Юго-Восточная Азия в XIII – XVI веках - Эдуард Берзин

Практически одновременно на рассвете 26 мая 1293 г. яванские повстанцы внезапно атаковали агрессоров в Дахе и во всех провинциальных центрах, где были расположены оккупационные войска. Речные суда флотилии адмирала, расположенные на р. Брантас, были сожжены. 31 мая 1293 г. остатки мон-голо-китайской армии погрузились на морские суда в устье Брантаса и поспешно отплыли в сторону Китая, куда и прибыли 8 августа 1293 г. [100, с. 200–201; 249, с. 69–73].

Престарелый генерал Гао Син, непроворный в сражениях, но ловкий в сочинении рапортов, сумел опередить своих коллег по командованию и представил Хубилаю донесение, в котором излагал свою версию событий и, обеляя себя, обвинил во всех неудачах Ши Би и Икшмиша. В частности, он сообщал, что когда он вернулся после погони в горах за ведшим партизанскую войну сыном Джайякатванга Силапати (очевидно, Сена-пати), которого удалось, наконец, взять в плен, «… Ши Би и Икшмиш уже разрешили Тухан Биджайе (Виджайе. — Э. Б.) вернуться в его землю в сопровождении эскорта императорской армии, с тем, чтобы он собрал там дань. Гао Син, — пишет о себе в третьем лице автор рапорта, — совершенно не одобрял этого. И, действительно, Тухан Биджайя убил людей, посланных с ним, и поднял восстание. Он собрал большое число воинов, чтобы атаковать императорскую армию, но Гао Син и другие храбро сразились с ним и отбросили его назад. Потом они убили Джайякатванга и его сына и вернулись в Китай» [249, с. 70].

Хубилай сурово наказал Ши Би и Икшмиша за то, что они упустили Виджайю, а Гао Сина наградил за то, что он успел вывезти с Явы захваченную в Дахе казну (свыше 500 тыс. таэ-лей серебра и множество других трофеев) [249, с. 70].

Но если бы император узнал правду об отступлении с Явы, даже Гао Син вряд ли получил бы награду. В отчете Гао Сина потери монголо-китайских войск оцениваются всего в 3 тыс. человек, а отступление к морю называется организованным и даже победоносным. Но его разоблачает хронология событий. Атака яванцев на Даху началась 26 мая, а 31 мая монголо-китайские отряды отплыли с Явы. Речной флог их был уничтожен. Получается, что китайским войскам в Дахе, чтобы добраться до моря, надо было за пять дней преодолеть с боями более 150 км по плохим лесным дорогам, где их на каждом шагу ожидали засады. Это совершенно нереально. Судьба мелких китайских подразделений, разбросанных по провинциям, еще более очевидна. Фактически дело обстояло, видимо, так. Узнав о всеобщем восстании, монголо-китайское командование, находившееся в тот момент в приморском укрепленном лагере Чанг-гу, поспешно погрузилось на суда вместе с гарнизоном лагеря и отплыло, бросив все остальные войска на произвол судьбы.

Между тем 10 июня 1293 г. на Восточную Яву вернулась посланная Кертанагарой на Суматру армия Махисы Анабранга. Вывод войск из западной Индонезии привел к потере этих районов для Сингасари, зато военный потенциал Виджайи сильно повысился, и Хубнлай больше не решался нападать на Яву.

Глава 13

СТАНОВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВА МАДЖАПАХИТ

Несколько месяцев спустя после изгнания монголо-китайских войск, 21 ноября 1293 г. состоялась торжественная коронация Виджайи. Он принял тронное имя Кертараджаса Джайя-вардхана. Хотя в отличие от Кертанагары он был прямым потомком Кен Ангрока, ему все же пришлось подкрепить свои права на трон браком с четырьмя дочерьми Кертанагары. Принятое им тронное имя также подчеркивало преемственность власти от всех правителей Восточной Явы XII–XIII вв. Элемент «Керта» был явно заимствован из имени Кертанагары; элемент «Раджаса» был тронным именем Кен Ангрока (позднее, в 1305 г. Виджайя официально дал имя Раджаса основанной им династии) [249, с. 44]. Элемент «Джайя», по мнению голландского ученого Пижо, означал, что Виджайя по женской линии состоял в родстве с королями Кедири, поскольку в их имена обязательно входил этот элемент [227, т. IV, с. 136]. Элемент «Вардхана» Виджайя, по-видимому, заимствовал из имени Вишнувардханы, соправителя его деда, короля Нарасин-гамурти.

Власть Виджайи отнюдь не была абсолютной и охватывала гораздо меньшую территорию, чем власть Кертанагары. Все владения за пределами Восточной и Центральной Явы, кроме о-ва Мадура, по-видимому, были утрачены. О-в Бали отложился еще во время монголо-китайской агрессии. Западная Индонезия после вывода сингасарских войск была предоставлена сама себе, и, подвергаясь агрессии со стороны государства Сукотаи, вынуждена была обратиться за помощью к Юаньскому Китаю. В 1294 г., согласно китайским хроникам, в Пекин (Ханбалык) прибыли посольства из Нан-вон-ли (Ламури, Аче), Су-му-дула (Самудра, Пасей) и Малайю с данью и признанием императора Хубилая своим сюзереном [221, с. 59].

