1917-й - Год побед и поражений - Владимир Войтинский

Солдатская масса встречала вступление социалистов в правительство с подлинным энтузиазмом; особенно радовало ее то, что министром земледелия будет Чернов и что военное министерство из рук ненавистного Гучкова переходит в руки "товарища Керенского". В дни, когда Керенский переменил свой выигрышный, эффектный пост "министра юстиции революции" на бесконечно тяжелое положение военного министра при непопулярной и безнадежно проигранной войне, он был подлинным кумиром солдатской толпы. Полковые комитеты и митинги один за другим выносили резолюции, обещавшие ему беспрекословное повиновение. На заводах такого энтузиазма не замечалось. Но и здесь у нового правительства было больше друзей, чем противников.

* * *

Декларация, опубликованная правительством 6 мая, вызывала всеобщее одобрение. Приведу здесь текст этого документа в части, излагающей правительственную программу:

"1. Во внешней политике Временное правительство, отвергая в согласии со всем народом всякую мысль о сепаратном мире, открыто ставит своей целью скорейшее достижение всеобщего мира, не имеющего своей задачей ни господства над другими народами, ни отнятия у них национального их достояния, ни насильственного захвата чужих территорий -- мира без аннексий и контрибуций, на началах самоопределения народов. В твердой уверенности, что с падением в России царского режима и утверждением демократических начал во внутренней и внешней политике для союзных демократий создался новый фактор стремлений к прочному миру и братству народов, Временное правительство предпримет подготовительные шаги к соглашению с союзниками на основе декларации Временного правительства 27 марта.

В убеждении, что поражение России и ее союзников не

только явилось бы источником величайших бедствий для народа,

но и отодвинуло бы или сделало невозможным заключение всеоб

щего мира на указанной выше основе, Временное правительство

твердо верит, что революционная армия России не допустит, что

бы германские войска разгромили наших союзников на западе и

обрушились всей силой своего оружия на нас. Укрепление начал

демократизации армии, организация и укрепление боевой силы ее,

как в оборонительных, так и в наступательных действиях ее, будут

являться важнейшей задачей Временного правительства.

Временное правительство будет неуклонно и решительно

бороться с хозяйственной разрухой страны дальнейшим проведе

нием государственного и общественного контроля над производ

ством, транспортом, обменом и распределением продуктов, а в

необходимых случаях прибегнет и к организации производства.

Мероприятия по всесторонней защите труда получат дальней

шее энергичное развитие.

Предоставляя Учредительному собранию решить вопрос о пе

реходе земли в руки трудящихся и выполняя для этого подготови

тельные работы, Временное правительство примет все необходимые

меры, чтобы обеспечить наибольшее производство хлеба для нужда

ющейся в нем страны и чтобы регулировать землепользование в ин

тересах народного хозяйства и трудящихся населения.

Стремясь к последовательному переустройству финансовой

системы на демократических началах, Временное правительство об

ратит особое внимание на усиление прямого обложения имущих клас

сов (наследственный налог, обложение военной сверхприбыли,

поимущественный налог и т.д.).

Работы по ведению и укреплению демократических органов

самоуправления будут продолжены со всей возможной настойчиво

стью и спешностью.

Временное правительство приложит все усилия к скорейшему

созыву Учредительного собрания в Петрограде".*

Это была наша программа, выработанная в Исполнительном комитете, с небольшими и неуловимыми для массового читателя поправками, внесенными во время переговоров с цензовиками. Прием, оказанный этой программе и вообще новому правительству в Петрограде и в провинции, в городах и в деревне, в тылу и на фронте, заставил поколебаться даже противников коалиции из интернационалистского лагеря. Это проявилось на всероссийской конференции РСДРП, открывшейся 9 мая137. Здесь, на

* Суханов Н. Записки о революции, кн. 4, с. 9.

первом же собрании, большинством в 44 голоса против 11 (при 13 воздержавшихся) была принята резолюция, одобрявшая вступление социал-демократов в правительство и обещавшая новому кабинету доверие и поддержку.

* * *

Правительство приступило к работе при наилучших предзнаменованиях. Но меньше, чем через неделю, все изменилось: в рабочих кварталах Петрограда и в казармах поднялась волна недоверия, раздражения против коалиции, и день ото дня, час от часу эта волна поднималась все выше, все грознее. Не апрельские дни и не июньское наступление138, а именно середина и вторая половина мая принесли нам в Петрограде наиболее тяжелые поражения. На этом переломе в низах должен с пристальным вниманием остановиться историк.

