Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина

– Ну конечно. Я и не думаю.

– Я тебе сделал предложение. В здравом уме и это, как его... в твердой памяти. Я не отказываюсь.

– Ну и хорошо.

Ведро оттягивало Беате руку, но если его поставить на пол, то дедушка воспримет это как приглашение к долгой беседе.

– Ты не ответила. Не отвечай, подумай. Ты молодая. А я... Мое предложение остается в силе. И пойми, что я... всерьез!

– Спасибо, Иван Федорович! – от души сказала Беата. Она хлопнула на пол ведро – черт с ним! – и поцеловала старика в щеку, разведя в стороны руки в резиновых перчатках.

«Я поцеловала его не из жалости, честное слово. Я его поцеловала за ту бедную девушку-уборщицу, которой он сделал это глупое предложение. В твердой памяти, с ума сойти! И всерьез!..»

С того момента Иван Федорович относился к ней с особой предупредительной нежностью и многозначительно кивал, когда она проходила по коридору.

– Что-то ты устало выглядишь, лапушка, – сказал он ей в тот день, когда Беата заменяла Марью Трофимовну. – Что?.. Они тебя два этажа мыть заставляют? Да я им сейчас покажу! Мою невесту эксплуатировать!

Беата еле уговорила его не ходить скандалить к старшей сестре.

Но несколько дней удвоения коридорно-сортирного ВВП действительно ее доконали. Спина ныла так, что уже никакой массаж ее не спас бы, да и не до массажа ей было. Она стала плохо спать, под глазами появились синие круги, лицо осунулось. Беата в отчаянии прибегла к испытанному «Perfectionist» от Estee Lauder и любимому тональному спрею, но чуда не произошло. Тяжелая работа убивает красоту, думала она, глядя на свою серую физиономию в боковом зеркальце «Ауди». И красоту, и молодость, и любовь... Все убивает.

Зима никак не начиналась, снег выпадал пару раз и тут же боязливо таял, превращаясь в грязную слякоть. Народ и без того пребывал в неизбежной осенней депрессии, а тут еще нивы сжаты, рощи голы – в общем, унылая пора.

Беата ползла на работу в пробках, и ей хотелось хныкать, как маленькой. До сих пор никаких перспективных знакомств в пансионате она не завела. Родственники не особенно баловали стариков посещениями, а уж мужчины репродуктивного возраста появлялись там совсем редко. И на кудрявую уборщицу в изящно приталенном халате они не обращали никакого внимания, стремясь поскорее завершить свой визит вежливости. А это значит, что она еще долго будет таскаться по этажам с тяжелыми ведрами, возиться в грязной воде, дышать запахом унитазов и несвежего белья – и никакого просвета в этом не предвидится. Разве что представить Ивана Федоровича как ту самую достойную партию, за которой ее и послали на задание. Но это будет равносильно отступлению, капитуляции, а отступать Беата Новак не умеет. Она пойдет до конца... даже если это конец ее жизни.

На одну минуту Беата представила себе, что так будет всегда – тряпки, ведра, мрачная осень, – как будто заглянула в глухой колодец. Но ведь люди так и живут, хотя это немыслимо. День за днем однообразная работа, нищета и болезни. Потому девушки и мечтают встретить принца, который увезет их из этого кошмара на белом коне. Хотя бы скупого рыцаря. Но не встречают никого и постепенно теряют надежду, превращаются в баб, которые собираются своими скучными компаниями в обеденный перерыв и усмехаются: «Где уж нам уж выйти замуж...»

Если жизнь такая, то лучше повеситься. Почему не кончают с собой миллионы уборщиц, санитарок, продавщиц – совершенно не понятно. Она, Беата, этого бы не вынесла. Ее держит только то, что она здесь понарошку, временно.

«А это выход!» – вдруг поняла Беата. Когда совсем плохо и просвета не видно, надо помнить, что это временно. Жизнь очень длинная, и в ней столько всего, что и представить себе невозможно, – ни один дамский писатель не сочинит. Каждый день повторяй себе: за углом меня ждет удача! И она тебя обязательно дождется. А в скучных буднях есть свои мелкие радости. Например, забавные тетки, с которыми она пьет чай. И чудный старик Иван Федорович. Она уже давно с ним не гуляла, а это безобразие, надо сегодня выбраться обязательно, пусть даже в темноте, под вечер...

Она опоздала, но влетела на свой этаж окрыленная.

– Здравствуйте, Изабелла Нодаровна! Здравствуйте, Елизавета Петровна!

Она уже знает почти всех старушек и единственная из всего персонала говорит им «вы». Почему-то в доме престарелых с людьми обращаются, как с малышами в детском саду: «Лида, иди сюда. Садись за стол. Бери ложку. Почему ты не ешь? Смотри, какая вкусная каша!» А ведь они еще не выжили из ума, и хамоватые санитарки годятся им во внучки.

