Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина

– Хорошая мысль...

– Нет-нет, это гипербола. Преувеличение. Литературный прием.

– Здорово. А покажи мне еще какой-нибудь прием. Литературный...

....

– Ты и теперь не поедешь со мной в Японию?

– Нет, Даня. Не поеду.

Да будет вам известно, дорогие девушки, что перед любовным свиданием исключительно полезны шоколад и морепродукты – они делают вас и вашего партнера страстными. Не помешает также огурец, которому приписывают раскрепощающие свойства. Зато от вишен, пряностей и алкоголя надо держаться подальше. Иначе вас ждет пропавшее желание, сниженная чувствительность и заторможенный оргазм. Так нас учит журнал «Ажур».

После отъезда японского друга Беата позвонила адвокату Берестюку и сказала, что хочет оформить дарственную на загородный дом на имя Даниила Сергеевича Фурсова. Тот опять напомнил ей про шесть месяцев, но в принципе, сказал он, это ее право. Голос адвоката звучал понимающе, видимо, он решил, что то была договорная плата за улаживание дела о наследстве.

Красное и черное

Беата выскочила из подъезда и зажмурилась. Снега еще не было и в помине, но в воздухе висел туман, и деревья стояли снизу доверху покрытые инеем, как в подвенечных нарядах. Может, не ехать никуда на Новый год? Они с Таткой собирались в Италию, но и в Подмосковье может оказаться такая красота и благодать, что ничего другого не надо.

Сегодня она впервые отправлялась в «Ажур» после мытья полов в пансионате. Несколько статей ушли туда по электронной почте, но они все были не по теме, не по той теме, ради которой она корячилась с грязными тряпками. С этой статьей Беата решила подождать, пока не подтвердится одно ее предположение.

– Ну, вот и Беата наконец! Только ты поможешь! – таким восклицанием встретила ее на пороге Яна Лапская.

На ее столе валялась опрокинутая ваза с белыми хризантемами, и бумаги плавали в воде. В первый момент Беата подумала, что от нее ждут демонстрации новых профессиональных навыков – ну-ка, девушка, быстренько наведите порядок, как вас учили в доме престарелых.

– Красивые цветы, – сказала Беата, на всякий случай ощетиниваясь. – Знаешь, как называются? Яичница. У них в середине желтый глазок.

– Какая яичница? – растерянно оглянулась Яна. – О господи, кто это сделал? Этого еще не хватало! Ну, вытрите же это кто-нибудь, мне некогда. Беата! Помогайте все! Аня, Таня! Во сне вы занимались любовью с двумя мужчинами.

– Почему во сне? – удивилась график Аня, поднимая вазу и заглядывая хризантемам в желтые глазки. – В самом деле – яичница...

– Я? – ахнула секретарша Таня, промокая салфетками лужу на столе.

– Не ты, а я! – Яна схватила с мокрого стола компьютерную клавиатуру и поставила себе на колени. – В смысле, я анкету составляю для «Ажур-интима». Риточка заболела. Скорее, девчонки, мне уже сдавать надо. Вы расскажете об этом: «а» – подругам, «бэ» – психоаналитику, кому еще – «вэ», «гэ», «дэ»? Подсказывайте!

– Этим мужчинам, – фыркнула Анечка.

– Священнику, – робко предложила Таня.

– Охраннику, – подвела итог Беата, удивляясь, какой ерундой занимаются ее дорогие сотрудницы. – Яна, сдавай скорее свою анкету. Девочки, идите все сюда. Все-все!

Она собрала вокруг непросохшего Яночкиного стола весь имеющийся в наличии женский коллектив и принялась рассказывать историю фальшивой Золушки из дома престарелых.

– И тогда он сказал: «Как жаль, что ты не уборщица», – закончила Беата и увидела в глазах коллег то, что ей нужно было, – восхищение и зависть.

Но истинное удовольствие ей доставило бледное лицо Игоря, который незаметно появился в комнате в середине рассказа. Он смотрел на Беату с таким суеверным ужасом, будто она только что вышла из клетки с тигром. А Галя – она тоже материализовалась рядом, как верная Игорева тень, – смотрела на него так, словно он в эту клетку входил.

Если подумать, Галя не виновата, что ее жених когда-то оказался таким козлом. Но ведь Татка тем более не была ни в чем виновата.

– Вот теперь у меня получится статья, – с энтузиазмом сообщила она Игорю. И прошествовала за свой стол.

– Ты и теперь не поедешь со мной в Японию?

– Нет, Даня. Не поеду.

«А хорошо, что я не уборщица, – подумала Беата. – Ну что бы я делала в Японии? Кто там будет читать мои статьи?..»

– Это никуда не годится. Эти родственники могли ее просто убить, а мы бы отвечали...

– Галя, убить могли где угодно. Даже в твоей школе...

