Взгляд со дна - Юлия Александровна Лавряшина

комнату, а Логов вышел на балкон, чтобы проверить, как там внизу идут дела. Их машин уже не было, значит, Оксану увезли. На это Артур и рассчитывал: лучше девочке встретиться с неизбежным в официальной обстановке морга, это не позволит Сашке раскиснуть. Если б она увидела Оксану на площадке подъезда, как смогла бы потом ходить там?

«Да как вообще она будет жить теперь?!»

Тоска накатила и отхлынула, уступив место страху: а если и вправду Русалка теперь начнет охотиться за Сашкой? Судя по тому, как развиваются события, девочка права, и они с сестрой следующие в списке. А Логов пока ни черта не знал о мотивах Русалки…

– Будь я проклят, если допущу это, – пробормотал Артур, навалившись на перила.

Его потянуло, как в детстве, плюнуть вниз, но тут он заметил Никиту, которого вначале принял за жителя дома – соседи все еще толклись во дворе, щедро делясь ужасными подробностями. И впервые подумал: «Напарник ждет меня».

Артур резко оттолкнулся от перил:

– Какой еще напарник? Я один работаю.

«Я вообще один…» – не успел подумать он, как вдруг понял, что судьба решила зло съязвить, навесив на него с двух сторон детей, которых Артур никогда особенно не хотел. И каким-то чудом им обоим уже удалось заставить его почувствовать ответственность за них. Ну Сашка еще куда ни шло, но Никита? Не хватало только переживать за этого чужого пацана с детскими глазами… Точнее, одним.

– Идем? – услышал он за спиной Сашкин голос.

Разумовский настаивал, чтоб он уехал с ними, чуть не за руку тянул:

– Логову ты сейчас не нужен. Думаешь, он тебе в жилетку плакать будет? Не дождешься.

– Нет, конечно, – пробормотал Никита, не выпуская из вида подъезд. – Только я все же подожду его. Если вы не против, Павел Андреевич. Вы же сами определили меня к нему. Ну вот…

Оглянувшись на оперативников, которые усаживались в машины, Разумовский понизил голос:

– Слушай, что я тебе скажу… И только потому, что очень уважаю твоего деда.

– При чем тут мой дед?

– А ты думал, что я за твои красивые глазки тебя к лучшему следователю приставил? Ох, извини, – спохватился он. – Насчет глазок это я погорячился… Но это правда: если у кого и учиться, так у Логова. Но не сейчас, понимаешь? Бывают периоды, когда как раз лучшее становится самым опасным.

«Я так и знал!» – Никита стиснул кулак в кармане легкой куртки. Но все же спросил:

– Что это значит?

Набрякшее недовольством лицо начальника еще больше стало напоминать морду хомяка. Это было бы забавно, если бы речь шла о чем-то другом.

– Эта женщина, – Разумовский проводил взглядом фургон, увозивший тело Оксаны Кавериной, – она же не просто… жертва преступления. Она была… Одним словом, Артур любил ее…

Сморщившись, точно боль была его собственной, Никита кивнул:

– Я догадался.

Редкие брови удивленно приподнялись:

– Хорошо… Значит, понимаешь, что Логова придется снять с этого дела.

Второй кулак сжался сам собой. Не отрывая взгляда от двери подъезда, Никита спросил, постаравшись, чтобы голос прозвучал ровно:

– Иначе никак, да?

– Никак, – отрезал Разумовский. – Я отправлю Артура в отпуск, он сейчас не в состоянии нормально работать. А тебе больше незачем дожидаться его, ты будешь перенимать опыт у другого следователя. Тоже хорошего, не сомневайся.

– Чем ему заниматься дома?

– Что? – Разумовский взглянул на часы. – Тебя это меньше всего должно волновать. Поехали. У нас серийный убийца по городу разгуливает, а ты собираешься нянчиться с подстреленным волком?

– Волки – санитары леса…

Это вспомнилось совсем некстати, прозвучало с пафосом, которого Никита не любил. От этого он смутился и в первый раз взглянул полковнику в глаза.

– Павел Андреевич, разрешите мне дождаться моего… руководителя. Официально Артур Александрович еще не отстранен от дела. Я должен быть с ним.

Удерживаясь от того, чтобы моргнуть, ведь это всегда выходило у него как-то растерянно, Никита смотрел в маленькие водянистые глаза Разумовского и мысленно умолял: «Не трогай Логова! Оставь его в покое. Пусть он сам найдет эту паршивую Русалку… Кем бы она ни оказалась».

– Ладно, оставайся… Но я тебя предупредил.

Голос прозвучал раздраженно. И в каждом движении сквозила нервозность, которую Разумовский и не думал скрывать.

«Я сейчас закапываю себя», – Никита проводил коротышку-полковника взглядом. Еще не поздно было броситься следом, извиниться, заверить, что передумал…

Он отвернулся и пошел к подъезду.

Тот самый дед, Федор Андреевич, у которого Разумовский учился в академии, как-то сказал:

– Ивашины своих не бросают.

Это прозвучало, когда Никита вляпался по глупости в девятом классе, и деду пришлось вытаскивать его из отделения полиции. Позднее он понял, что Федор Андреевич мог бы оставить внука там хотя бы на ночь, чтобы проучить – больше не захотелось бы… Но дед поверил ему. Никите и вправду даже в голову не пришло, что мальчишки, вызвавшие его погулять по вечерней Москве, собираются грабануть магазин. От растерянности он заметался по залу, а они все успели выскочить, надвинув капюшоны, чтобы не засветиться перед камерами.

Охранник тогда сломал Никите ребро, и дед решил: этого будет вполне достаточно, чтобы думал впредь. И еще ему понравилось, что внук не сдал никого из дружков…

– Мы стукачей не растим.

Полковник Ивашин сам просмотрел видеозапись из магазина, пришел в девятый класс и вычислил каждого. Ни учитель, ни директор ничего не узнали, но после беседы с Никитиным дедом мальчишки сами явились в магазин и заплатили за все украденное. Никита до сих пор не знал, какими словами дед убедил его одноклассников.

И еще каждый из них подошел к нему незаметно от остальных и шепнул:

– Слушай, ты это… Прости, что мы тебя там бросили.

Больше они не дружили, но и на дело никто из них не ходил, насколько Никита знал…

– Ивашины своих не бросают.

Никита повторил эту фразу как раз в тот момент, когда дверь подъезда, на которую он смотрел, открылась. Точно Артур выжидал в подъезде, проверяя, какой выбор сделает его помощник.

Несколько секунд он молча смотрел на Никиту, потом кивнул:

– Ты с нами?

«С кем это – с вами?» – едва не вырвалось у Никиты, но тут из-за спины Логова вышагнула маленькая и худенькая девчонка с опухшим от слез лицом. Веки и нос у нее были еще красными и мокрыми, но губы уже не дрожали.

– Это Саша Каверина, – в голосе Артура прозвучала незнакомая мягкость.

Показалось – он дыханием погладил ее светлые встрепанные волосы.