– Здравствуйте, Лидия Васильевна!

Старушек, понятно, больше, чем стариков, но старики задают тон. Один из них, Давид Захарович, узнал ее, вспомнил передачу «Лицом к лицу», вот только имя забыл. Тоже бывший фронтовик, контрразведчик, от такого не укроешься. Чуть не расколол Беату.

А старушки ничего не помнят, некоторые каждый раз заново спрашивают:

– А как вас зовут?

Другие одергивают:

– Беата ее зовут, как будто не знаешь. Здравствуй, Беаточка!

Но сейчас старушки только вяло кивают. Видно, и на них давит осенняя депрессия.

Беата сразу отправилась к Ивану Федоровичу в люкс, в конце этажа. Пусть посмотрит на нее еще без халата, раскрасневшуюся от ветра и ходьбы, порадуется, какая у него красивая «невеста». Он всегда радовался, когда она заходила к нему в своей обычной одежде, как будто на свидание.

В люксе было пусто. «Вышел куда-нибудь, – подумала Беата, но у нее почему-то защемило сердце. Что-то не так... Кровать! Она стояла голая, без белья, неприлично темнея полосатым матрасом. И тумбочка – на ней не было ни газет, ни лекарств, ни мандаринов, которые Иван Федорович приносил с обеда и жевал по дольке целый день.

Беата распахнула шкаф. Костюмы висели на месте, поблескивали медали. От того, в котором они ходили в ресторан, исходил слабый запах табака – в «Метрополе» безбожно курили.

Беата вышла. Старушки стояли у своих палат и смотрели на нее сочувственно. Почему-то это напоминало сцену из военного фильма, когда почтальон несет в дом похоронку, а соседи молча стоят у своих ворот, провожая его глазами.

Она все поняла. Не пошла даже выяснять к старшей сестре. Закрылась в подсобке, уткнулась в выстиранный халат и заплакала.

Вечером она плакала дома. Татка, услышав в телефоне странные звуки, примчалась испуганная.

– Тебе надо немедленно оттуда уходить! Немедленно! Это же дом престарелых, там все время кто-то умирает. А ты так близко к сердцу...

Она притащила фондюшницу, хотя у Беаты была своя. Но для утешительного рецепта необходимо было две. Когда у человека настоящее горе, легкомысленный глёг уже не поможет. Надо готовить любимую еду, которая вернет радость жизни.

Вариант такой еды – фондю, горячее, жирное, праздничное. А еще фондю едят вместе из одной миски, это подразумевает общение, а общаясь, вы делите с другими свою боль.

Вообще, поминки, траурные трапезы – это великое дело. Беата много раз убеждалась, насколько мудрые способы находит народ, чтобы скрасить горе.

Однажды она ездила по Киргизии с японскими журналистами. В одном доме, в горной деревне, для них накрыли щедрый стол. Хозяин улыбался и легкими движениями показывал своим домашним, что еще поднести гостям.

Проводник-киргиз наклонился к Беате.

– У него сестра погибла в аварии, – сказал он. – Ему только что сообщили. Я слышал.

– Кушайте, кушайте, пожалуйста, – улыбнулся хозяин, поймав ее взгляд. – Угощайтесь.

«Мы так не умеем, – подумала тогда Беата. – Я бы не смогла».

– Ты сможешь. Куда ты денешься. Ты журналист, должна иметь холодную голову и, как там, горячую руку.

Татка энергично крутилась между двумя фондюшницами. В том, чтобы бороться с чужими проблемами, ей не было равных.

Фокус состоял в том, чтобы сделать сразу два фондю – сырное и шоколадное. Перед таким праздником жизни ни одна хандра не устоит.

В шоколадное фондю макают кусочки фруктов. А в сырное, вместо скучных калорийных сухариков, – ломтики постного бекона, сельдерея, помидоров и слабосоленой семги. Причем семгу – это был их собственный фирменный рецепт – предварительно замораживали в морозильнике до хрустящего состояния.

Замороженная рыба с кипящим сыром? Ну и что? Татка с Беатой и гляссе пили не как все, а опускали в горячий кофе ложечку мороженого и тут же отправляли ее в рот.

Еще к утешительному рецепту

Если под рукой нет фондюшницы, можно просто сварить спагетти с овощами, щедро засыпать их тертым сыром и добавить охлажденной красной рыбки. Утешительный эффект сохраняется, главное, чтобы спагетти были горячими. А шоколад тогда можно есть отдельно.

Вы заметили, что семга или другая красная соленая рыбка так или иначе присутствует во всех вариантах? Это не случайно. Трудно найти продукт более жизнерадостного цвета, более всего напоминающего восход солнца и начало нового, ясного дня. Разве что тыква... Но вот и она – для тех, кто боится спагетти и вообще мучного.