– При чем тут моя школа? Нет, не спорь. Это была плохая идея. Послать квалифицированного журналиста мыть полы – надо же такое придумать. И что она после этого напишет? Что мы напечатаем?

– В конце концов... Не можем же мы скрывать от наших читателей, что кто-то моет полы.

– Не «можем», Гарик, а должны. Для тех, кто моет полы, есть другие журналы. Я не сноб, ты знаешь, но должно существовать социальное разделение. В противном случае плохо всем – и бедным, и богатым.

– Если ты об этике...

– Дело не в этике, а в рейтинге. Нашим читательницам не интересна жизнь уборщиц. Мы просто потеряем аудиторию.

– Нет, Галя, не потеряем, наоборот. Знаешь почему? Ты видела, как ее слушали! Беата умеет рассказывать так, что это всем интересно, будь то про уборщиц или про шахтеров.

– Возможно, ты и прав. Но эксперименты по хождению в народ придется прекратить. У меня тут есть письмо от девушки – администратора ресторана...

– И в ресторане ей трудно найти жениха? Не смеши меня.

– Представь себе. Работа до позднего вечера – никуда не пойдешь, ни с кем не встретишься. Ей уже за тридцать, а ресторан молодежный, там все – и посетители, и коллектив – моложе ее лет на десять. Она в тридцать с небольшим чувствует себя старой девой. Вот это тема – и тема как раз для Беаты.

– Почему? Разве Беате уже за тридцать? Ты вообще знаешь, сколько ей лет?

– Нет, и никто не знает. Какая разница. Пусть она на этот раз сыграет возрастную роль.

– Кстати о ресторанах – может, сходим куда-нибудь вечером?

– Отличная идея.

После того как Беата вернулась из дома престарелых, Игорь вроде как успокоился. Рассказ о племяннике из Японии стоил ему нескольких седых волос, но он понял главное: Беата никогда не смешивает работу и личную жизнь, следовательно, во время задания замуж не выйдет. А если она будет находиться на задании с утра до позднего вечера, то... Потому он был так благодарен Гале за ее девушку из ресторана.

Галя тоже осталась довольна. Если Игорь мог поверить в сказки про тяжелую женскую долю ресторанного администратора, то она-то все прекрасно понимала. Девушка просто пиарит свое заведение, не исключено, что она не просто наемный работник, а совладелец. Но Гале это было на руку – пусть Беата окунется в новый бизнес, который имеет свойство затягивать навсегда. Галя в этом разбиралась, не зря она изучала менеджмент. Никого не удивит, если популярный журналист вдруг увлечется ресторанным делом и окончательно сменит профессию.

Галя не была ни злобной стервой, ни ревнивой дурой. Она желала Беате всяческих благ, но подальше от журнала «Ажур».

Писать поучительную статью Беата не стала. Вместо этого она сочинила рождественскую сказку о Золушке, которую судьба вынудила зарабатывать на жизнь мытьем полов – и далее, по сюжету, с вкраплениями литературного вымысла. Этот номер «Ажура» расхватали моментально, и рейтинг журнала сразу подскочил чуть ли не вдвое. Ни одно из Беатиных интервью с известными политиками в приснопамятной «Гордой газете» не вызывало такого ажиотажа. Ванечка из клуба «Пресс-папье» даже загорелся продать эту телегу каким-нибудь продюсерам под сериал, но знающие люди ему объяснили, что история слишком невероятная, а зритель требует хотя бы подобия жизненной правды.

– Много они понимают, эти продюсеры! – фыркнула Татка. – У меня на работе бабы читают и плачут: «Все как в жизни!»

Но Беата не расстроилась. Ее вообще мало волновала судьба уже вышедших материалов. Тем более что теперь все ее время занимал ресторан с романтическим названием «Годзилла».

Красные стены и черный подсвеченный потолок, разномастные столики, кислотная музыка и технодизайн. По стенам – контурный рисунок первобытных растений и небоскребов с вылезающими из-за них динозаврами. Фотографии из культового фильма. На первый взгляд место казалось стильным, но, проторчав здесь полный рабочий день, нормальный человек чувствовал, что съезжает с катушек.

«Годзилла» представляла собой не один, а сеть ресторанчиков, которые располагались неподалеку от престижных вузов. Такова была маркетинговая стратегия, и она оправдывалась. Студенты-мажоры стаями забегали сюда в обед, а по вечерам дым стоял коромыслом и от мелькания цветных софитов болели глаза.

Коллектив в «Годзилле» был молодой, все говорили друг другу «ты», и взрослого человека это, понятно, задевало. Но то был принцип, заимствованный у западных компаний. Когда на черном лимузине приезжал толстый волосатый хозяин всех «Годзилл» для обхода своих владений, к нему тоже обращались на «ты».