История советского библиофильства - Павел Берков

Не менее ярка характеристика, данная С. Г. Кара-Мурзой Адарюкову как личности: «В. Я. Адарюков, бывший помещик… бывший варшавский гусар, искусствовед, библиограф и музейный деятель, был типичным петербуржцем… С первого же дня нашего знакомства у нас с Владимиром Яковлевичем установились самые теплые, дружественные отношения, ничем не омраченные до самой его смерти… Некоторыми чертами своей личной жизни и обстоятельствами биографии Адарюков импонировал мне. Прежде всего — он был в родстве с Марией Башкирцевой, имя, которое для меня полно особого очарования еще с тех пор, как я впервые прочел ее чудесный Дневник и особенно переписку с Мопассаном, а позднее любовался ее пейзажами в Люксембургском музее в Париже.

Затем — как офицер Гродненского гусарского полка Владимир Яковлевич был не только знаком, но даже несколько увивался за знаменитой польской актрисой Марией Висновской, впоследствии убитой корнетом Бартеневым. Личность Висновской, о которой впоследствии писал Бунин в рассказе „Дело корнета Елагина“, давно меня интересовала, — и поэтому в моих глазах какой-то романтический отблеск падал на Адарюкова от Марии Висновской».

В прошлом блестящий адвокат, С. Г. Кара-Мурза, по отзывам близко знавших его людей, был обаятельной, интересной личностью, обладал феноменальной памятью, действительно был в дружеских отношениях с В. Я. Адарюковым и многое, хотя и с неизбежными ошибками памяти, рассказывал со слов своего собеседника. Вероятно, и то, что мы приведем сейчас из неизданной работы Кара-Мурзы, он слышал непосредственно от Адарюкова:

«Встретившись однажды с Львом Николаевичем Толстым Владимир Яковлевич вел с ним беседу на французском языке, а когда в 1913 году в Петербург приехал Анатоль Франс, Адарюков устроил в честь знаменитого гостя прием и дал ему завтрак в своей квартике… Он был настоящий джентльмен, в лучшем смысле слова, чуждый зависти и недоброжелательства, ни о ком не отзывался дурно, никогда не злословил».

Переходя к оценке научной деятельности В. Я. Адарюкова, надо прежде всего указать на фактографический характер его работ. Его труды, главным образом, результаты большой усидчивости, накопленных конкретных знаний, обширной памяти, — работы библиографические, описательные, мемуарные. Там, где дело шло о фактах, материалах, сведениях, В. Я. Адарюков был силен, даже блестящ; когда же нужно было переходить к обобщениям, анализу и синтезу, он оказывался почти беспомощным. Это признавал в некрологе В. Я. Адарюкова Э. Ф. Голлербах, выразивший свою мысль витиевато и затуманенно. «Нужно признать, — писал он, — что В. Як. Адарюков был не pontifex maximus, совершающий щедрые жертвоприношения на алтарь Мусагета, но один из скромных, верных привратников Фебова святилища» (33). Проще и точнее выразил ту же мысль О. Э. Вольценбург в докладе «В. Я. Адарюков как библиограф»: «Не создавший особой библиографической школы, В. Я. Адарюков все же своими многочисленными трудами и долголетним опытом в этой области научного труда оставил память крупного и примерного работника, проникавшего в такие сферы библиографических исследований, которых до него почти никто не касался» (28).

В РОДК. В. Я. Адарюков играл очень активную роль. За первые два года деятельности Общества он сделал девять докладов на самые разнообразные темы — по истории искусства, истории русского собирательства, иконографии Пушкина и т. д. Всего за время существования РОДК он прочел 21 доклад.

В библиофильских и искусствоведческих кругах В. Я. Адарюков пользовался большим авторитетом и симпатиями. В 1923 г к его 60-летию РОДК издал в 100 экземплярах «Список печатных работ В. Я. Адарюкова», составленный Н. Н. Орловым. После смерти В. Я. Адарюкова заседания его памяти были устроены в Секции собирателей книг и экслибрисов Московского отдела Всероссийского общества филателистов и в Секции библиофилов и экслибрисистов Северо-Западного отдела ВОФ.

Во вступительном очерке к книге «Сто заседаний» В. Я. Адарюков писал: «В конце первого года уехал за границу товарищ председателя М. П. Келлер; в его лице Общество лишилось одного из самых деятельных своих членов и большого знатока книги». О М. П. Келлере как «одном из культурнейших любителей книги в России» упоминает И. И. Лазаревский в заметке «По поводу», помещенной в журнале «Среди коллекционеров» за 1921 г. (80).

Однако кроме этих беглых замечании и незначительных сведений о М. П. Келлере как владельце экслибрисов, нам долго не удавалось найти конкретных данных. Только благодаря любезности владельца замечательной биографической картотеки московского библиографа И. Н. Кобленца мы можем сейчас привести некоторые более подробные данные о М. П. Келлере, дополненные сведениями из других источников.

