Воеводы Ивана Грозного - Дмитрий Володихин

Кирилло-Белозерский монастырь. Современная фотография

Точная дата кончины князя Мстиславского не известна. Либо конец 1585-го, либо 1586 г. Ничто не свидетельствует о насильственной смерти. Исключить ее нельзя — торжествующие Годуновы могли избавиться от опасной фигуры наверняка, удалив ее из столицы. Но тут вступает в свои права фантазия, а фактов нет. Ведь в стенах иноческой обители оказался человек совсем неюный, пятидесяти пяти — шестидесяти лет, к тому же рано постаревший от походной жизни. Горечь политического поражения тисками сжимала сердце воеводы…

Он умер достойно. Видел победы, видел поражения. Знал, какова огромная власть регента при бездействующем царе, знал и вкус унижения, испытанного по воле другого, самовластного правителя. Под занавес жизни прикоснулся к жгучим яствам гордыни и тщеславия, а потом, спасая семью, попробовал постную пищу смирения… Хорошая, христианская судьба. Все к месту и ко времени. Когда обветшавший корабль добрался до иноческой гавани, Господь своими руками снял крест со спины одряхлевшего титана и отпустил его.

Отдохнуть.

«Счастливчик»

Князь Семён Иванович Микулинский

Почти все «командармы» Ивана Грозного, почти все, кто входил в военную элиту времен его царствования, должны были миновать две темные полосы. Во-первых, опричные годы, выбившие из русской армии немало хороших воевод. Во-вторых, конец Ливонской войны — время черное, страшное… В запустевших уездах тщетно искали новобранцев, полки не желали идти на фронт, а грозный неприятель разгрызал одну русскую твердыню за другой, пока не сломал зубы о Псков.

Воевода Хворостинин пережил и то и другое, а на последнем году жизни увидел, как русское оружие отвоевывает все то, что было потеряно в несчастной войне за Ливонию. Большинство же военачальников грозненской эпохи не дожило до этого…

Но были и «счастливчики», умершие намного раньше. Тогда русская военная машина была на подъеме, крепости и царства падали под копыта низкорослых ногайских лошадок, которыми пользовалась наша конница, а знамена московского государя восходили на чужие стены. Лучшим из этих «счастливчиков» был искусный полководец князь Семён Иванович Пунков-Микулинский.

Ныне забытый напрочь.

Он происходил из семьи родовитой и богатой. Ее история связана с Тверской землей.

В Великом княжестве Тверском было несколько уделов. Они доставались родичам правителей, а также представителям боковых ветвей Тверского правящего дома. Как раз из такой младшей ветви выросли роды князей Микулинских, Телятевских и Пунковых. Все они представляли «наследников по прямой» одного из величайших политических деятелей Руси XIV века — великого князя Михаила Ярославича. Но Тверь понемногу слабела, а Москва усиливалась. С середины XV столетия отпрыски семейства по одному переходили на службу к великому князю московскому. В 1485 г. Тверь лишилась независимости. Вся земля Тверская присоединилась к Московскому государству, а вместе с нею и последние княжеские роды, сохранявшие верность тверскому сюзерену.

Пунковы, хоть и родовитые Рюриковичи, относились к одной из младших ветвей разветвленного семейства. Они не отличались ни богатством, ни высокими чинами, ни влиянием при московском дворе. Отец Семёна Ивановича служил честно, однако в большие чины не вышел. Время от времени его ставили командовать полками, но в Боярскую думу не пустили. Между тем старшая ветвь, владевшая старинным родовым гнездом — городом Микулин — и носившая гордое имя князей Микулинских, добилась существенно больших успехов на московской службе. Собственно, пока был жив старший родич Пунковых, князь Василий Андреевич Микулинский, их самих не очень-то звали Микулинскими, в документах чаще видишь — Пунковы да Пунковы…

В отличие от большинства русских воевод XVI века, почти точно известно, когда родился Семён Иванович, — в 1509 или 1510 г. А супругой его стала дочь Василия Григорьевича Морозова из старинного боярского рода.

Впервые имя Семёна Ивановича появляется в воеводском списке мая 1533 г. Его назначили командовать передовым полком в армии, развернутой для противодействия крымским татарам. Не известно, занимал ли он до того должности менее высокие.

С этой даты князь играет роль фигуры, постоянно присутствующей на «Степном фронте» Московского государства, протянувшемся колоссальной дугой от Мещёрской земли до Новгорода-Северского. Он проведет здесь двадцать лет и ни разу не проиграет дела.