Прямым результатом этих посольств была грозная нота, которую Хубилай в 1295 г. направил сукотайскому королю Раме Камхенгу. В ней он запрещал Сукотаи продолжать войну против Малайю (подразумевая под этим всю Суматру) [272, с. 301]. Опасаясь вторжения с севера, из Юннани, монголо-китайских войск, Рама Камхенг был вынужден приостановить свое наступление на Суматру.

Тесные связи суматранских государств с Юаньским Китаем продолжались и в последующие десятилетия. В 1299, 1301 гг. Китай посетили посольства из Малайю; в 1309 г. два китайских посла прибыли в Самудру [221, с. 59, 89].

В конце XIII — начале XIV в. на Северной Суматре начинает распространяться мусульманство. Если в 1292 г. Марко Поло называет мусульманским только одно государство на этом острове, а именно Перлак, то в 1294 г. правитель Самудры Малик-уль-Салех заключает династический союз с правителем Перлака, вступив в брак с его дочерью. Судя по всему, именно этим годом следует датировать переход Самудры в ислам и принятие ее правителем мусульманского титула султан и мусульманского имени Малик-уль-Салех (прежнее его имя до нас не дошло) [221, с. 89]. Распространение мусульманства на Суматре именно в эти годы, возможно, также было вызвано суко-тайской агрессией, против которой северосуматранские государства объединялись под знаменем джихада. В то же время распространение ислама на Суматре способствовало культурному отчуждению этого острова от Явы, где в XIV в. еще господствовали буддизм и индуизм.

Власть правителя новорожденного государства Маджапахит по сравнению с предыдущим периодом была ограничена не только территориально. Виджайе пришлось фактически поделиться властью со своими соратниками, которые помогли ему захватить престол. Об этом можно судить по надписям начала его правления (надпись в Кудаду 1294 г. и надпись в Пананг-гунгане 1296 г.). Первым сановником с титулом главного советника короля стал, естественно, Вирараджа. Однако в 1294 г. Виджайя еще не отдал ему обещанные «полцарства». Сын Вирараджи Рангга Лаве получил пост министра государственной безопасности и одновременно удел в области Тубан[45]. Другой сын Вирараджи — Намби получил еще более высокий пост — первого министра Маджапахита. Шурин Вирараджи и дядя Рангга Лаве — Мпу Сора стал первым министром Дахи (Кедири) [249, с. 46–47].

Но это распределение власти, произведенное Виджайсй. недолго удовлетворяло награжденных. Скоро между ними началась борьба за передел добычи. Первым взбунтовался самый активный участник событий 1292–1293 гг. талантливый полководец Рангга Лаве. Сохранившийся в яванских источниках рассказ о его мятеже более напоминает нравы Западной Европы того времени, чем нравы «классической» азиатской деспотии. Недовольный тем, что пост первого министра достался не ему, а его сводному брату Намби, Рангга Лаве явился во дворец и в присутствии всех вельмож потребовал исправить «эту несправедливость». Он высказался без обиняков, заявив, что без поддержки Соры и его, Рангга Лаве, «государство рано или поздно рухнет» [249, с. 74]. Затем в кратких, но сильных выражениях Рангга Лаве охарактеризовал личность Намби: «Ты сам (король) хорошо помнишь, как он вел себя во время нашей борьбы. Он был глуп, слаб, труслив, беспомощен. Он не справился ни с одним делом. Короче говоря, он человек, лишенный храбрости и чувства собственного достоинства. Я уверен, что он погубит добрую репутацию государства и равным образом принизит твою репутацию. Я вызываю его на дуэль в любое время, в любом месте» [249, с. 74].

Придворные по-разному реагировали на эту речь. Глава шиваитской церкви стал уговаривать Рангга Лаве вести себя более благопристойно, а герой суматранской войны Махиса Анабранг попросту предложил ему начать военные действия против короля, тогда, мол, станет ясно, кто чего стоит. Рангга Лаве ничего на это не ответил и, не спросив разрешения у короля, в ярости покинул собрание. Выйдя в сад, он стал ждать, что Намби выйдет к нему на поединок. Между тем во дворце король стал совещаться с Сорой. Виджайя склонялся к тому, чтобы предоставить Рангга Лаве пост первого министра. Сора, однако, неожиданно воспротивился этому решению, хотя Ранг-га Лаве приходился ему родным племянником (по матери), а Намби ему родней не был. Видимо, бесцветная личность Намби гораздо больше устраивала его на таком важном посту, чем талантливый и честолюбивый Рангга Лаве. Его речь при этом тоже не отличалась большой почтительностью. Он сказал: «Ваше Величество, не делайте этого! Иначе нас, маджапахитских вельмож, обвинят в том, что мы боимся смерти. Не уступайте желаниям Лаве. Иначе вы потеряете наше уважение. Пора покончить с вашей симпатией к Лаве, ибо его поведение перешло всякие границы. Я уверен, что Лаве не одержит победы, пока на вашей стороне я и Махиса Анабранг» [249, с. 75].