Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

Оказывается, не раз приглашали саперов, они разминировали, делали вроде все тщательно, сдавали по акту расчищенные поля, а выходили на них трактора — и подрывались. Постепенно заросли те гиблые места кустарником, жители обходили их стороной — пластмассовую мину время не берет. В кустарнике расплодились дикие свиньи, их не трогали, только иногда раздавались взрывы — свиньи перепахивали почву.

Пластмассы, конечно, стареют, но уж больно медленно, не стареет начинка баночек. Опасность сохраняется.

Игорь, помнивший расположение минных полей, подошел к Бол таксу, боевому своему командиру полка, посоветоваться. Решили сходить на тот НП. Пошли Игорь, Башкирцева, ее дочка, несколько однополчан-ветеранов, кое-кто из краеведов. Нашли полуразрушенную землянку НП, оплывшие окопы, а потом по еле приметным даже для Игоря признакам двинулись туда, куда ползли в последний для Сбитнееа поиск. Дальше через густые заросли разросшегося кустарника. Еще, еще немного вперед, поляна. И вдруг как удар пули в грудь! Игорь увидел в молодой майской траве останки — скелет, истлевшие ватник, металлические детали автомата впереди снесенного наполовину черепа — Сбитнев, Николай! Какие-то полметра, и, может быть, тут лежал бы он, Игорь, а пришел бы ты, Николай… Хранитель бесшумно поприветствовал Игоря крылышком из кустов, опушенных первыми зелеными листочками.

Забыв о присутствующих рядом, Игорь, сняв фуражку, застыл молча над этим свидетельством далеких событий, но таких свежих в памяти. В душу снова впилось чувство неизбывной вины перед погибшим. Полметра на тропе, сантиметр, не прощупанный шомполом, и здесь, с ними, был бы Николай, если бы дошагал до Победы… Еще раз прощаясь с павшим, душа просила у него прощения. За что? За безумие войны? За то, что не пустил в группу захвата? За то, что сам остался живым? Много смертей повидал Игорь за войну, но далеко не каждая оставляет шрам на душе. Увернуться от судьбы еще не удавалось никому.

Ну а дальше — появились краеведы, успевшие сбегать в город, за цветами, любительские фотографии, до сих пор лежащие в личном архиве Игоря. Соседняя воинская часть помогла вывезти останки разведчика на бронетранспортере, потом торжественное захоронение на братском кладбище в городе, цветы на свежей могиле, где через двадцать с лишним лет останки обрели упокоение. Жива ли матушка погибшего? Как сообщить ей?

Нейтралка

Январь сорок четвертого, и Северо-Западный фронт, преобразованный во Второй Прибалтийский, ожил. Была прорвана блокада Ленинграда. Волховский и Ленинградский фронты предприняли наступление. Все ждали перемен, понимая, что со дня на день может начаться массовый отход противника. От Старой Руссы, Новгорода немцы уже отошли с боями на новые рубежи. Но! Когда в первой декаде февраля 44-го немцы ушли из Старой Руссы, наши обнаружили это только на третьи сутки. Последовали грозные последствия, вплоть до расстрелов. И не дай бог было упустить немцев из-под Холма! Тем не менее настроение у всех менялось. Вперед! Вперед!

И вдруг… В десятых числах февраля командир третьего батальона, занимавшего левый фланг, доложил командиру полка, что перед ним нет противника. Чертовщина! Болтакс отрядил Игоря проверить донесение. С отделением разведки батальона проделали проходы в минных полях и днем спокойно прошли в немецкие окопы. В окопах — пусто, дно их чисто подметено, стреляные гильзы собраны в аккуратные кучки. Ну, дают! В землянках все опрятно, но ни людей, ни вещей, ни боеприпасов тем более. Ушли? Совсем? Упустили отход?

Вернулись в полк, доложили обстановку. Ранним утром приказ — батальону продвинуться в переднюю линию окопов противника. Батальон свернулся в походную колонну и через проделанные проходы в заграждениях втянулся в первую линию окопов, а затем и во вторую. Комбат доложил, что противника так и не видно. Решено было втянуться туда и всему полку, тем более что на участках справа и слева немцы были, но никак не реагировали на движение. Режим огня был обычный, как всегда.

Полк начал входить в прорыв, вошел уже и второй батальон, начал движение штаб полка, и вот тут-то началось! В четыре часа дня немцы атаковали с флангов, да не как-нибудь, а с танками и бронетранспортерами. Оставшиеся вне прорыва батальон и полковая артиллерия рванулись на помощь атакованным, штабу. Всю ночь творилось черт знает что, удалось все же вынести знамя полка, канцелярию штаба. Но около четырехсот человек головы сложили — жестокая потеря. Почти двое суток ушло на заделывание брешей в своем переднем крае. Танки и бронетранспортеры были столь неожиданными, что того и гляди можно было ждать новых сюрпризов и контрмер. Немцы обороняли «крепость Холм» по приказу Гитлера!

Кто виноват? Разведка?! Плохо разобралась с донесением комбата! Но разведчики взяли нескольких пленных, в том числе офицера, который показал, что «мешок» был задуман для того, чтобы обескровить русских, оставить их без сил для преследования в предстоящем массовом отходе.

Земляк, москвич, старший лейтенант Усиевич, работавший в дивизионном трибунале, успел предупредить Игоря: «На тебя тут дело заводится!».

Через командира полка официально передали приказ явиться Бескину для допроса в трибунал. Болтакс, прекрасно понимая ситуацию, в том числе и свою оплошность, сказал, что старший лейтенант Бескин на НП на нейтралке, выйти оттуда невозможно, прижимает огнем противник, а в связи с большими потерями среди разведчиков отозвать людей с НП он не может. Игорю приказ был короче:

— Немедленно на нейтралку, и не показываться!

Несколько суток отсиживался Игорь на НП, офицеры из трибунала ежедневно наведывались в штаб полка для допроса, но на нейтралку вылезать не решались, хотя Игорь их туда приглашал, подначивал. Командир третьего батальона, которого так же «подловили» немцы, и виновный не менее Игоря, делал все возможное: прикрывал его огоньком и от немцев и от своих, присылал с посыльным поесть-согреться, свои-то все проходы знали. А сидение на нейтралке затягивалось.

На фронте людей можно было разделить на две категории. Одни стремились зацепиться где-то в тылу, вне зоны обстрелов, в любом качестве, в любом месте. Попав все-таки на фронт, и тут цеплялись за тыловые подразделения, сторонясь передовой, как черт ладана. Такие люди забывали одну простую истину — все предопределено, и если тебе предназначен снаряд или бомба, то найдут они тебя и в самом глубоком тылу, и будет это называться шальной снаряд, шальная бомба, а то и просто кирпич на голову с крыши. Бойся — не бойся, от своего не уйти!

Вторая категория — это те, что стремились на передовую и искренне, сердцем рвались защитить тех, кто нуждался в защите. Душе на передовой было свободнее, чище — подальше от начальства, от бытовой суетни прифронтового существования. Лицом к лицу с опасностью для таких людей — самая надежная, безопасная позиция: все видно, можно и увернуться. Особо унизительно для таких людей — сидеть пескарем в щели и дрожать.