КОКАИН - ПИТИГРИЛЛИ

Тито ясно написал: «лишаю себя жизни». И лишил себя жизни из за нее.

В первый раз в своей жизни Мод почувствовала угрызение совести.

– Если бы я была более верной или делала вид, что верна ему, то…

– Не думайте об этом – успокаивал ее Ночера. – Угрызение совести самая бесполезная вещь. Лучше идите домой и ложитесь спать. С похоронами я сам все устрою.

Мод поцеловалз ещераз лоб Тито, подмазала кармином губы и пошла к себе домой, туда, где она проводила детские годы, и где пахло едой.

Из уважение к ее горю отец деликатно спросил, какой костюм лучше всего надеть на похороны.

175

В доме умершего появились полицейский нрач и священник; врач сейчас же ушел, а священник ставался с полчаса.

– Мой бедный друг был атеистом – заявил Ночера.

– Нет никакой необходимости, чтобы покойный был веруюшим – обяснил священник. – Довльно, чтобы верующими были оставшиеся.

Начались длинные подсчеты на священников, певчих, свечи, ковры и т.д.

После священника началась та же история с похоронной процессией, гробовщиком и музыкантами. Наконец принесли гроб. Ночера извлек желтую пжаму и облачил покойного согласно его желанию.

Траурная процессие двинулась: музыканты, монахи и монахини, духовенство, а затем гроб. За грбом Мод, Ночера, отец Мод в пальто покойного, которое было точно на него сшито, и масса мужчин и женщин, которых Ночера никогда и не видел.

Не обошлось без обычных в таких случаях толков и пересудов: говорили о покойном и о Мод, судачили о причинах смерти и приписывали ее о Мод, кто какой-то катастрофе, а кто и тому другому. Истины во всем этом было столько же, олько и в диагнозе обоих врачей…

По окончании печальной церемонии Ночера проводил Мод до дому, открыл ей калитку и дал на выбор одну из урн с пеплом покойного.

– Все равно сказала она – и взяла первую попавшуюся.

Редко случается, чтобы наследство делилось так мирно.

Какой жалкой показалась Мод ее квартира, после того, как она привыкла к большим гостиницам и шикарным виллам современных крезов.

Только несколько недель, как она вернулась в Турин после своего последнего выступления в Сенегалии, чтобы удалиться от жизни и запереться в той бедной комнате, где она провела свою юность.

Тут она нашла старые открытки, пожелтевшие тетради, коробочки из- под конфет, старые ленточки. В памяти ее воскресли старые воспоминания: место, на котором Тито впервые поцеловал ее; обстановка, при которой произошло ее «падение» с человеком, о котором она почти ничего и не знала.

Ей показалось даже приятным запереться навсегда в этой комнате и жить и умереть среди воспоминаний. Тут она хотела остаться со своими угызениями совести, что не была Тито верной или не дала ему иллюзии верности. Но теперь она посвятит себя памяти о нем: Тито должен был быть п о с л е д н и м, как он и хотел.

Тяжелой утратой для нее был отезд Пьерины, которая получила беccрочный отпуск.

По комнате были раccтавлены сундуки с билетиками разных гостиниц и пароходов.

На столик, который должен был заменять письменный стол, она поставила карточку Тито и урну с его пеплом.

Этот серый порошок был Тито. Нога? Голова и рука? Два ребра и шея? Как знать, какие части пришлись на ее долю при дележе!

– Среди этих воспомиеаний – думала она я могу приготовиться к смерти.

177

Будучи в Париже, Пьетро Ночера не имел ни разу случая присмотреться ближе к Мод: если бы он увидел ее там среди настоящих парижанок, она показалась бы ему бедной провинциалкой.

Но, когда увидел ее в Турине, сразу заметил ту притягательную силу, которой обладают женщины, повидавшие свет. Преданность ее покойному тронула его: отсюда недалеко и до других чувств.

Однажды утром – три дня спустя после похорон – Мадлена пила утренний кофе у себя на балоне, когда ей подали письмо. Она быстро прочла его и написала карандашом на первом попавшемся под руки куске бумаги:

«Дорогой Ночера. Вы не любите меня. Вам только так кажется. Не пишите мне больше так, как сегодня. Никогда не буду ни вашей, ни кого- либо другого! Тито должен остаться последним»

Через день ей передали новое письмо от Ночера, который высказывал желание расцеловать ее прекрасное тело.

Она подошла к зеркалу, которое отражало ее всю, и ответила

«Дорогой Ночера. Я очень иохудела. Болыпе я не могу любить и не хочу, чтобы меня кто-либо любил. Последней моей любовью будет Тито которому я и останусь верной до гроба».

На следующий день она ждала письма, но его не было. Ждала два дня, три дня, и беспокойство охватило ее.

Почему Ночера не настаивал?

– Тебе письмо, Мадлена.

– Спасибо, папа.

Это было последнее восторженное пнсьмо от Ночера, который заклинал ее придти в один уединенный, поэтический домик. Он писал ей, что любит ее и не может без нее жить.

Мадлена задумалась на некоторое время, потом взяла бумагу и конверт, и спокойно, с очаровательной улыбкой написала: «В четыре буду у тебя. По-целуй меня».

Стала искать пропускную бумагу. Ее нигде не было. Не было и песку. Но на глаза ей попалась урна, в которой хранился серый порошок.

Мадлена взяла ее, посыпала свежие чернила и снова всыпала порошок в урну. Вложила весточку в конверт, отдала посыльному и на минуту задумалась: музыкальная пауза…

Прикусила верхнюю губу, чтобы придать ей более свежий вид, потом умело подвела обе губы кармином.

Нашла самый маленький ключик и открыла однн из чемоданов.

На душе у нее было легко и весело.

Напевая игривую песенку, она стала на колени и начала выбирать самые тонкие чулки, в которых нога выглядела голой.

Конец.

180