Воеводы Ивана Грозного - Дмитрий Володихин

За первые десять лет службы князь Микулинский минимум четырежды видел спину неприятеля и ни разу не показал ему своей. Он знал, каким бывает большое сражение… и большая победа.

Молодость полководца подарила ему лучший боевой опыт изо всех мыслимых. Никто из грозненских «командармов» не начинал так блестяще, как Семен Иванович.

В 1540-х гг. инициатива наступательного действия перешла к русским. Самым близким было Казанское ханство, в котором московское правительство видело очень опасного врага.

Весной 1545 г. под Казань отправляется по Волге «судовая рать», то есть корпус, посаженный на речные суда. Три полка под командой князя Микулинского отплыли из Нижнего в апреле, по высокой воде. С Вятки под Казань отправился на стругах второй отряд. Обе рати сошлись в указанном месте с небывалой точностью. О дальнейшем летописец сообщает: «Воеводы великого князя князь Семен с товарыщи, придя к городу Казани многих людей казанских побили, кабаки царевы [казанского хана. — Д.В.] пожгли. А на Свиягу реку посылали от себя воеводы детей боярских, и тамо Божиим милосердием такоже многих людей казанских побили». Князь Микулинский захватил также знатного пленника — Муртову-мурзу «княжеского» рода. «Государь воевод и детей боярских жаловал великим своим жалованием: кто о чем бил челом, тех всех по челобитью их жаловал»[74].

Москва и Казань то враждовали, то мирились с XV века. Наступал решающий раунд их борьбы, сделаны были первые шаги.

В феврале 1547-го Семен Иванович вновь идет к Казани — вторым воеводой большого полка, под общей командой князя Бориса Александровича Горбатого-Шуйского, которому Микулинский немного уступал в знатности. На землях вокруг Казани обитала «черемиса» — коренные народы, имевшие разные обычаи и разную степень воинственности. Часть ее отложилась тогда в пользу Москвы, и русская армия отправилась им на поддержку.

А в декабре того же года на Казань пошла большая московская армия с молодым царем во главе.

Поход сразу не задался. Из-за дождей пушки долго передвигали к Владимиру, а оттуда — к Нижнему Новгороду. Когда армия вышла от Нижнего и двинулась на вражеские земли, открылась оттепель. Лед покрыла вода, пушки и люди то и дело проваливались в полыньи. Отойдя от Нижнего совсем недалеко, Иван IV остановил движение армии у речки Роботки. Дальше двигаться было рискованно. Государь стоял три дня, «ожидая путного шествия, и никако же путь не обретеся». Войско могло потерять всю артиллерию и добрую половину бойцов…

На военном совете царь с воеводами приняли решение: главные силы вернутся в Москву, но небольшой отряд пойдет дальше — разорять казанские земли, беспокоить неприятеля. Во главе «мобильного корпуса» поставили служилого татарского «царя» Щигалея и того же князя Бельского. Семен Иванович взял на себя передовой полк. Шел февраль 1548-го.

То, что произошло в дальнейшем, показывает две важных черты в характере князя Микулинского. Во-первых, личную смелость. Он отважился забраться в самое логово неприятеля и не торопился оттуда уходить. Вероятно, его удивляло отсутствие у татар такой же мощной системы обороны, что и русских. А раз ее нет, вторгшийся отряд мог чувствовать себя почти безнаказанно. Во-вторых, в крови у большинства русских военачальников того времени жило стремление отогнать татар, отбить «полон», самим взять на чужой территории «рухлядишки»… Микулинский был настроен иначе. Он стремился не отогнать, а уничтожить противника, а потому всегда оказывался сторонником решительных действий.

Вторжение московских полков оказалось неожиданным для казанцев. Современник досадовал: жаль, не взяли тогда столицу ханства, снаряженных к бою людей там стояло совсем немного… Неприятельские земли преданы были огню и мечу: русские вели себя на территории татар точно так же, как те — на территории русских.

Хан Сафа-Гирей, казанский правитель, охотился тогда неподалеку от своей столицы. Он нарвался на русскую армию, располагая лишь «небольшой дружиной» да ловчими псами. Тем не менее хан решил принять бой, и был разбит таранным ударом одного передового полка князя Микулинского, «втоптавшего» Сафа-Гирея в город. Победителям достались шатры, казна, даже пища хана.

Когда русское нашествие удалилось от стен Казани, хан собрал оставшихся людей и отправил сильный отряд в погоню. После нескольких дней преследования татары утомились и решили, что враг ушел. Они остановились на ночлег, но не выставили охрану и даже караульных при конских табунах. И вот среди ночи казанцев разбудил беспощадный неприятель, ударивший из укрытия. Большая часть полегла на месте, многие оказались в плену, и лишь незначительной части удалось скрыться. Небывалый разгром!