Стремительный поворот настроения в народных низах объяснялся, думается мне, тем, что массы ждали от коалиции чуда. Из первого пункта правительственной декларации массы уловили лишь одно слово

мир; из второго пункта, посвященного вопросу об армии, до их созна

ния дошло лишь слово демократизация; дальше шли широкие формулы

"государственный контроль", "всесторонняя защита труда", "переуст

ройство финансовой системы на демократических началах"... Но про

шло пять дней, прошла неделя, и все оставалось по-старому. Правда,

газеты сообщили о каких-то шагах министерства иностранных дел, о

разработке законопроектов в каких-то комиссиях... Но не этого ждали

массы. Где мир? Где хлеб? Где чудо? Вместо ожидаемого мира -- слухи

о готовящемся наступлении на фронте. Вместо хлеба -- дальнейший

рост разрухи, дороговизны, безработицы. Вместо земли -- какая-то

статистика. Чудо не пришло! И независимо от будущих ошибок и грехов

коалиции в этом был ее первородный, ее основный грех. Утопический

максимализм низов -- против реально достижимого путями демокра

тии, -- вот формула расхождения, наметившегося в мае между рабоче

солдатским Петроградом и руководителями советского большинства. И

это расхождение сразу учли большевики. В начале апреля они представ

ляли собой крошечное меньшинство, гонимую кучку, и мы должны

были защищать их от клеветы врагов и от ярости толпы. В конце апреля

они уже оспаривали у нас политическое господство на заводах и в казар

мах. В мае они начинают штурмовать Петроградский совет, пытаясь

выбить из него укрепившееся там течение, -- и каждый день приносит

им новые успехи. Ибо теперь они уже не ищут новых путей, не пред

лагают революции своих схем, а плывут со стихией, возглавляя и выра

жая ее. 11 мая Ленин пишет в "Правде":

"Коалиционное министерство ничего не изменило. Тайные

договоры царя остаются святыней для него. И вы хотите, господа, чтобы это не "будило страсти"? За кого же принимаете вы сознательных рабочих и солдат? Или вы и впрямь считаете их "взбунтовавшимися рабами?"."

"Коалиционное министерство ничего не изменило", хотя оно у власти уже 4 дня, уже 5 дней, уже целую неделю! В этой демагогии была основа большевистской агитации и ее сила. Заводские митинги один за другим выносили резолюции с выражением недоверия коалиционному кабинету. На многих заводах большевики предлагали потребовать, чтобы такой-то "товарищ министр" явился на митинг для доклада и объяснений. Такие предложения встречали горячее сочувствие со стороны рабочих -- хотя бы потому, что каждому любопытно было увидеть и послушать министра. Когда меньшевики и эсеры, сторонники коалиции, доказывали, что министрам некогда ездить по заводам, в ответ раздавалось: "С рабочими им говорить некогда, а с буржуями небось целый день разговаривают!". А когда в назначенный день никто из министров-социалистов на завод не являлся, это давало большевикам повод вынести новую резолюцию --с выражением порицания, требованием отставки и т.д.

На одном из утренних совещаний "звездной палаты" я поднял вопрос о необходимости принять меры против растущего недоверия рабочей массы к правительству. Решили провести однодневную митинговую кампанию на крупнейших заводах с участием министров-социалистов и советских работников. Митинги были назначены на 17 мая. На мою долю выпало выступать вместе с Пешехоновым на Трубочном заводе, где как раз накануне большевики провели резкую резолюцию против правительства и избили противников этой резолюции. Встретили нас холодно. Пешехонов произнес деловую речь, обходя все "опасные" вопросы (о войне, о власти Советов, о тайных договорах и тд.). Его слушали сдержанно. Когда он кончил, немного похлопали. Такие результаты не удовлетворяли меня, и я сделал попытку переломить настроение толпы, ребром поставив перед ней наиболее волнующие ее вопросы. Но лишь только я заговорил о том, что Россия не может сразу выйти из огненного круга войны, поднялись крики "Долой!", мне пришлось прервать речь. Неожиданно попросил слова "для разъяснения" незнакомый мне молодой человек -- это был левый интернационалист Чудновский139, позже перешедший к большевикам и погибший на фронте гражданской войны. Его на заводе знали, и при его появлении на трибуне все стихло. Чудновский начал говорить о том, что я только что вернулся из Сибири, что отбыл каторгу и десять раз сидел в тюрьме за рабочее дело. Прием, оказанный толпой моей речи, он характеризовал как хулиганство. После этого я мог продолжать, и рабочие даже устроили мне овации. Но в