Система обороны русского юга строилась на протяжении долгих десятилетий[72]. Она возникла из тактического опыта, щедро оплаченного кровью воинов и пеплом городов. К началу царствования Ивана IV она представляла собой хорошо отлаженную машину.

Икона Св. благоверного князя Михаила Ярославича Тверского (фрагмент)

В русских городах, расположенных южнее и восточнее линии Угра — Ока, стояли гарнизоны с пушками и пищалями. Они вряд ли могли самостоятельно отбиться от большой армии крымцев, казанцев или ногайцев, но вполне способны были отбить набег малого отряда или выдержать натиск основных сил неприятеля в течение нескольких дней. Перед ними постоянно ездили «сторожи». Они несли дозор на тех дорогах, где чаще всего появлялись вражеские рати. По линии Угра — Ока выросло ожерелье мощных крепостей, где из года в год сосредотачивались главные силы Московского государства. Это Муром, Рязань, Коломна, Кашира, Серпухов, Таруса и Калуга.

Для того чтобы понимать психологию защитников России от татарских набегов, надо усвоить две «детали» в устройстве нашей обороны.

Во-первых, «большие воеводы» с полками выходили из Москвы на берег, то есть к Оке, каждый год. Есть ли известия о движении татар, нет ли их, — все равно полки отправляются из столицы и выстаивают положенные несколько месяцев, когда опасность нападения особенно велика. Московское командование могло поменять отдельные отряды — усилить, передвинуть, отвести в глубь России, произвести «рокировку» свежих полков и уставших, могло бросить их на строительство нового опорного пункта, а могло заменить воевод… Но в любом случае заслонная армия присутствует на «Степном фронте» из года в год, без исключения. Неважно, как идут дела на других театрах военных действий — в Ливонии, в Карелии или, скажем, в Сибири. Любая подвижка в сторону ослабления «живого заслона» быстро заканчивалась крупными неприятностями. Сокращение ее численности стало одной из главных причин страшного разгрома Москвы в 1571 г., произведенного полчищами Девлет-Гирея. Таким образом, русская цивилизация должна была ежегодно обеспечивать вывод нескольких десятков тысяч хорошо вооруженных воинов с одной-единственной целью — чтобы выжить. И все от мала до велика в России знали: это необходимо, без этого стране наступит конец. Лучше всего понимали простую истину «Степного фронта» русские воеводы. Им татарин с луком и нагайкой не раз втолковывал ее самыми простыми и действенными мерами.

Во-вторых, все, кто жил южнее Оки, добрую половину года, примерно с марта по октябрь, знали: каждый день может прийти татарин с нагайкой и луком. Тот, кто не успеет добежать до крепости, либо умрет, либо отправится на работорговый рынок. Сеешь ли ты хлеб, играешь ли свадьбу, вышел ли рыбу поудить, а может, хоронишь родню, — послушивай: нет ли громового стука копыт с полуденной стороны? Поглядывай: не видно ли сигнальных дымов? И будь резвым! В твоих ногах — твоя судьба. А когда прибежал в крепость, можешь перевести дух, да и всходи на стену. Там в самом скором времени понадобятся твои руки, чтобы стрелять, рубить, лить кипяток на бритые татарские черепа, подтаскивать ядра и переворачивать котлы с раскаленной смолой. Ты должен знать: если из-за Оки успеют подойти «большие воеводы» государевы, то всё в твоей жизни будет хорошо: хлеб досеешь, свадьбу доиграешь, гроб до могилы дотащишь, рыбку выловишь из реки. Но такая благодать снизойдет на тебя лишь в одном случае: если свои не выдадут, поспеют вовремя из-за Оки! Если свои не побоятся хорошей драки! И если свои осилят неприятеля… А те, кто за Окой, знали: если они не поспеют вовремя, если струсят, если покажут слабину, то через несколько дней на местах, где побывали нежданные гости, будут только пепел да мертвецы.

Так и жили из года в год.

Пока не пали Казань, Астрахань, Ногайская орда и Крым. И как только сворачивали шею очередному хищнику, легче делалось и свободнее всему «христьянству», как тогда говорили, смешивая православный народ с крестьянами-землепашцами.

Государевы большие воеводы, пробывшие несколько лет на «линии фронта», узнавали характер и привычки противника.