания поутихнет, но то, что бояре не выпендриваются, а хорошо понимают, кто тут диктует правила, уже хорошо.

«Ясность ума, — иронизирую про себя, — залог правильных решений!»

Поднимаю руку и, дождавшись тишины, начинаю говорить:

— Не будет у вас отныне князей! С сегодняшнего дня город Мозырь со всею прилежащей к нему землею вступает в Союз городов Русских.

— Это как же⁈ — Растерянно доносится с боярских лавок. — Как же без князя-то⁈

Вслед за этим, в меня летит множество таких же вопросов, а я в этот момент думаю о том, что впервые принимаю в Союз город не по воле местной аристократии, а своим авторитарным решением.

«А что делать⁈ — Устало вздыхаю про себя. — Ну нету у меня сил с ними дебаты вести!»

Теоретически можно было соблюсти формальности и предоставить боярам право выбора, вступать или не вступать в Союз. Пошумели бы, поспорили, а потом все равно позволили бы себя уговорить и поступили так, как я бы им «посоветовал». Потому что, какой уж тут выбор, когда все видят чьи воины на улицах и от кого зависит, будет ли город вообще существовать.

Вновь призываю бояр к тишине и бросаю в разгоряченные красные лица.

— Объясняю один раз, так что не орите и слушайте внимательно! Править будет посадник, коего общегородское вече выкрикнет. Дабы он не заворовался, выберете собор уважаемых людей, кои будут законы принимать и дела посадничьи контролировать.

— А кто ж будет град от ворога беречь? — Прерывая меня, с ближнего ряда выкрикнул дородный боярин.

Наградив его суровым взглядом, все-таки отвечаю.

— В городе будет стоять гарнизон Союза, полторы сотни стрелков с воеводой, который до выборов будет представлять власть в Мозыре. За это город будет уплачивать Союзу по пятнадцати Тверских рублей в год за каждого бойца.

Едва я взял паузу, как тут же встрял боярин с худым, почти аскетическим лицом.

— Погодь! А как же мы⁈ — Он зыркнул на меня нехорошим взглядом и обвел взглядом собрание. — Что с боярской думой будет⁈

Перед собранием я провел кое-какую работу и заочно познакомился с авторитетами Мозыря. Этого мой человек описал так, что ошибиться невозможно. Боярин Гавриил Супоня держал город в кулаке и при покойном князе, а уж после его смерти и подавно.

Встретившись глазами с аскетичным боярином, добиваюсь, чтобы он отвел взгляд, и только после этого говорю:

— А что непонятного, Гавриил Еремеич⁈ Разве я хоть словом обмолвился о боярской думе? Нет! Значит не будет боле таковой, да и кому назначать туда думцев коли князя тож не будет!

На эти слова собравшиеся бурно зашумели, но я жестко подавляю недовольство.

— Тихо, господа бояре! Не будет боле той думы, в кою лишь по наследству заходят, в которую тока по старине рода и богатству доступ есть, а будет вам собор, в который народ Мозырьский будет людей избирать. Те из вас, кои достойны будут, думаю, непременно в новый собор попадут, а уж кто народу не люб, то уж извиняй…! Знать, не радел он о благе города раньше, так и ныне неча ему место в соборе занимать!

Ражий боярин, что недавно так бестактно прервал меня, вновь зашелся криком:

— Это что ж, худородные да нищеброды будут меня, боярина родовитого, судить да делам моим цену мерить⁈

Не спешу отвечать на этот выпад, а с интересом обвожу взглядом боярские лица, все ли согласны с крикуном. К своему удовлетворению отмечаю, что большинство орет лишь для вида, больше посматривая на мрачного старца Супоню, а тот пока предпочитает хранить молчание.

Дабы поставить все точки над и, обращаюсь непосредственно к нему:

— Ну, а ты что скажешь, Гавриил Еремеич⁈

Из того, что я узнал об этом старике, я понимаю, что хоть он и порядочная сволочь, но умом и рассудительностью его бог не обидел. Сейчас по его лицу я вижу, что он уже просчитал, какие возможности открывает перед ним новая система. С его авторитетом и