Граф Михаил Павлович Келлер принадлежал к поздним слоям титулованного дворянства. Он родился в 1883 г. в г. Сувалки (Царство Польское), но позднее жил в Москве, где в 1909 г. кончил университетское отделение Лицея цесаревича Николая, основанного известным реакционером М. Н. Катковым. До революции М. П. Келлер нигде не служил. С начала текущего столетия он собирал книги. Описывая в 1910 г. экслибрис М. П. Келлера, У. Г. Иваск сообщал, что у владельца «имеется много редких и ценных изданий XVIII и XIX вв., в том числе немало экземпляров с автографами знаменитых писателей». М. П. Келлер был членом Русского библиографического общества при Московском университете с 1906 г., т. е. еще со студенческих лет. Однако, по воспоминаниям проф. Б. С. Боднарского, работавшего в этой библиографической организации, «вплоть до Октябрьской революции Келлер ни разу не выступал на пленарных заседаниях и не состоял ни в одной из его комиссий». В 1917 г. М. П. Келлер вошел в состав членов Русского библиографического общества. В библиофильских кругах Москвы он пользовался известностью и поэтому при создании РОДК был привлечен в качестве члена-учредителя в инициативную группу, а затем, как уже указывалось, был избран товарищем председателя. В мае 1921 г. М. П. Келлер поступил на работу в Гравюрный кабинет Румянцевского музея, но в октябре того же года уволился, так как, оптировав латвийское подданство, уехал за границу. В начале деятельности РОДК 11 марта 1921 г. он сделал доклад «Французские иллюстрированные издания XVIII в.», сопровождавшийся демонстрацией книг из его собрания. В журнале «Среди коллекционеров» за 1922 г. (№ 11–12) Келлер поместил статью «О нескольких западных книжных новинках», а в следующем году рецензию, подписанную инициалами М. К., на книгу Г. А. Богенга «Великие библиофилы»; озаглавлена была рецензия «О книжном собирательстве». Автор, отмечая достоинства трехтомного труда Богенга, прибавил дельные критические замечания: «Тем грустнее констатировать, что, наряду с прекрасным очерком библиофилии на Западе, история книжного собирательства в России написана более чем неудовлетворительно. Подобный очерк можно было бы извинить незнакомством с литературой предмета, если бы довольно обстоятельный перечень ее не был приведен в третьем томе. Остается предположить, что незнание русского языка помешало г. Богенгу познакомиться с приведенной им литературой… Истории русского книжного собирательства остается еще ждать своего летописца, а в ней немало славных страниц» (94). Обе статьи, собственно — рецензии, М. П. Келлера написаны с большим блеском, несомненным знанием предмета и прекрасным языком.

В перечне сотрудников журнала «Среди коллекционеров», начиная с книги 7/8 за 1922 г. и кончая 11/12 за 1923 г., М. П. Келлер постоянно указывается, причем отмечается, что он живет в Дрездене.

А. А. Сидоров приводит некоторые сведения о библиотеке М. П. Келлера: «Его библиотека в доме С. И. Щукина была замечательна, но нам известна скорее по рассказам. Я лично ни разу у него не был. У М. П. Келлера были и инкунабулы (ценнейшую часть своей библиотеки он вывез за рубеж) и „любительские“ экземпляры новых западных издательств, главным образом немецких, часть которых потом попала в мою библиотеку. Эту группу книг М. П. Келлер не вывез за границу, как и примечательные с другой точки зрения книги графини Александры Келлер, его матери (?), которые тоже очутились у меня».

Мы не стали бы приводить все эти сведения о человеке, так скоро после начала деятельности РОДК уехавшем из СССР, если бы его имя не было связано с судьбой одного автографа Пушкина и если бы в литературе об этом автографе не было некоторых неясностей и неточностей.

В статье покойной талантливой молодой пушкинистки О. С. Соловьевой «Новые данные об автографах Пушкина» сообщалась история рукописи «Подражания древним», незадолго до революции принадлежавшей коллекционеру Э. П. Юргенсону, бежавшему в 1919 г. в Эстонию. «Вероятно, тогда же, — писала О. С. Соловьева, — автограф Пушкина „Подражания древним“ был приобретен московским коллекционером М. П. Келлером (его экслибрис наклеен на обложку, в которую вложена рукопись), купившим его у ленинградского антиквара С. Н. Котова. Но Келлер владел автографом недолго. В 1919 или 1920 году он эмигрировал, распродав перед отъездом свою библиотеку и коллекцию автографов. Пушкинский автограф купил у него московский букинист М. И. Пузырев. У Пузырева автограф был куплен московским архитектором М. Л. Малашкиным (его подпись также имеется на обложке); последний в 1952 году продал его А. Г. Миронову, который в том же году подарил автограф Н. П. Смирнову-Сокольскому» (157).