Правда фронтового разведчика - Татьяна Алексеева-Бескина

У капитана под ватником разрывная пуля оставила только небольшую царапину, но контузила позвоночник, спинной мозг. Отнялась нижняя часть тела — ноги, мочевой пузырь и прочее, ранение было непростым. К своим его вытащили, сдали медикам. Из госпиталя от него пришла срочная записка — необходимы задокументированные данные об обстоятельствах ранения, тем более что при отправке из полка, чтобы снять боль, подбодрить, дали раненому хлебнуть спирту. В госпитале заявили, что. может, это и не ранение вовсе, а по пьянке в драке ему оглоблей заехали. Бывали и такие «медики». Пришлось писать акты, срочно выручать однополчанина.

М. Сцевола — Н. Мацина

Пару недель Игорь совмещал в одном лице начальника разведки полка, командира взвода разведки и полкового переводчика, причем не в самый спокойный период жизни полка.

К концу января — началу февраля, когда полк освоился на новом месте, осмотрелись и разведчики. Удалось выследить одно место, где часовой ходил в окопе неполного профиля — по пояс. Такой путь был у него на расстоянии метров двадцати. Решили не упускать возможности и взять «языка». Игорь был в группе обеспечения, которая проделывает проход в заграждениях и минных полях, а потом, пропустив группу захвата, рассредоточивается по сторонам, обеспечивая возвращение группы захвата, и прикрывает отход, если немцы ринутся выручать своего, восстанавливает заграждения, ставит мины — на нашей уже стороне. Старшим группы захвата был сержант Николай Мацина, давно воевавший в полку, в разведке. Все были в белых маскхалатах, автоматы обмотаны бинтами, даже оправу очков Игорь в таких случаях обмазывал зубной пастой.

Ночь выдалась на редкость лунная, тихая, морозная. Группа Мацины ползла аккуратно, бесшумно и передвигалась только тогда, когда немецкий часовой поворачивался спиной к ним. Пять человек группы захвата подползли к окопу уже метров на двадцать, Игорь со своей группой находился от них метрах в тридцати. Когда немец поворачивался в их сторону, все замирали, опускали головы пониже и старались сдерживать дыхание, чтобы даже парок изо рта не выдал случайно, но все же немцу что-то почудилось, он остановился, насторожился, чувствуется — занервничал. Постоял-постоял, вглядываясь в белое освещенное луной пространство, даже наклонился, приглядываясь к сугробам впереди. Что там? Только ли сугробы? Присел, прислушиваясь, наконец, снял карабин с плеча и на всякий случай пальнул по сугробу перед окопом. Пуля свистнула сквозь сугроб, снег вспорхнул, часовой успокоился, вскинул обратно карабин на плечо, спокойно зашагал. В этот момент на него и набросились: на голову мешок из-под муки — испытанный прием, пленный уже и не вскрикнет. Потащили. Все вроде благополучно, бесшумно завершилось, проход закрыли, отползли.

Пальнул-то немец не по сугробу, а прямо в Мацину, пуля прошила ему плечо навылет. Он не только не пошевелился, даже не вскрикнул. Знал, что иначе гибель всей группе, да и всему отряду, участвовавшему в операции. Это было его двенадцатое ранение.

В землянке, куда наконец привели немца, пришедшего в себя, Игорь занялся допросом. После обязательной официальной, так сказать, части, как бывает, завязывается разговор. Немец — учитель древней истории, по сути, штатский человек, — удивлялся, как это он так опростоволосился. Ему рассказали о сугробе — Мацине. Немец был потрясен.

— Я всегда рассказывал своим ученикам о мужестве, приводя в пример Муция Сцеволу — древнего римлянина! Но подобное мужество тут, сегодня! Непостижимо, невероятно! Это для меня откровение!

Люди в разведке попадались необыкновенные по мужеству, надежности, чувству долга. Отбор в разведку был задачей не из простых. Во-первых, разведка — дело рисковое, требующее как минимум смелости и как максимум авантюрности склада характера, но и то и другое выявляется только в деле. Во-вторых, существовало негласное указание не брать в разведку украинцев, белорусов и всех, у кого родные, близкие остались на оккупированной территории: списки разведчиков просматривались смершевцами. А в-третьих, подберешь людей ненадежных — подставишь под удар и себя, и своих разведчиков. Недаром в царской армии в Первую мировую разведчиков называли «охотники» — в разведку шли только добровольцы и вели именно охоту на «языков», на сведения о противнике. Перед строем солдат — прибывшего пополнения — Игорь, отбирая в разведку, даже не глядел на тех, кто стоял в последней шеренге или прятал глаза. Но иногда приходилось и агитировать в разведку. Аргументами выступали такие «льготы», как вдоволь спирту-водки, хорошее обмундирование, питание с комендантской кухни, отдельное жилье неподалеку от штаба полка. Действовало, в разведку шли люди особого склада.

Полметра и сантиметр

У разведчика — жизнь особая. У стрелка в пехоте есть враг, есть стычка, бой. атака. В разведке — все ожидание. Всегда выслеживание, охота. Результат — позднее. Сутками лежать на подслушивании: вот залаяла собака, а раньше ее не было, послышалось ржание — кони появились, к чему бы это? Пушки ли перетаскивают или еще что? Сутками выбирать место, где можно выйти в тыл или взять — языка». Выходить за линию фронта. И непрерывное балансирование, все время на лезвии ножа. Везение в разведке — это от бога и от природного умения вписаться в ситуацию, найти единственный верный ход в игре «жизнь-смерть».

Теперь Игорь, которому присвоили звание старшего лейтенанта, был назначен начальником разведки полка. Командир полка подполковник Болтакс разрешил подобрать нового командира взвода пешей разведки из числа командиров стрелковых взводов. Командовать взводом разведчиков сам попросился лейтенант Сбитнев, ровесник начальника разведки, а может быть, и помоложе…

Николай Сбитнев родом был из Иркутска, подростком с начала войны — промышлял», используя сноровку сибиряка, — научился на железнодорожной станции, рядом с которой жил. определять по звуку, постучав по вагону, наличие в нем банок с мясной тушенкой. Зачастую это удавалось. С такими же лихими железнодорожниками отгоняли вагон в тупик растаскивали по домам такую вкусную лендлизовскую тушенку. Попались они по-смешному. Вместо тушенки в вагоне оказались банки с пушечной смазкой, такой груз охранялся. Короче, Николая судили — дали восемь лет, но заменили отправкой на фронт в штрафной батальон. В боях Николай отличился, был ранен, оправдан, на фронтовых курсах получил воинское звание лейтенанта и прибыл в наш 312-й полк командиром стрелкового взвода. Был крепок физически, вынослив, метко стрелял, а главное — по-человечески был надежен.