Вас любит Президент - Владимир Романовский

– Завтра тебя начнет искать полиция. В связи с изнасилованием.

– Меня? Это смешно. Кто вы такой?

– Зовут меня Ладлоу. Слушай. Копы приедут и тебя арестуют. И посадят. Под залог не отпустят – да никто и не заплатил бы за тебя.

– Я никого не насиловал!

– Неправда, Ховард. И, будто насилия тебе было мало, ты свою жертву еще и убил потом! Ты жесток, Ховард. Ты просто дикарь. Тебе дадут пожизненное, и правильно сделают. Сожалею. Взглянуть не желаешь ли?

– На что? – спросил Ховард. Холодный пот тек у него по спине.

– Иди глянь, – сказал Ладлоу. – Вставай, вставай. Иди к ванной. Ну же.

И Ховард пошел к ванной. На дрожащих ногах, до двери. Ладлоу открыл ее и включил свет. С истерическим приливом мужественности, характерным для трусов, Ховард заглянул в ванную. То, что он увидел, было чудовищно.

– Это вы ее так … – сказал он.

– Нет, Ховард. Ты. Меня здесь нет. Я в Нью-Йорке, смотрю телевизор в моей скромной квартире на Верхнем Вест Сайде. С работой нынче плохо, мне нельзя потерять работу. Знаешь, сколько я плачу за квартиру? Половину зарплаты, даже больше. Тебе не понять. У меня такая милая квартира на Семьдесят Четвертой. В районе Верди Сквера. Дом раньше был особняк … снаружи портик … Моя квартира – бывшая библиотека. Овальная гостиная, и настоящий, работающий камин. Очень высокие потолки. Люблю свою квартиру. И место людное. Выходишь – а кругом люди. Это мне тоже нравится. Тебе не понять.

Ховард доплелся до середины комнаты.

– Что вы … Что я должен…

– Говори, не стесняйся.

– Что вам нужно?

– А вот.

Рука в перчатке поставила пузырек на прикроватный столик.

– Что это?

– Таблетки, – сказал Ладлоу. – Прими весь пузырек, Ховард. Это лучше, чем то, что тебя в противном случае ждет.

– Э! Так вы для этого … Я…

– Я мог бы тебя потрепать слегка. Я, видишь ли, эксперт в области причинения человеку боли. Гарантирую, что ты никогда такого не чувствовал. Не советую. Да конечный результат тот же. Ты все равно примешь эти таблетки.

– Но…

– Прямо сейчас, Ховард.

– Что значит – сейчас?

– А ты что, думал, что я тебя отправлю на вечеринку, поразвлечься в последний раз? Не желаешь ли по городу пройтись? В автоматы поиграть? А может, покупки сделать какие-то? Опомнись, мужик.

– А если я сейчас закричу? Я очень громко кричу. Правда.

– Кричи.

– Кто-нибудь услышит.

– Не волнуйся. Услышит так услышит. Кричи. Давай – «Ааааа!» Ну, что ж ты не кричишь?

Ховард попытался крикнуть. Прозвучало неубедительно.

– Я бы мог просто выйти из номера, – сказал Ладлоу. – Придут копы и арестуют тебя. Пожизненное заключение, помнишь?

– Тогда я не вижу смысла в приеме таблеток.

– Не забывай про боль, Ховард. Впрочем, я мог бы затолкать в тебя таблетки насильно. Ты бы потерял пару зубов, но это списали бы на сопротивление Дорис. Но лучше бы ты сам их принял. Согласен? Снимать наручники?

– Нет. Не нужно. Не буду, и все.

Ховард не понял, что произошло. Только что он стоял посреди комнаты, дрожа от страха и от ярости одновременно. В следующий момент он сидел в кресле, руки в наручниках за спиной, а в горле огромный ком. Он сглотнул, не сообразив вовремя, что глотать нельзя.

– Боюсь, что это все, Ховард, – сказал Ладлоу. – Снимаем наручники.