Иван IV вновь раздает дары военачальникам.

Русские воеводы могли уйти из казанской земли, вдоволь набрав «полона» и разорив противника. Но им требовалось не только это, но также истребление живой силы неприятеля. И они дважды вступали в «прямое дело», хотя такой задачи перед ними не ставилось. В чем тут причина? Прежде всего — в том, что все они, в том числе и князь Микулинский, знали: следующая встреча с теми, кого они пощадили на чужой земле, может состояться на своей.

По границам России того времени проходил «цивилизационный разлом», там шла борьба разных вер, этносов и мировоззрений, а потому рубежи страны кипели беспощадно жестокой войной.

В следующем большом походе против Казани Семен Иванович числится одним из бояр в царской свите и вторым воеводой государева полка. Пост — далеко не самый высокий. Первым воеводой в том же полку шел князь Иван Фёдорович Мстиславский, бывший намного моложе, менее опытен, зато более знатным, нежели Семен Иванович. В январе 1550 г. войско, возглавленное самим царем, вышло из Нижнего. На этот раз главные силы русских сумели добраться до Казани, но здесь их ждала неудача.

Зима выдалась студеной. От мороза гибли люди и лошади. Весна началась с проливных дождей. В русском лагере начались разговоры о «казанских волхвах», губивших неприятельское воинство с помощью колдовства.

Штурм города принес обеим сторонам страшные потери. Казанцы стояли крепко, сбросить их со стен не удавалось.

Надвигалась полная распутица или, как выразился летописец, «аерное нестроение». Пушки не могли работать из-за дождей, дороги развезло, земля у стен Казани превратилась в жидкую грязь. Простояв 11 дней у столицы ханства, русская армия была вынуждена оставить город в покое. Началось медленное отступление.

Добравшись до реки Свияги, молодой царь заметил живописную гору Круглую.

Взобравшись на нее, Иван IV увидел, насколько неприступной может быть крепость, если воздвигнуть ее на горе. Очевидно, именно тогда, в феврале или марте 1550-го, ему в голову пришла мысль о создании тут нового городка. Этой идее суждено надолго определить течение жизни Семена Ивановича.

Но пока князь нужнее всего в коренных землях Московского царства. Несколько месяцев он отдыхал от ратных забот, а в июле вышел в царской свите для нового похода. Войско пошло к Коломне. Ждали двадцатитысячную орду из Крыма. Никто не знал, где ждать очередного нашествия.

В начале августа пришли грозные известия: да, с крымским «царевичем» идут 30 000 войска на Рязань и Мещёру. Иван IV посылает туда Семена Ивановича с пятью полками. Вскоре сам царь, помолившись «у Николы Зарайского», отправился вслед за полками в Рязань. Как видно, в тот год ждали нового масштабного столкновения. Но уже 16 августа Иван Васильевич возвращается в Москву: большого сражения не произошло. По всей вероятности, татары, узнав о выдвижении крупных сил, не решились вступать в противоборство и повернули назад.

Воеводе достается еще один глоток мирной жизни перед большим военным делом. Через нескольких месяцев после «рязанской тревоги» он отправится на Свиягу…

Казанские походы принесли Семену Ивановичу громкую славу. По свидетельству современника, князь превосходно владел оружием, был красив и отличался большим долготерпением к житейским неудачам. Царь ценил его, как человека, способного дать мудрый совет. Врагам же его присутствие в войске внушало тревогу: «Многие русские воины и вражеские бойцы видели издалека, когда сходились для боя полки, как скачет он, словно огненный, на своем коне, и меч его и копье, словно пламень, во все стороны обрушиваются на врагов и посекают их, пробивая в них улицы, и конь его, казавшийся змеем крылатым, летает выше знамен…»[75] Воевода князь Андрей Курбский, знавший Семена Ивановича по походам начала 1550-х гг., называл его человеком «очень храбрым и искусным в героических делах»[76].

Помимо известности полководец обрел также боярский чин — высший в Думе. Богатство, знатность и очевидные заслуги перед государем позволили ему «перескочить» через чин окольничего. Это произошло в 1549 г. Боярские списки середины XVI века показывают: Микулинский считался ровней высокородным Шуйским, Палецким, Глинским, Пронским и явно превосходил в статусе большинство аристократов из старых боярских родов Москвы — Шереметевых, Шейных или, скажем, Заболоцких. Ну а «верхнему ярусу» служилой знати, тем же заоблачным Гедиминовичам — Бельским, Мстиславским, или, например, Щенятевым, он уступал… Правда, совсем немного.