В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов

последний заверял в готовности Франции пойти во всем навстречу, что касается борьбы с большевизмом. Письма были действительно весьма дружеского содержания и неизменно начинались: «Моп cher general».

Далее генерал, под условием строжайшей тайны, сообщил, что «союзники» обещали ему помочь в создании добровольческой армии в 200 000 человек из русских военнопленных в Германии. Содержание и обеспечение всем необходимым этой армии «союзники» брали на себя и, кроме того, обещали свое всесильное содействие при организационной работе и в деле транспорта на ближайший большевистский фронт.

На возражения ротмистра и его указания на поведение англичан в Либаве генерал ответил, что это недоразумение, происшедшее из-за того, что не было достаточно доверия к командному составу Северной армии, созданной при содействии германцев.

В данном же случае все руководство формированием армии будет в его генерала Потоцкого руках и потому о затруднениях не может быть речи, так как он пользуется полным доверием «союзников».

Ротмистр ответил, что если на деле действительно все окажется, как это предполагает генерал, то ничего лучшего желать нельзя, и он готов поэтому, оставив вопрос об ориентациях в стороне, работать совместно для приведения всего плана в исполнение.

По его мнению, необходимо было немедленно установить полную связь с добровольческими группами в Прибалтийском крае, и он предложил для выполнения этой задачи свои услуги.

Генерал Потоцкий согласился на поездку ротмистра (без расхода от казны) в Либаву и, если будет возможно, то в Эстляндию и Финляндию, и дал ему следующие задания: 1) выяснить общее положение в Прибалтийском крае и, в частности, в новообразовавшихся республиках Эстонии и Латвии; 2) подробно ознакомиться с состоянием обеих русских добровольческих групп в Ревеле и Либаве и с отношением к ним англичан; 3) посвятить начальников в планы на будущее; 4) организовать связь.

Вскоре после этого ротмистр фон Розенберг вместе с лейб-гвардии Артиллерийской бригады полковником фон дер Ховеном выехал из Берлина в Либаву. Вот как он сам описывает это путешествие в своих частных воспоминаниях:

«4 февраля в 9 час. вечера я выехал по поручению генерала Потоцкого в гор. Либаву, чтобы там на месте собрать все сведения о положении в Прибалтийском Крае вообще. Вместе со мною поехал полковникфон дер-Ховен.

Эта поездка очень интересовала меня, так как давала мне возможность подробно узнать о судьбе Северной армии, с которой я чувствовал себя духовно связанным и устройство будущего которой я считал своим нравственным долгом.

В Берлине на вокзале было много народу, стремившегося куда-то уехать – картина хорошо мне знакомая и вообще всем нам русским. Мы ее могли наблюдать у себя на Родине с момента начала революции – и у нас все желали уехать, рассчитывая в других местах найти лучшее и потому все железные дороги были непомерно перегружены. И здесь солдаты также бесцеремонно лезли в вагоны всех классов, побуждаемые единственным желанием поскорее вернуться домой и забывая обо всем другом. Серые шинели также преобладали в толпе и эти фигуры также неприязненно встречались взглядами окружающих. И тут солдат, бывший во время войны самым дорогим для истинного патриота, с момента революции, потеряв свой воинский вид, начал приобретать всеобщую ненависть.

Ехать пришлось в 3-м классе, хотя билеты у нас были взяты 2. В вагоне было душно и сильно накурено.

Просидевши всю ночь, к 10 час. утра 5 февраля прибыли в Кенигсберг и около 12 час. дня в Инстербург, где пересели в другой поезд. Пересадка прошла благополучно и мы снова получили места, но попали в не отопленный вагон и потому пришлось, чтобы не замерзнуть топать ногами и заниматься гимнастикой.

В этом милом занятии провели время до прибытия в Мемель, где снова пришлось пересесть в другой поезд, причем этот последний был нечто ужасное. Окна в вагонах почти все выбиты и завешаны тряпками; сиденья грязные, а во втором классе сукно ободрано. В таком отвратительном виде отбыли из Мемеля в 5 час. дня и с этого момента начались наши действительные мучения: холодно, как в поле, вагон полон жидами-спекулянтами. Не раз наши мысли возвращались к революции и ее прелестям в виде грязи, хамства и полного беспорядка. Неужели в культурных странах свобода должна пониматься, как безнаказанность, равенство, как равнение на худшее и братство, как символ хамства.

На границе нас продержали три часа и только в 9 час. вечера поезд двинулся дальше. Эта задержка была для нас совершенно непонятна, так как таможенный осмотр был весьма поверхностный и занял не более получаса, а затем наш поезд начал свистеть, маневрировать по заржавленным рельсам запасных путей, толкать вагоны и вообще проделывать весьма загадочные манипуляции.

На следующей станции повторилась та же история и так до самой Либавы, куда мы прибыли в 2 час. утра, пройдя, таким образом, расстояние в 120 километров в 13 часов – надо сознаться, что скорость довольно умеренная. Объясняли нам подобное движение тем, что ночью было небезопасно и были случаи нападения на поезд местных большевиков, которые, кроме того, неоднократно пробовали испортить железнодорожный путь.

Измучились мы конечно сильно и замерзли основательно, а потому по прибытии в Либаву в гостиницу «Петербург» заснули там мертвым сном до 10 час. утра.

Пробудившись пошли в местное германское военное командование, где нас встретили старые знакомые германские офицеры, которые с удовольствием поделились с нами своими сведениями.

В общем положение на фронте вокруг Либавы было серьезное и представлялось в таком виде: на севере большевики 1 февраля заняли кавалерийским отрядом в 300 коней гор. Виндаву и затем продвинулись оттуда в направлении на Ливабу, от которой в настоящий момент находились в 30 километрах; на западе большевиками была занята станция Муравьево, а южнее их части появлялись в разных местах приблизительно в 25-ти километрах от железнодорожной линии Прескульн – Скундия.

Оборона Либавы велась весьма разнообразными по национальности войсками, которые можно было разделить на 4 основные группы: 1) германские добровольческие части; 2) прибалтийский ландесвер; 3) русский добровольческий отряд ротмистра князя Ливена; 4) латышский добровольческий отряд полковника Баллода.

Все эти войска были объединены германским военным командованием в Либаве и в оперативном отношении подчинялись его штабу. В хозяйственном же и казарменном отношении были более или менее самостоятельными.

Наиболее устойчивыми в бою были части прибалтийского ландесвера и русский отряд, затем германские и последними латышские. Такого рода классификация была понятна, так как ландесвер и русский отряд имели в своем составе прибалтийских уроженцев, главным образом дворян, которые защищали свои родные гнезда и которым большевики несли смерть. Германские части были деморализованы революцией и будировались своими советами, что же касается латышей, то у них было национальное тяготение к большевикам.

Командира русского отряда ротмистра князя Ливена мне повидать не пришлось, так как он находился на фронте и притом в постоянном передвижении. Главным его помощником по организации отряда был князь Кропоткин, который, узнав о