Ховард чувствовал, что тело онемело – не от таблеток еще, но, возможно, к нему применили какое-то особое физическое воздействие.

– У тебя есть несколько минут, – сказал Ладлоу. – Веришь ли ты в Бога, Ховард?

– Я умираю, – сказал Ховард.

– Именно поэтому я и задал тебе этот вопрос.

– Вы – убийца.

– Верно. Кстати, я приврал, когда сказал, что составил на тебя досье. Классифицировать коррупцию – это так утомительно. Зато я вставил имя Дорис в твой список. Список напечатал на принтере и привез сюда. И показал Дорис перед тем, как приступить к действию. Она была просто шокирована твоим поведением, Ховард. Мол, как ты мог. И так далее. Ладно, спрошу еще раз. Веришь ли ты в Бога, Ховард? Мне просто любопытно.

Ховард попытался что-то сказать, но голосовые связки отказывались подчиняться. Несколько бессвязных, непонятных звуков – и все.

Десять минут спустя сознание отключилось. Ладлоу в последний раз тщательно осмотрел номер. Ни отпечатков, ни материала для сбора ДНК. Полиция естественным образом должна заключить, что, убив в перебранке Дорис после того, как она показала ему список, в котором наличествовало ее имя, Ховард принял целый пузырек снотворного и отправился на Божий суд, избежав человеческого.

Спокойно, не спеша Ладлоу вышел из номера. Коридор был пуст. На лифте он спустился в казино и подумал – не сыграть ли перед отъездом? Решил, что лучше не надо.

До станции он доехал на такси. В аэропорту много видеокамер, которые могут дать слишком много зацепок слишком многим людям. (Хотя, конечно, вряд ли в данном случае кто-то захочет глубоко копать. Пострадавший Ховард не был связан ни с какими крупными политическими группировками, мафией, или разведкой. У властей не было повода напрягаться – мотив ясен, преступник покончил с собой. И тем не менее рассудительный Ладлоу заранее решил не появляться в аэропорту. Во всяком случае в аэропорту Лас Вегаса).

Он пересел с поезда на автобус, следующий в Болдер Сити с тем, чтобы прибыть в Финикс несколько часов спустя.

Не удалось – отъехав семьдесят миль от Викенбурга, автобус сломался. Пассажиры вышли на дорогу. Кругом пустынно.

– Нет ли здесь поблизости городка какого-нибудь? – спросил водителя Ладлоу.

– Частити в семи милях в этом направлении, – водитель показал рукой, – и Маггиз Нипплз [Риткины Соски] три мили в обратную сторону.

– Любопытное название, – сказал Ладлоу, улыбаясь.

– Ага, – согласился водитель, ухмыляясь.

Ладлоу проверил расписание еще до отбытия и знал, что следующий автобус пройдет по этой дороге только через пять часов. Плюс еще пять часов пути, плюс поездка в Глендейл, к аэропорту – он не успевал на самолет. Нужно было идти в Маггиз Нипплз, или пытаться ловить попутную машину. Он перекинул рюкзак через плечо и зашагал по дороге.

Далеко идти не пришлось. Солидных размеров седан стоял, припаркованный к обочине. Толстый мужчина в джинсах менял колесо. Ладлоу приблизился. Кругом не было ни души, только в самой машине сидела девочка лет девяти, глядевшая на Ладлоу с переднего сиденья. Когда он подошел почти вплотную, она отвела глаза.

– Эй, – сказал Ладлоу мужчине в джинсах. – Не подбросишь ли меня, как закончишь?

Мужик поднял голову. Что-то отталкивающее было в его лице. Болезненно одутловатые щеки. Свинячьи глазки – маленькие и, подумалось Ладлоу, красные от старой, глубоко засевшей злобы. Тонкие губы плотно сжаты. У мужика была дурная привычка не отвечать на вопросы сразу, а медлить.